История Европы. Том 1. Древняя Европа

Коллектив авторов

Ослабление экономических связей и трудность управления не объединенной этими связями империей привели к ее разделению на четыре части; при Диоклетиане ими правил он сам и его соправители, при Константине эти части получили название префектур и подчинялись префектам. На более мелкие регионы были разбиты провинции, число которых возросло до 100-120. Разница между городами, имевшими статус колонии, муниципия и т.д., сгладилась — все они теперь назывались civitates. Значительное их число представляли собой маленькие центры племен, на которые распались некоторые части бывших провинций. На 12 частей была разбита и Италия, теперь окончательно приравненная к провинциям и обложенная такими же податями. Промежуточной единицей между провинциями и префектурами были диоцезы, включавшие по нескольку провинций и управляемые викариями.

Во избежание новых узурпаций гражданская власть наместников была отделена от военной; число легионов удвоено при уменьшении численности их состава, а армия поделена на отряды, стоявшие на границах в качестве военных поселенцев, и мобильные соединения, которые легко можно было перебрасывать с одного места на другое, не вызывая протеста солдат, не

желавших уходить из своей провинции. Военная реформа дала временный эффект. Через пару десятилетий боеспособность армии снова стала падать: колоны, если землевладельцы сдавали их в рекруты, не имели особого желания защищать империю; сыновья ветеранов, хотя за ветеранами были сохранены их привилегии, в условиях, когда мелкое и среднее землевладение разлагалось, а принадлежность к сословию декурионов налагала новые повинности, также мало были заинтересованы в военной службе. Поэтому все чаще приходилось прибегать к найму варваров или договорам с племенами, переходившими на положение федератов. Армия постепенно варваризировалась и с точки зрения ее состава, и по вооружению, и по методам ведения войны. Наемники требовали платы золотом, которое становилось все труднее добыть, поскольку, хотя работа на рудниках и восстановилась, они давали продукции гораздо меньше, чем раньше. Федераты же требовали земли в провинциях и не всегда были надежны в войнах со своими соплеменниками.

Диоклетиан и Константин проводили монетные реформы с целью поднять стоимость денег и преодолеть инфляцию. Отчасти это удавалось, но все же хозяйство продолжало натурализоваться. О новом отношении к ценностям свидетельствуют слова Константина в эдикте, запрещавшем опекунам продавать земли малолетних; предки, писал он, видели всю силу своего имущества в наличных деньгах, но это неправильно, так как деньги нестабильны и недолговечны. Богатые люди усиленно собирали сокровища уже не в денежной форме, а в виде слитков золота, драгоценных камней и т.п. Диоклетиан пытался бороться с ростом цен и спекуляцией, издав эдикт о ценах, нормируя максимальные цены уже не только на зерно, но на другие товары, а также на заработную плату людям как физического, так и умственного труда. Но его эдикт практически не вошел в жизнь, не соблюдались и прежние нормы цен на зерно. Спекуляция, особенно продуктами питания во время неурожаев, принимала широкое распространение, обогащая крупных землевладельцев и оптовых торговцев, вызывая волнения городского плебса.

При Диоклетиане, Константине и преемниках последнего завершился шедший уже в III в. процесс абсолютного превалирования «деспотических» связей. Император из принцепса окончательно превратился в господина, dominus, в связи с чем эпоха IV-V вв. получила в современной науке название домината. Власть императора стала считаться абсолютной и священной, как священным стало все имевшее к нему какое-нибудь отношение, начиная от его опочивальни и кончая его рескриптами. Его отличала диадема и шитая золотом пурпурная одежда, какую под страхом казни никто, кроме него, не мог носить. Императоры редко показывались народу, а те, кто был к ним допущен, обязаны были падать ниц, соблюдая ритуал, принятый при дворе персидских царей, что часто считают признаком «ориентализации» империи — термин, который можно принять лишь в том смысле, что Поздняя Римская империя действительно по своей структуре напоминала некоторые восточные царства, что накладывало свой отпечаток и на организацию власти.

Соответственно до бесконечности возрастал штат дворца (одних брадобреев при Константине было 1000), влиявший благодаря своей близости к правителю и на государственные дела, и еще больше разрастался бюрократический аппарат — канцелярии императоров, префектов, викариев, наместников, ведомства по сбору налогов и их распределению, по управлению императорским имуществом, включавшим теперь, помимо земель и рудников, также большие мастерские, производившие оружие, одежду и другие изделия для нужд двора, армии, чиновничества и обслуживавшиеся прикрепленными к ним работниками, которых клеймили, чтобы они не могли убежать. Представители административного аппарата были распределены строго по рангам, с соответствующими титулами. Занимавшие высокий ранг после отставки причислялись к сословию сенаторов; следующие по рангу с титулом honorati возвращались в родные города, где пользовались высоким престижем. Вся эта масса придворных и чиновников потребляла значительную часть производившегося в государстве прибавочного продукта, чинила насилия «маленьким людям», требуя дополнительных средств и услуг. В их среде процветали интриги, доносы, коррупция. Насколько последняя была обычна, видно не только из многочисленных направленных против нее законов и рескриптов, но и из составленного в IV в. в Галлии списка ответов оракула на разные вопросы. На часто повторявшийся вопрос: «Выиграю ли я тяжбу в суде?» — следовал неизменный ответ: «Выиграешь, если дашь судье больше, чем твой противник». Бюрократический аппарат превращается в некую самостоятельную силу, противостоявшую почти всем социальным слоям и усиливавшую их враждебность к существующему строю.

