История Европы. Том 1. Древняя Европа

Коллектив авторов

Во второй половине II в. до н.э. боспорское общество попало в полосу глубоких противоречий социально-экономического характера, связанных с ростом рабского труда, концентрацией богатства в руках зажиточных торгово-ремесленных кругов и землевладельческой аристократии, обезземеливанием сельскохозяйственного населения деревень. Это усугублялось возраставшими притязаниями сарматов, требовавших все больше дани. Последнее обстоятельство заставило Боспор сблизиться со Скифским царством в Крыму. Все это ослабляло центральную власть, делало Спартокидов в глазах боспорских рабовладельцев неспособными восстановить прежние порядки, когда они наживались на широкой хлебной торговле. В такой ситуации стало зреть недовольство среди боспорской греческой знати, стремившейся перейти под власть Митридата VI. В то же время находившаяся при дворе последнего боспорского царя династии Спартокидов Перисада V эллинизованная скифская верхушка, стремясь подыграть устремлениям своих царей Скилура и Палака, стала выражать беспокойство тем, что последний Спартокид договорился с Диофантом, стратегом понтийского царя (см. выше), о передаче власти над Боспором Митридату Евпатору.

Очевидно, заговор возник в среде ближайшего скифского окружения боспорского владыки, которое составляли воспитывавшиеся при его дворе представители высшей скифской знати и просто жившие в столице скифские аристократы. Заговор возглавлял Савмак, судя по имени, скиф, также, вероятно, знатного рода, воспитывавшийся при дворе царя Перисада V. Скифы убили царя, захватили Пантикапей, но понтийским войскам под командованием Диофанта и отряду херсонесского ополчения удалось подавить восстание. После этого в 106 г. до н.э. Боспор окончательно перешел под власть Митридата Евпатора.

В составе Причерноморской державы города Боспорского царства поддерживали политику понтийского царя, поскольку он гарантировал им права автономии и самоуправления, разрешил чеканку монеты. Особую симпатию к грекам Митридат проявлял в конце II — 80-х годах I в., когда стремился предстать их освободителем. Однако уже в ходе войны с Римом 89-85 гг. боспорские города выказали ему нерасположение. Это привело к некоторому ослаблению их самостоятельности после назначения Махара, сына Митридата, наместником. И хотя греческие города по-прежнему были лояльны царю, последний стал относиться к ним с опаской, стараясь теперь ориентироваться на местные племена и противопоставить их сепаратистским поползновениям полисов. Это привело к организации в ряде аграрных районов (в основном на «царских» землях) военно-хозяйственных поселений типа катойкий, призванных укреплять позиции царя на Боспоре. Подобная деятельность особенно усилилась в конце 70-х — начале 60-х годов I в. до н.э., когда во время III Митридатовой войны Пантикапей, Нимфей, Феодосия, Херсонес и другие полисы, воспользовавшись изменой Махара, вновь попытались отделиться от царя и Митридату после появления на Боспоре и свержения Махара пришлось снова приводить их к покорности. В этот последний период деятельности Митридат решительно переменил политику в отношении греков, сблизившись с верхушкой варваров и набирая в войска их представителей, наемников и даже рабов. Увеличение поборов окончательно подорвало экономику полисов, и в 63 г. до н.э. они, не колеблясь, встали на сторону восставшего против отца сына Митридата Фарнака II (63-47 гг.).

