История Древнего Рима в биографиях

Штоль Г. В.

В то время как эти события совершались на востоке, в Риме и Италии свирепствовала гражданская война и обессиливала тех, кто должен был наказать царя Митридата. Только весной 87 г. Сулла с пятью легионами, около 30 тыс. человек, высадился у берегов Эпира, без денег и без единого военного корабля. Его средства для такой значительной и занимавшей такое большое пространство войны были, следовательно, крайне невелики; но он не падал духом и быстро двинулся на неприятеля, полагаясь на свое счастье. В Беотии он разбил Архелая и Афениона и затем завладел почти без сопротивления всем греческим материком, за исключением Афин и Пирея. Отделив небольшие отряды для защиты остальной страны от нападений неприятельского войска, он с главными силами своими расположился лагерем при Элевзисе и Мегаре, чтобы отсюда командовать Пелопоннесом и осадить Афины и Пирей.

В Афинах вскоре из-за осады начался голод и недостаток во всем; ели травы и злаки, произраставшие у крепостных стен; глотали сваренную кожу, вываривали пустые бутылки от масла для добывания остатков. При таком бедственном положении своих сограждан тиран Афенион предавался преступному разгулу; целыми днями кутил он и пировал; презрительно насмехался над другом и недругом; распорядился, за недостатком, масла, загасить священную лампаду богини Афины; верховной жрице, просившей у него полмеры пшеницы, он послал столько же перцу; членов магистрата и жрецов, моливших его сжалиться над городом, велел разгонять выстрелами из лука. После долгих колебаний он решился наконец вступить в переговоры и послал для этой цели некоторых из участников его попоек; но вместо того чтобы молить о пощаде города, они начали хвастаться деяниями афинян против персов. Сулла прервал их,

сказав: «Ступайте, глупцы, назад с вашими красивыми речами. Римляне послали меня в Афины не в школу ходить, а наказать отделившихся». Так как Афенион, хорошо зная предстоявшую ему судьбу, медлил со сдачей города, то Сулла 1 марта 86 г. предпринял штурм и завладел Афинами. Многие в отчаянии сами умерщвляли себя, ибо все думали, что Сулла беспощадно уничтожит строптивый город. Однако униженные мольбы двух изгнанных афинян, Мидия и Каллифона, и заступничество римских сенаторов в его лагере смягчили гнев Суллы, и он заявил, что пощадит многих из уважения к немногим живущим ради их великих покойников. Афенион был отравлен. Некоторое время спустя Сулла овладел также Пиреем и разрушил не только возведенные там важные для торговли и судоходства постройки, но и существовавшие там сильные укрепления и длинные стены, соединявшие порт с Афинами.

После падения Афин война перенесена была в Беотию. Таксил, полководец Митридата, выступил из Фракии и Македонии с 100 тыс. человек пехоты, 10 тыс. всадников и 90 запряженными четверкой боевыми колесницами и отозвал к себе Архелая, стоявшего со своим флотом при Мунихии у Пирея. Архелаю не очень хотелось оставить море и воевать с римлянами на суше; он советовал избегать сражения, затянуть войну и преградить неприятелю подвоз припасов. Если бы последовали его совету, то понтийские отряды в скором времени, быть может, были бы свидетелями приятного зрелища, как два отряда римского войска сразились бы между собой на греческой земле. Дело в том, что народная партия в Риме, после отъезда Суллы снова приобретшая господство, послала в Грецию против Митридата своего собственного полководца М. Валерия Флакка, назначенного консулом на место умершего Мария, между тем как Сулла был отрешен от должности и лишен покровительства закона. Приходилось, таким образом, ожидать враждебного столкновения этих двух противников и войск их, причем Сулла из-за недостатка денег и припасов должен был бы опасаться неповиновения и измены в среде своего собственного войска. Для него поэтому было как нельзя более кстати, что Таксил, вопреки совету Архелая, хотел действовать быстро. Сулла выступил против него в Беотию и дал ему и Архелаю, с войском втрое менее значительным, битву при Хероне, в которой одержал полную победу. От армии Митридата едва 10 тыс. человек спаслись в Халкиде на Эвбее, между тем как собственную потерю Сулла в своих записках оценивает, конечно, слишком низко, только в 12 человек.

