История Древнего Рима в биографиях
Шрифт:
Римляне неоднократно посылали флот и полководцев для уничтожения пиратов. В 79 г. консул Н. Сервилий Ватия в кровопролитном сражении разбил пиратский флот, разрушил много городов, принадлежавших им на южном берегу Малой Азии, затем в трехлетней кампании (78-76 гг.) в Исаврии, богатой заливами и горами, разрушил множество разбойничьих притонов среди скал, за что и получил прозвание Исаврийского; но этим зло еще не было искоренено. Вскоре после его возвращения в Рим разбой начался снова и с еще большей силой. В 74 г. против пиратов был послан М. Антоний, сын оратора и отец триумвира, с обширными полномочиями; но своим неудачным походом он заслужил только насмешки и позор. Дело становилось час от часу хуже и невыносимее. Римский флот ушел с места битвы; даже легионы ждали только зимы, чтобы перебраться через море, не подвергаясь опасности со стороны пиратов: все государственное управление расстроилось, всякие сношение были затруднены. Денежные посылки наместников и сборщиков податей попадали в руки пиратов, торговый люд лишился барышей, пошлины и другие государственные доходы стали уменьшаться, прибрежные нивы оставались необработанными, подвоз хлеба в Италию и в Рим был отрезан. Такому положению дел необходимо было положить конец; этого требовали нужда и честь римского имени.
Тогда, в 67 г., трибун Авл Габиний, человек разорившийся, но хороший солдат и ловкий делец, выступил – может быть, по воле Помпея – с предложением, чтобы для усмирения морских разбойников выбран был из бывших консулов главнокомандующий
На другой день, когда началось голосование, Помпей, чтобы казаться беспристрастным, удалился из города в свою деревню Алъбанум. Когда закон был принят народным собранием, Помпей в следующую же ночь возвратился в Рим. На другой день поутру он явился публично, и народ принял его с восторгом. При громадном стечении народа он совершил жертвоприношение и в новом собрании, при помощи Габиния, добился того, что народ, в благодарность за готовность Помпея служить ему, придал своему постановлению еще более широкие размеры. В его распоряжение предоставлено было 500 кораблей, 120 тыс. человек пехоты, 5 тыс. конницы и 24 помощника полководца вместе с двумя квесторами. «В тот же самый день благодаря надежде, пробудившейся при одном имени этого человека, хлеб, после крайнего недостатка, внезапно подешевел до такой степени, как этого можно было ожидать только после богатейшей жатвы во время продолжительного мира».
Помпей блистательно оправдал ожидание народа; ни в одной из своих войн он не обнаруживал таких способностей и такой деятельности, как в войне с морскими разбойниками. Впрочем, он обладал такою властью, которая могла сокрушить все. Его военный план был составлен мастерски. Вся война продолжалась не более трех месяцев и была скорее облавой, чем настоящей войной, так как пираты не решались вступать в сражение и, не имея возможности спасаться бегством, большей частью сдавались вместе со своими кораблями, женами и детьми. Только самые отчаянные и преступные из них спаслись вместе со своими семействами и сокровищами в крепостях Тавра и вышли против Помпея на мысе Коракезион, на западной границе дикой Киликии. Они были разбиты и покорились. Так как Помпей щадил покорившихся и обращался с ними мягко, то они указывали ему разбойничьи притоны в горах, так что он избавился от продолжительной и опасной войны в горах. Таким образом, пиратство было совершенно уничтожено. Пленные пираты были поселены в разных местах: лучшие – в городе Содой, в Киликии, получившем теперь имя Помпейополиса, другие в Адане, Мадле и Эпифании – в Киликии же, немногие из остальных – в Димэ, в Ахаии и в Калабрии. В то время когда Помпей был еще занят наведением порядка в южной части Малой Азии, городские общины острова Крит отправили к нему послов с просьбой принять их под свое покровительство, так как они надеются, что он обойдется с ними лучше, чем проконсул Кв. Метелл, который уже второй год успешно ведет войну на острове, но обращается с покоренными жителями весьма жестоко. По закону Габиния власть Помпея распространялась, конечно, и на Крит; но Метелл еще с прошлого года вел здесь самостоятельную войну, не принадлежал к легатам Помпея и почти уже окончил покорение острова; он мог требовать, чтобы Помпей воздержался от вмешательства в критские дела. Но честолюбие Помпея нашло здесь новый удобный случай пожать там, где он не сеял; он принял критян под свое покровительство и послал на остров своего легата Д. Октавия, чтобы запретить Метеллу вести войну и принять взятые им города. Так как Метелл не послушался приказания Помпея и продолжал осаждать и брать города, то Октавий призвал сюда стоявшего в Ахаии легата Помпея, Л. Корнелия Сизенну, с войском, и таким образом между войсками Метелла и Помпея началась настоящая война. Надо было опасаться междоусобицы; но Помпей прекратил этот раздор, за который его порицали многие из его друзей, так как он уже рассчитывал, что его пошлют на место Лукулла против Митридата.