Деятельность преемников Митридата на боспорском престоле на рубеже I в. до н.э. — I в. н.э. определялась тремя основными направлениями — гарантами независимости Боспора: взаимоотношениями с Римом, связями с эллинскими полисами и местным варварским окружением. Наиболее успешно эти три линии в политике удавалось совмещать царям Асандру и Аспургу (47-17 гг.), (8 г. до н.э.—37 г. н.э.). Желая добиться от римлян официального признания прав на престол, эти властители заигрывали с греческими городами, предоставляя им автономию и самоуправление. Последнее выражалось в том, что им была разрешена чеканка монеты, а сами династы носили поначалу лишь титулы архонтов. Одновременно представители династии стремились привлечь верхушку сармато-меотских племен, заинтересованную в связях с греками. Они набирали варваров в войска, предоставляя на правах держаний с условием несения сторожевой службы землю из разряда «царской», что выражалось в строительстве с середины I в. до н.э. крепостей по всей территории царства. Подобная политика позволяла боспорским царям, лояльным Риму, быть независимыми в международных делах, играть на противоречиях местных племен и городов, противопоставляя их друг другу. В результате им удавалось поддерживать добрые отношения с римскими властями, опиравшимися обычно на эллинские городские слои, крупнейшими городами и местным варварским окружением. В целом самостоятельное государство, Боспор в начале н.э. рассматривался Римом как форпост на северо-востоке, призванный сдерживать напор варваров на дунайские и малоазийские провинции. Но как только равновесие трех главных принципов боспорской независимости оказывалось нарушенным в пользу одного за счет двух других, как это случилось при Фарнаке, Полемоне I и Митридате VIII (III), тотчас же начинались внутренние смуты, междоусобицы и боспорская самостоятельность ослабевала. Этим стремился воспользоваться Рим, лелеявший надежду теснее привязать к себе Боспор. В 62 г. н.э. царь Боспора был лишен римлянами права помещать на золотых статерах свою монограмму, так как обязан был заменить ее монограммой Нерона. За ним осталось право чекана лишь меди с собственной монограммой. Это свидетельствует о тесной зависимости Боспорского царства от Рима при сохранении его статуса как государства во главе с царем.

Глава XIV

РАСЦВЕТ РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ В ЭПОХУ ИМПЕРИИ

Историю Римской империи обычно начинают с битвы при Акции, когда Октавиан остался единственным правителем вновь объединившейся римской державы. То было многоукладное государство, включавшее народы и племена, стоявшие на разных уровнях развития. Такая провинция, как Ахайя, давно уже пережила расцвет, а затем кризис классического полисного строя. Ее экономика находилась в состоянии длительного застоя, и свое значение некоторые ее города, в первую очередь Афины и Дельфы, сохраняли лишь как культурные и культовые центры, остальные же постепенно приходили в упадок. Даже возведенный Цезарем в ранг колонии Коринф, несмотря на свое положение резиденции наместника и благоприятные возможности для развития морской торговли, не достиг прежнего процветания и не мог соперничать с другими торговыми центрами.

Нарбонская

Галлия (Плиний Старший называет ее как бы продолжением Италии), Южная и Юго-Восточная Испания, издавна испытывавшие влияние финикийцев, карфагенян, греков, а затем римлян, уже один-два века входившие в состав римской державы, располагавшие богатыми природными ресурсами, гаванями, судоходными реками, отличались высокоразвитой экономикой, базировавшейся в значительной мере на труде рабов. Наряду с сотнями мелких поселений выросли большие, следовавшие античным образцам города. Древний Гадес, получивший от Цезаря римское право, насчитывал до 50 тыс. жителей, из них 500 римских всадников. Из Гадеса происходила знаменитая семья Бальбов, глава которой получил еще от Помпея римское гражданство, а затем, перейдя на сторону Цезаря, возвысился и, как и его сын, стал сенатором. Богатство Гадеса основывалось на морской торговле со странами Средиземноморья и Атлантического побережья. Центром большой плодородной области была Кордуба, населенная римлянами и местными уроженцами, родина поэтов и архитекторов, украшавших город. В Кастуло, Обулько, Бело, Малаке и других городах побережья изготовлялись соления и знаменитый гарум из рыбы, дававшие большие доходы и экспортировавшиеся по всему Средиземноморью. На восточном побережье самым крупным и богатым городом был Новый Карфаген, центр рудников (принадлежавших частным лицам или сдававшихся откупным компаниям), судостроения, порт для вывоза продуктов земледелия и скотоводства. Следующей по значению была Тарракона — город, построенный по римскому образцу. Во всех этих и в ряде более мелких городов существовали театры, цирки, форумы, храмы, ставились статуи, подражавшие греческим и римским образцам. При Цезаре колониями стали, кроме Гадеса, Аста Регия, Гиспалис, Укуби, Урсо; еще раньше колониями были Картея и Кордуба; Сагунт, населенный греками и местными жителями, имел право римского гражданства.

