История Европы. Том 1. Древняя Европа

Коллектив авторов

Хозяин в имении не жил постоянно, а наезжал туда для инспекции и упорядочения дел. В его отсутствие всем заправлял раб-управляющий (вилик), которому помогала его жена (Катон выражается именно так, хотя правом рабский брак не признавался) — ключница (вилика). Рабская администрация не была многочисленна: кроме вилика и вилики, упоминаются надсмотрщик и сторожа (среди которых, впрочем, были и свободные). О рабынях в имении, кроме вилики, Катон специально не говорит, но это не значит, что их не было. По мнению М.Е. Сергеенко, они ведали огородом, кухней, пряли и ткали.

Катон ничего не говорит о пекулии (имущество, выделяемое рабу в пользование и вместе с рабом находящееся в собственности господина) вилика,

который, однако, судя по всему, этим пекулием обладал. Пекулий служил орудием организации рабского труда и производства (облегчая, в частности, расчеты хозяина с виликом). Раб не имел собственных прав, но с разрешения и по приказанию хозяина он мог совершать сделки, «пользуясь правом господина» (как выражались римские юристы). Вилик, без сомнения, этим правом и пользовался, и злоупотреблял. Один из римских комедиографов писал (примерно через полвека после Катона), что быть виликом в отдаленном от Рима имении, куда редко заглядывает хозяин, — значит «не рабствовать, а барствовать».

«Свое» (т.е. в идеале самодостаточное) имение отнюдь не было свободно от хозяйственных связей с окружающим миром. Многие из форм такой связи, уменьшавшие долю землевладельца в доходе (издольщина, продажа урожая на корню), указывают на ограниченность возможностей рабского хозяйства — при сколько-нибудь интенсивном земледелии оно не могло быть слишком большим и не могло не нуждаться в сезонной рабочей силе со стороны (для ее найма и организации приходилось прибегать к услугам подрядчиков).

При всем том земледелие в сознании римлян (как и вообще древних) прочно связывалось с домоводством. Наставления Катона включают в себя тексты молитв богам за благополучие дома, рецепты кушаний (очень простых), демонстрируют общую атмосферу жизни в имении, достаточно примитивной, где хозяин интересуется всем, вплоть до борьбы с молью.

Катон рассказывает лишь об одном типе римских имений, хотя и наиболее показательном для римского рабовладельческого хозяйства. Написанное на исходе Республики сочинение Варрона «Сельское хозяйство» принадлежит иному, чем катоновское, пласту римской культуры. Написанный в литературной форме диалога, демонстрирующий эрудицию автора, этот трактат отстоит дальше от практики, но стремится к энциклопедичности. Сопоставление сведений, сообщаемых обоими авторами, придает объем и историческую перспективу нашим знаниям о сельском хозяйстве времен Республики.

Особый раздел Варрон отводит скотоводству. Усадебное скотоводство было и в катоновском имении (где унавоживание было важным элементом земледелия), Варрон знакомит нас с крупным — отгонным. Тысячные стада овец двигались по горным тропам Средней и Южной Италии между зимними (равнинными) и летними (горными) пастбищами. Пастбища принадлежали к «общественному полю» и сдавались откупщикам-публиканам, которые собирали с владельцев стад (через их пастухов) плату и обеспечивали государству его доход (фактически выполняя и здесь функции государственного аппарата). Такое скотоводство было высокотоварным, ориентированным на шерсть. Пастухами были рабы, но к ним предъявлялись специфические требования: они должны были быть крепкими и ловкими (в имениях же скот пасли не только мальчики, но и девочки) — такими, что «могут отбиться от зверей и разбойников, навьючить на животное тяжелую кладь, могут первые кинуться на врага, могут метнуть дротик». Пастухи жили стоянками на пастбищах, имели пекулий. С ними были и женщины, которые готовили им еду. Во главе стад стоял старший пастух (тоже раб, как и вилик), немолодой, опытный и грамотный, чтобы составлять отчеты о стаде. Неудивительно, что пастухи, сплоченные, инициативные, прекрасно знающие местность, оказывались серьезной силой рабских восстаний.