Благодаря быстрому окончанию войны с морскими разбойниками слава Помпея и расположение к нему народа чрезвычайно увеличились. Народ боготворил его, как величайшего своего благодетеля, и считал его способным на всякий подвиг. Было известно, что Помпей хотел получить начальство в войне с Митридатом и Тиграном, и народ был готов поручить ему эту войну в уверенности, что великий полководец быстро справится с азиатскими делами. Как мы уже знаем, Лукулл, вследствие мятежа своих солдат, потерял все, что было им приобретено с такой славой; его многочисленные враги в Риме, друзья Помпея, унижали его и выставляли Помпея единственным человеком, который в состоянии поправить дело. В начале 66 г. трибун Г. Манилий, подстрекаемый Помпеем, выступил перед народом и предложил закон, по которому Помпей, стоявший на зимних квартирах на южном берегу Малой Азии, должен был получить место главнокомандующего в войне с Митридатом и Тиграном, с неограниченной властью над войском и флотом на Востоке и с правами наместника не только в провинциях Азии, Вифинии и Киликии (вместо Лукулла, Глабриона и Марция Рекса), но и во всех других областях Азии до самой Армении. Хотя аристократия и была убеждена в том, что с Лукуллом поступают несправедливо и неблагодарно, так как ему, лишившись заслуженного почета, придется уступить свое место преемнику не для войны, а для триумфа, но большинство было против этого закона, главным образом из боязни, что Помпею будет предоставлено слишком много власти, что может сделаться опасным для свободы; они уговаривали друг друга высказаться в народном собрании против этого закона. Но во время восторженного народного голосования в пользу Помпея никто из них не решился противоречить народу, за исключением Кв. Катула и Кв. Гортензия. Последний заметил, что если возложить все на одного человека, то Помпей наиболее достоин этого; но возлагать все на одного нельзя. Катул напомнил, что не следовало бы отступать от примера и постановлений предков; но видя, что его речь не имеет успеха, окончил ее гневным восклицанием, обращаясь к сенаторам; «Так бегите же, как предки ваши, в горы и скалы, чтобы спасти свободу!» Закон поддерживали многие влиятельные люди, как, например, бывший консул Сервилий Исаврийский, претор Цицерон (в дошедшей и до нас речи Pro lege Manilla или De imperio Cn. Pompei) и друг народа Юлий Цезарь. Трибы единогласно одобрили этот закон.
Когда Помпей получил известие о решении народа и поздравления от окружавших его лиц, он сделал вид, что такая честь ему в тягость; с печальным лицом стал он жаловаться на своих врагов, которые не перестают навязывать ему новые труды, в надежде, что он когда-нибудь не вынесет их тяжести. Слышавшие эти жалобы хорошо понимали, как следует смотреть на них; самое страстное желание Помпея было исполнено. Он тотчас же перешел через Тавр, чтобы пожать там, где посеял Лукулл. Как мало обращал он внимания на последнего – это мы уже видели выше. Сосредоточив свои войска, он двинулся против Митридата, который сначала
Помпей не преследовал бежавшего Митридата, но вторгся в Армению, куда призвал его Тигран Младший, восставший против своего отца. Царь Тигран, видя, что его сыну и Помпею сдается город за городом, без войска, со своими друзьями отправился к Помпею просить мира. Когда он приблизился к римскому лагерю, стоявшему в 16 тыс. шагов от Артаксаты, все его спутники разбежались, и он поехал в лагерь один, без пурпура, только с высокой тиарой на голове и с царской повязкой. Здесь ликторы приказали ему спешиться, так как обычай никому не дозволял въезжать в римский лагерь на лошади. Он повиновался и при этом отдал ликторам свой меч. Явившись к Помпею, он, царь царей, снял с себя диадему, чтобы положить ее к его ногам и преклониться перед ним по азиатскому обычаю. Но Помпей не допустил его до такого унижения, снова возложил на него диадему и повел его в палатку. Здесь он указал ему место рядом с собой, а по другую сторону полководца сидел Тигран Младший, сердясь на то, что его отца еще признают царем. Помпей решил, что царь должен удержать за собой Армению, но отдать своему сыну, который должен ему наследовать, Софену и Гордиену; все остальные страны, завоеванные Тиграном, – Финикию и часть Киликии, Галатию и Каппадокию – он должен уступить Риму и заплатить 6 тыс. талантов военной контрибуции. Этим решением царь был так доволен, что, кроме 6 тыс. талантов, заплатил еще большую сумму для раздачи солдатам. Но молодой Тигран ожидал для себя большего; он не мог скрыть своего неудовольствия, и когда Помпей пригласил его к столу, он отвечал, что для того чтобы получить такую честь, он не нуждается в Помпее, и что он найдет то же самое у каждого римлянина. Так как он позволял себе еще тайные происки и преследовал отца, то Помпей приказал заключить его в оковы и потом взял его с собой в Рим, чтобы вывести его в триумфе.