О том, что представляла собой римская колония в Испании того времени, мы можем судить отчасти по отрывкам устава колонии Юлии Генетивы (CIL, II, 5431), выведенной после смерти Цезаря и предназначавшейся не для ветеранов, как большинство колоний, а для плебса. Борозда, проделанная с помощью плуга, очерчивала границы города; колонии отводилась внутри этих границ и за их пределами территория, частично переданная в качестве наделов колонистам, частично составлявшая их общую собственность, использовавшуюся под пастбища, леса или сдававшуюся в аренду сроком на пять лет для пополнения городской казны. Помимо колонистов, там жили лица, к их числу не принадлежавшие, очевидно, из местного населения,— как мы знаем из трудов агрименсоров (землемеров), часть земли при основании колонии оставлялась туземцам.

Делами колонии управляли совет декурионов (обычно 100 человек) и выборные магистраты, имевшие свой штат писцов, счетчиков, курьеров; все они получали определенное жалование и не призывались в армию, «за исключением случаев мятежа в Италии или Галлии». Декурионы и магистраты должны были владеть недвижимостью и располагать средствами достаточными, чтобы нести расходы в пользу сограждан (проводить игры, обслуживать культ богов — покровителей города и т.п.); в то же время их имущество служило залогом честности в управлении городской казной. Недвижимость должны были иметь также городские авгуры и понтифики, назначавшиеся основателем колонии с последующей кооптацией членов. Дуумвир, ведавший судом, имел право в случае необходимости набирать и выводить за пределы города вооруженный отряд из колонистов и приписанных к колонии поселенцев. И те, и другие должны были отработать пять дней в году на постройке укреплений.

Много внимания уделялось штрафам за разные провинности, разбиравшиеся судом. Так, за самовольное, без приговора суда, заключение в оковы должника кредитор платил штраф в 2 тыс. сестерциев; захвативший общественные земли платил за каждый год, что ими пользовался, и за каждый югер штраф по 100 сестерциев; 20 тыс. взималось с дуумвира, взявшего взятку у подрядчика, работавшего для города, или арендатора городской земли; за нарушение межевых камней и рвов, разделявших частные наделы, виновный платил 1000 сестерциев; 5 тыс. взималось с кандидата в магистраты или его друга, устроивших пир и раздавших подарки избирателям.

Таким образом, колонии (а впоследствии и муниципии, и даже не имевшие соответственного статуса города) в провинциях в значительной мере воспроизводили порядки республиканского Рима классической поры. Правда, плебс играл здесь, видимо, меньшую роль, чем в Риме III-I вв., участвуя лишь в выборах магистратов, но не в законодательной деятельности, бывшей некогда столь мощным оружием римских плебеев. Но налицо сочетание владения частными наделами с правом пользования землей, принадлежавшей всему гражданскому коллективу, связь владельческих и гражданских прав и, что весьма знаменательно, типичный для античной гражданской общины цензовый принцип — принцип, по выражению одного исследователя, «геометрического равенства», предполагавший, что гражданин, обладавший большим имуществом, родовитостью, широкими связями, обязан нести большие обязанности в пользу сограждан.

Несколько иным было положение в Нарбонской Галлии. С одной стороны, там уже были многочисленны города, населенные римскими землевладельцами и дельцами, развитая экономика; в районах, близких к Массилии, основавшей несколько своих поселений, было сильно греческое влияние, что облегчило и распространение влияния римского. Города, расположенные на побережье и на судоходных реках, приобщались к торговле; росли и города, являвшиеся центрами наиболее крупных племен. Статус колоний имели Нарбон, Форум Юлия, Арелата, Бетерра, Араузион, Валентин на территории каваров, Вьенна у аллоброгов, Немаус у арекомиков, Толоза у тектосагов; латинским правом были наделены Аквы Секстиевы у салувиев, Авенион у каваров, Апта Юлия, Антиполис. Вместе с тем в провинции еще сохранялось значительное число мелких отсталых племен, объединенных в паги и села, а иногда в некие коллективы, природа которых нам не известна, или в соседские и культовые ассоциации.