Когда Сулла после битвы при Хероне направился в Фессалию навстречу войску Флакка, то получил известие, что новая армия царя, не уступающая прежней по численности, опустошает земли, лежащие в тылу его. Полководец Дорилай с флотом, в котором находилось 80 тыс. человек, и ристал к Халкиде и немедленно завладел оттуда Беотией. Он хотел заставить Суллу принять сражение; не обращая внимания на предостережение Архелая, он открыто высказывал, что в предшествовавшей битве многие тысячи погибли лишь вследствие измены. Сулла пошел назад в Беотию и при Орхомене наткнулся на войско неприятеля. Многочисленная азиатская конница с яростью ринулась па римскую пехоту; она заколебалась, и многие уже искали спасения в бегстве. Тогда Сулла соскочил с лошади, схватил знамя и прорвался к неприятелю сквозь ряды бегущих, восклицая: «Для меня, римляне, слава в том, чтобы умереть здесь; вы же, когда вас спросят, где вы изменили своему полководцу, скажите, что при Орхомене». После этого неприятель был отброшен и заперт в своем лагере, который на следующий день и был взят штурмом. Большая часть Митридатова войска пала под римским мечом или погибла в окрестных болотах; Архелай с немногими оставшимися спасся в Эвбее (85 г. до Р.Х.).

Греция была потеряна для Митридата; да и в Малой Азии положение его стало шатким. Жители Азии, которые сначала встречали его с ликованиями, как своего спасителя и освободителя, вскоре убедились, что иго деспотичного царя оказывается гораздо более тяжелым, чем власть римлян, и восстали во многих местах против войск Митридата. К этому теперь добавилась опасность со стороны римлян: римское войско под командованием Валерия Флакка переправилось у Византии и появилось в Азии, но уже под руководством К. Флавия Фимбрия, убившего полководца и принявшего на себя команду. Митридат оказался в опасном положении, ибо Фимбрия, дурной человек, но способный и дельный полководец, разбил войско царя в ночном сражении и вынудил царя к бегству из Пергама в Митидены. Равным образом и преобладание свое на море Митридат потерял к концу 85 г., с тех пор как Лукулл, помощник Суллы, составил флот и выдержал несколько удачных сражений с кораблями царя. Митридат попытался поэтому вступить с Суллой в переговоры. Зимой 85/84 г. полководец его Архелай сошелся на совещание с Суллой в Делионе, в Беотии, причем Сулла предъявил следующие требования: царь должен возвратить все завоеванные земли в Малой Азии, как-то: Каппадокию, Пафлагонию, Вифинию, Галагию и римскую провинцию Азию; уплатить 2 тыс. талантов за военные издержки; выдать пленных и дезертиров и 70 военных кораблей с полным вооружением; за что ему обеспечивается обладание остальными его землями, и от него не потребуется ничего унизительного или постыдного для его чести. Митридат отверг эти условия и требовал, чтобы ему, по крайней мере, оставлены были Пафлагония и корабли его и велел передать Сулле, что Фимбрия предлагал ему условия гораздо более выгодные; когда же Сулла прервал переговоры и со своим войском переправился в Азию, то царя убедили доводы Архелая, и он решил принять предложенный мир. В Дардане он встретился с римским полководцем для личных переговоров и заключил мир на вышеозначенных условиях (84 г.). Впоследствии Митридат жалел, что согласился на этот мир, так как полагал, что при большей выдержке ему удалось бы добиться больших уступок, и обвинял Архелая, своего лучшего полководца, в измене; последний бежал поэтому к римлянам, у которых нашел почетный прием. Впрочем, и войско Суллы было недовольно договором с Митридатом; оно роптало, что варвару, истребившему столько тысяч римлян, дозволено было безнаказанно удалиться с большей частью награбленного им в Азии добра, между тем как римскому войску оставалось только присутствовать при этом с пустыми руками. При других обстоятельствах Сулла сам после таких больших побед не показал бы себя столь уступчивым; но он должен был опасаться, чтобы Митридат и Фимбрия заодно не выступили против него, и, с другой стороны, ему было нежелательно медлить со своим возвращением в Италию, где необходимо было разделаться с демократией и оттеснить ее от правления.