С зимних на летние пастбища перегоняли и мулов, разведение их тоже приносило большой

доход. В лесах пасли стада коров и свиней, в скалистых местностях — коз; стада этих животных были не слишком большими. И в рассказе Варрона о скотоводстве можно заметить «катоновские» тенденции: стремление к доходу, страх перед тратами и — по крайней мере в усадебном скотоводстве — идеал самодостаточности: «Кто не слышал, как отцы наши называли лентяем и мотом человека, у которого в кладовке висела ветчина от мясника, а не из собственного имения».

Высокая товарность и специализация отличали подгородное хозяйство, развившееся в основном в послекатоновские времена и ориентированное на состоятельного покупателя. Здесь разводили дорогие фрукты, ранние овощи, цветы — многое из этого, видимо, производилось и средними хозяевами. Особое внимание Варрон уделяет птичникам, удовлетворявшим специфические потребности большого города. Птиц разводили дорогих и редких: «африканских кур», павлинов («престижная» еда), но и более простых, которые тоже могли приносить большой доход, чему обычно способствовали «или публичное угощение, или чей-нибудь триумф, или обед коллегии. Им теперь нет числа, и от них вздуваются рыночные цены».

Варрон утверждал, что нет другой страны, которая была бы так хорошо возделана, как Италия. Несомненно, это имело огромное значение для ее общего (хотя очень дифференцированного) уровня жизни. Но какое значение имели сельскохозяйственные доходы для римских богачей, владельцев неимоверных состояний?

Первая же фраза Катонова «Земледелия» настораживает: «Предпочтительнее, пожалуй, для обогащения заняться торговлей, да она так опасна, или даже ростовщичеством, да оно так непочтенно». Катон не обещает своему читателю ни быстрого, ни сильного обогащения. Доходность товарных угодий имения обеспечивалась уровнем самодостаточности его как хозяйственного целого. А «прочность» дохода от земли сводилась, видимо, к тому, что земля не могла погибнуть, как корабль купца.

Как пишет советский исследователь, «за исключением некоторых крупных скотоводов конца Республики, ни один из известных нам римлян не нажил большого состояния на сельском хозяйстве, основанном на рабском труде. Очевидно, оно приносило, в общем, довольно скромный доход…». Правда, очень крупные землевладельцы, по-видимому, получали немалый доход, сдавая землю в аренду, но изучение арендных отношений во времена Республики затруднено тем, что отношения зависимости, которые возникали между человеком, возделывавшим чужую землю, и ее собственником, не занимали римских писателей-агрономов. Они писали о возделывании своей земли, а при аренде земля просто передавалась другому, который также возделывал ее с «потомством» или рабами. (Недаром слово «колон», которое лишь позднее стало специфическим обозначением человека, сидящего на чужой земле, в языке Катона обозначало вообще человека, возделывающего землю, и прилагалось именно к собственнику-рабовладельцу.) Поэтому римляне того времени не противопоставляли арендные отношения рабовладельческим и принципиально иного уклада в них не видели.

Сказанное не умаляет значения сельского хозяйства как основы италийской экономики. Именно оно обеспечивало Италию продуктами питания, в том числе хлебом (привозного хлеба хватало только на Рим и на войско). Но в глазах богатых владельцев имений земледелие само по себе было не «отраслью хозяйства» (они и не мыслили в таких категориях), а скорее престижным образом жизни и его самообеспечением. Источником средств для приобретения земли было, как правило, не производство. Земля считалась ценностью не просто экономической, но нравственной и укорененной в идеологии. Недаром унаследованная («отцовская и дедовская») земля считалась крепче связанной с владельцем, чем купленная, и продажа ее была одиозна в глазах общественного мнения.