Часть своих войск Помпей оставил под начальством легата А. Афрания между Евфратом и Араксом, а сам вышел из области Артаксаты к северу и расположился на зимовку около реки Кир (теперь Кура), на юго-восточной границе Кавказа. Это обеспокоило соседние кавказские пароды. Албанцы под начальством князя Оройза совершили набег на римский зимний лагерь, но были храбро отбиты. Царь иберов, Арток, втайне приготовлялся напасть на Помпея весной, когда тот пойдет через его страну в Колхиду, на Митридата; но Помпей разбил его и проник в Колхиду, где находился его флот под начальством Сервилия. В это время Митридат со своим верным войском пробрался по восточному и северному берегу Черного моря, частью по суши, частью на кораблях, в основанное им Боспорское царство, где низложил своего сына Маха, перешедшего к римлянам, и принудил его к самоубийству. Идти вслед за царем через Кавказ для Помпея было слишком затруднительно и опасно; потому он оставил Митридата покуда в покое и, под предлогом восстания албанцев в тылу, вернулся к нижнему течению Киры. По дороге он покорил албанцев и заключил с ними, а также с иберами и другими кавказскими племенами договор, вследствие которого они стали в зависимые отношения к Риму.
Отступив затем в Понтийское царство, покорив и разрушив здесь последние крепости, оказывавшие ему сопротивление, Помпей летом 64 г. отправился в Сирию, которая находилась в безнадежном состоянии. Сирийское царство Селевкидов совершенно распалось; царствующий дом Селевкидов, вследствие постоянных споров из-за престола, утратил свое могущество и значение, и князья арабских племен вместе с мелкими разбойниками бесчинствовали теперь между Евфратом и Средиземным морем. Только иудеи, освободившиеся в 167 г., под предводительством семейства Маккавеев, или Хасмонеев, из-под власти сирийских царей, по-видимому, старались приобрести себе политическое могущество; но внутренние религиозные и политические несогласия между фарисеями и саддукеями, во время пребывания в Азии Лукулла и Помпея, привели к кровопролитным междоусобицам, которые истощали силы нации. Против царя Аристобула, к которому примкнули саддукеи, восстали фарисеи, желая доставить господство его добродушному, но слабому брату Гиркану. Помпей прибыв в эту страну, стал на сторону фарисеев и приказал, чтобы царская власть была отменена, чтобы снова была восстановлена древняя власть первосвященников; Гиркана он сделал первосвященником и правителем. Аристобул покорился, но его фанатические приверженцы удалились на скалу Иерусалимского храма и упорно держались там в продолжение трех месяцев. В одну из суббот храм был взят Помпеем, и те, которые избежали смерти от меча солдат, окончили свою жизнь под топорами ликторов. Страна сделалась зависимой от римлян и должна была платить дань. Помпей сильной рукой положил конец беспорядкам и разбоям во всей Сирии; дом Селевкидов, от которого оставалось еще трое бессильных претендентов на царство, объявлен лишенным престола и Сирия стала римской провинцией.
Когда Помпей, в 63 г., выступил в поход на Петру, главный город набатеев в Аравийской пустыне, неподалеку от Иерихона прискакали к нему вестники, которые, как было видно по лавровым веткам, обвитым вокруг их копий, принесли ему радостную весть. Помпей в это время упражнялся в верховой езде, объезжая свой лагерь, и хотел сначала кончить свои упражнения, а затем принять посольство; но солдаты, столпившись вокруг него, стали осаждать его криками и просьбами, так что он слез с лошади, приказал подать себе письма и отправился в лагерь. Так как из-за недостатка времени солдаты еще не успели построить ораторской трибуны (она делалась обыкновенно из слоев дерна), то они с нетерпеливым любопытством торопливо снесли в кучу седла вьючных животных и устроили из них возвышение, на которое поднялся полководец, чтобы сообщить им новость. В письме заключалось известие, что Митридат умер: из-за восстания своего сына Фарнака он сам лишил себя жизни; Боспорское царство досталось теперь Фарнаку, который в своем письме заявлял, что вступает на престол для себя и для римлян. Войско выслушало это известие с громким одобрением и на радости устроило жертвоприношение и попойки, как будто бы с одним Митридатом погибло много тысяч неприятелей. Фарнак отослал труп отца в Понт к Помпею, который приказал похоронить его в царских гробницах Синопа.