После заключения мира с Митридатом Сулла выступил против Флавия Фимбрия. У Феатейри, неподалеку от Пергама, он расположился лагерем подле лагеря своего противника, и тотчас же солдаты последнего стали толпами переходить к Сулле. Фимбрий в собственном своем лагере не уверен был более в своей безопасности, бежал в Пергам и там, в храме Асклепиода, пронзил себя своим мечом. Часть его войска бежала к Митридату и морским разбойникам, остальная перешла под команду Суллы. То были два легиона, которых Сулла оставил в Малой Азии, под начальством Л. Лициния Мурены, так как не полагался на их верность в предстоявшей войне в Италии. После этого Сулла, насколько он мог, за короткое время установил в Азии порядок и произвел строгий суд над изменниками и убийцами римских граждан. Плательщики податей должны были немедленно внести наличными деньгами числившиеся за ними за последнее пятилетие недоимки. Сулла весной 83 г. выступил в обратный путь в Италию. Он отправился из Эфеса в Пирей, по суше прибыл в Диррахиум и отсюда морем пошел в Брундузиум. Войско его состояло из 40 тыс. человек.

Между тем Цинна, избиравшийся с 87 г. четыре раза консулом, мало сделал для упрочения своей власти в Риме. Только когда в 84 г. Сулла письмом к сенату возвестил о своем скором возвращении и открыто заявил, что не может простить врагам своим, что кара постигнет не массы, а зачинщиков, тогда только Цинна и другие вожди партии очнулись и решили отправить войско в Далмацию, чтобы сразиться с Суллой в Греции. Когда Цинна прибыл со своими отрядами в Анкону, произошел бунт, и он был убит. На следующий год (83 г.) партия Цинны избрала консулами К. Норбана и Я. Сципиона, двух совершенно неопасных для Суллы

соперников.

Сулла со своим победоносным и преданным войском высадился в Брундизиуме. Чтобы хотя отчасти лишить своих противников поддержки со стороны италийских племен, Сулла объявил, что он признает все права италийцев, которые они приобрели в последние годы, и с некоторыми племенами заключил договоры; на пути своем через Калабрию и Апулию в Кампанию он щадил людей, города, поля и плоды. Близ Капуи выступил против него со своим войском консул Норбан и был разбит. Другой консул, Сципион, правнук Сципиона Африканского, вступил в переговоры, чтобы прийти к какому-либо соглашению; тем временем войска Суллы, 20 когорт, смешались с 40 когортами противника, подкупленного с помощью денег и обещаний. Покинутый Сципион с сыном своим попал в плен. Сулла отпустил его, впрочем, на свободу. Рассказывают, что по этому поводу Гн. Папирий Карбон, один из самых дельных вождей демократической партии, выразился, что в лице Суллы ему приходится бороться лисицей и со львом, но что больше хлопот причиняет ему лисица.

Кровопролитнее была война в следующем году (82 г.) когда консулами были Папирий Карбон и не достигший еще 30-летнего возраста Г. Марий, сын знаменитого Мария. Из них Карбон стоял к северу от Рима, чтобы прикрывать Этрурию и Умбрию, а Марий стал против наступавшего из Кампании Суллы для прикрытия Рима и Лациума, но при Сакрипорте потерпел полное поражение и был вынужден запереться в Пренестэ. Сулла приказал осадить его и, посетив затем на короткое время Рим, где для охраны города назначил гарнизон, повернул на север, чтобы опрокинуть Карбона. После нескольких кровопролитных битв с Метелдом Пием и Помпеем, а затем и с самим Суллой, Карбон был вынужден бежать в Африку. Между тем над Римом собиралась страшная гроза. Самниты и дуканы, сражавшиеся на стороне марианцев, после напрасной попытки освободить Пренестэ от осады направились под предводительством Понция Телезина и М. Дампония против Рима, чтобы искоренить «лес, в котором хищнические волки италийской свободы имели свои притоны». 1 ноября 82 г. у Коллинских ворот произошла отчаянная битва, кончившаяся тем, что предводительствуемый М. Крассом правый фланг Сулловой армии одержал победу, между тем как войска на левом фланге под командой Суллы были отброшены сильным напором неприятеля. При этом даже жизнь Суллы подверглась опасности: двое неприятелей, узнавших его по его белому коню, целились в него своими копьями, но его стремянной заметил это и ударом плети заставил коня своего господина побежать так, что копья попали не в господина, а только в хвост лошади. Сулла, видя свои отряды бегущими, схватил маленький золотой образ Аполлона, который он взял из Дельф и носил на груди у себя, поцеловал его и проговорил: «О, Аполлон Пифийский, неужели твой счастливый Корнелий Сулла, которого ты возвеличил и прославил в столь многих сражениях, будет ниспровергнут здесь перед воротами его родного города, которых он достиг с твоей помощью, чтобы позорно погибнуть со своими согражданами?» Он заклинал бегущих солдат остановиться, грозил им, некоторых удерживал своими руками, но все напрасно; наконец, он вместе с бегущими спасся в лагере. Уже поздней ночью люди Красса явились к Сулле и возвестили о победе. Тогда он снова на скорую руку собрал свои силы и пустился преследовать неприятеля. Битва продолжалась всю эту ночь и следующее утро. На каждой стороне насчитывали будто до 50 тыс. убитых и раненых. Самые выдающиеся вожди самнитского войска пали. Понций, тяжело раненный, лопал в плен к неприятелю и был умерщвлен. С ним пал и его народ, ибо Сулла поставил себе задачей стереть с лица земли враждебный римлянам народ самнитский. На третий день после битвы велел он в огороженном месте на Марсовом поле изрубить 3-4 тыс. самнитских и луканских пленников, в то время как он присутствовал на сенатском заседании в соседнем храме Беллоны. Шум оружия, крики и стоны несчастных испугали сенаторов. Сулла же успокоил их уверением, что он велел наказать только несколько бунтовщиков, и продолжал свою речь.

Битва при Коллинских воротах, в сущности, положила конец гражданской войне в Италии. Гарнизон города Пренестэ сдался при известии об этой битве. Консул Марий пытался спастись из города через подземный ход; когда же он увидал, что бежать невозможно, то вместе с Понцием Телезином, младшим братом вышеупомянутого, решил, чтобы они друг друга пронзили мечом. Телезин пал, но Марий был только легко ранен, так как он отвел удар рукой. Тогда, по его приказанию, он был умерщвлен рабом своим. Его голова была выставлена в Риме напоказ на ораторской трибуне. Жителей Пренестэ и остальное войско в городе, в количестве 12 тыс. человек. Сулла велел истребить поголовно. При известии о несчастной судьбе Пренестэ отдельные города Италии защищались еще некоторое время с упорством, но без успеха В провинциях восстание продолжалось благодаря бежавшим из Италии марианцам: в Испании благодаря Серторию, в Сицилии – Перперне и Карбону, в Африке – Домицию Агенобарбу, зятю Цинны. Последние трое были побеждены Гн. Помпеем; Карбона он взял в плен и казнил, а Агенобарб пал в битве. В то же время оставленный Суллой в Азии Мурена необдуманно начал войну против Митридата, но был разбит, и, по приказанию Суллы, война была прекращена. Сулла властвовал теперь в Риме и Италии, и он решил не выпускать власти из своих рук до тех пор, пока не отплатит врагам и друзьям своим и не установит в государстве порядка по собственному разумению. Он письменно объяснил сенату, что ему кажется необходимым, чтобы устроение республики было предоставлено одному человеку, облеченному неограниченным полномочием, и что он считает себя способным исполнить эту трудную задачу. И сенат объявил его диктатором на неопределенное время для составления законов и устройства общественного порядка (82). Первым делом его было – мстить и воздать должное врагам своим; через это он в то же время получал средства награждать своих друзей и войско. Наступили времена ужаса. В силу Сулловых проскрипций (опальных списков) были объявлены врагами отечества и лишенными покровительства законов все те гражданские и военные чиновники, которые, согласно признанному Суллой договору его со Сципионом, являлись еще деятелями революции, а из остальных граждан – те, которые видимым образом содействовали ей. Убивший кого-либо из этих проскриптов получал вознаграждение в 12 тыс. динаров; укрывавший же проскрипта, хотя бы то был ближайший родственник, подлежал смертной казни. Имущество лиц, попавших в опалу, становилось собственностью государства, подобно неприятельской добыче, а дети и внуки их объявлены были лишенными права на занятие каких-либо должностей и званий. И вот солдаты Суллы и охотники из низшего и высшего сословий начали страшную резню в Риме и по всей Италии. Везде, где только удавалось захватить несчастных, их избивали; ни храм богов, ни гостеприимный очаг, ни родительский дом – ничто не спасало: мужей убивали у жен своих, сыновей – у матерей. Плач по убитым считался преступлением; выслеживалось даже выражение лица. Так погибли тысячи людей; тогда Метелл Пий спросил Суллу в сенате, сколько времени он намерен еще так продолжать и когда можно ожидать конца этим порядкам. «Ибо, – сказал он, – мы просим не о милости для тех, кого ты решил умертвить, а об избавлении от неизвестности тех, кого ты хочешь оставить». Сулла ответил, что он не знает еще, кого он будет щадить, на что Метелл возразил: «Ну так объяви о тех, кого ты хочешь наказать». Г. Катул спросил, с кем же придется радоваться победе, если после вооруженных будут убиты и беззащитные, а Центурий Фуфилий предложил написать имена осужденных, для всеобщего обозрения, на доске. Сулла согласился; была вывешена доска с 80 именами, через два дня новая с 220 именами, затем на третий день новая с не меньшим числом имен. Этого мало; в речи к народу диктатор заявил, что предает опале тех, которых помнит; тех же, которые в настоящее время ускользнули из его памяти, он будет иметь в виду в другой раз. Таким образом, оглашение проскрипционных списков не принесло с собой успокоения и уверенности в безопасности, тем более что убийцы мало обращали внимания на списки, а друзья и пособники Суллы из мести и корыстолюбия записывали в списки кого хотели, даже тех, которые были совершенно неповинны. Многие погибли единственно из-за их имущества, и убийцы имели дерзость говорить, что одного погубил его большой дом, другого – сад, третьего – его теплые бани. Кв. Аврелий, человек, державшийся в стороне от всяких общественных дел, пришел на площадь и в списке проскриптов прочел свое имя. «Горе мне, бедному, – воскликнул он, – из-за моего имения у Албанского холма попал я в список!» И он прошел лишь несколько шагов, как пал от рук преследовавшего его. Некоторые вносили в список людей, убитых ими уже ранее. Так, Л. Сергий Катилина просил, чтобы Сулла объявил опальным его брата, которого он уже прежде умертвил из корыстолюбия. Катилина особенно отличался своей кровожадностью; он голову убитого им М. Мария поднес Сулле, когда он сидел на площади, и затем пошел в соседний храм Аполлона, чтобы в кропильнице умыть руки.