Выше уже упоминалось отделение сельского плебса от городского и передача выморочного имущества консортию куриалов, т.е. уже не город, а курии становились собственниками городской земли. Усилилась социальная и имущественная дифференциация среди самих куриалов, составляющих теперь определенную иерархию. Во главе ее стояли самые богатые — принципалы. О разнице между ними и простыми декурионами можно судить по — правда, относящемуся к Африке — указу, согласно которому за причастность к «ереси» донатистов принципалы, как и сенаторы, платили штраф в 20 фунтов золота, простые куриалы — в 5. Близки к принципалам были и упоминавшиеся уже honorati. Происходившие из города сенаторы могли выбираться патронами города, оказывать «благодеяния» бедноте и, так же как honorati, использовать свои связи с правительственным аппаратом в пользу города. Так, как некогда в Ахайе, выделялся небольшой круг фактически господствовавших в городе богатых семей, крупных землевладельцев,

сближавшихся с теми «сильными людьми», которые выступают в кодексах как главные притеснители «маленьких людей», бравшихся императорами под защиту с целью сохранить за собой их рабочую силу и укрепить их платежеспособность, а также ограничить влияние «сильных людей», противостоявшее влиянию императоров и их аппарата.

Основное бремя ответственности за налоги и повинности города падало на простых куриалов. Правительство старалось закрыть им все возможные выходы из их нелегкого положения: службу в армии или административном аппарате, переход на положение колонов императорских и частных имений или даже рабов сильных людей, способных их защитить. Таким образом, власть в городе и собственность на его территорию принадлежали уже не народу, как то, хотя бы теоретически, имело место в античной гражданской общине, а небольшой группе знатных и богатых семей. Изменялся даже внешний облик городов: старая планировка нарушалась, площади, парки, форумы, предназначенные в пользование всем гражданам, застраивались, общественные здания ветшали и разрушались. Однако, хотя много мелких городов с небогатым населением хирело, ряд больших городов Запада сохраняли свое значение как административные и культурные центры, центры ремесленного производства, особенно если там располагались крупные императорские мастерские и жили земельные магнаты. Такими крупными городами оставались в Галлии и Германии Трир, Кёльн, Арль, Бордо, Амьен, Бурж, в Испании — Мерида, Барселона, Кордова, Тарракона, Сарагосса.

В городах по-прежнему производились ремесленные изделия — ткани, стекло, керамика, украшения, оружие, статуэтки. Они в основном изготовлялись по заказу крупных собственников, и во всех этих вещах наблюдается возрождение старых местных традиций как в стиле, так и в технике. Возрождаются и старые обычаи, например оформление надгробных стел, на праздниках — и в Галлии, и в Испании — на Новый год стали снова одеваться в шкуры оленей и быков. Ремесло продолжало жить и в сохранившихся после нашествий III в. селах, особенно на Рейне. Таким образом, было бы неверно, как то иногда делается, считать период Поздней империи временем сплошного упадка. В упадок пришел рабовладельческий уклад и неразрывно связанная с ним античная гражданская община со всем строем ее жизни. Напротив, уклад, существовавший еще до римского завоевания, но стимулируемый влиянием римских античных отношений, сложившейся на их основе техникой, организацией хозяйства, многообразными связями между провинциями и Римом, развивался. В нем уже сложились формы отношений, от которых был возможен переход к феодальной формации: сословная собственность как сенаторов, так и колонов, хотя юридически еще не считавшихся особым сословием; разделенность владельческих прав, чуждая античной civitas, где каждый гражданин, и только гражданин, был землевладельцем и был непосредственно связан с самой civitas, тогда как теперь возникла длинная цепочка прав собственности и владения, от верховного собственника — императора через собственность сенатора к владельческим, прекарным правам колона или через владение общины к владению общинника, так что каждый был связан с государством только через посредство более высокого звена в сложившейся иерархии; принцип общинной организации всех групп населения, объединенных одинаковым характером своего труда, своих повинностей, своего места в социальной иерархии; наконец, способ присвоения прибавочного продукта непосредственных производителей; от непосредственного присвоения прибавочного продукта, произведенного рабом, переход к присвоению его в форме ренты, вносимой колоном. Эти новые формы, предвосхищавшие переход к более прогрессивной формации, способствовали развитию того уклада, в котором они сложились. Об этом свидетельствуют и богатство земельных магнатов, и процветание городов, с которыми они были наиболее тесно связаны, и новая культура.

Диоклетиан пытался освятить свою власть, прокламируя непосредственную связь с Юпитером, а Максимиана — с Гераклом. Не желавших признавать божественность его власти христиан он жестоко преследовал; многие погибли, но церковь не ослабела. На Западе, где правил Констанций Хлор, жертв вообще было гораздо меньше. Сын Констанция Хлора Константин не только отменил гонения, но сам принял христианство и сделал его государственной религией. О причинах обращения Константина уже в древности ходили разные версии, сохраняющиеся и теперь. Одни видят в нем акт искренней веры, другие — тонкий политический расчет: государство, укрепляя свою власть, искало союза с религией, создавшей наиболее сильную организацию и к тому же склонной к догматизму, противостоящему исконному античному свободомыслию, плохо согласовывавшемуся с абсолютной, теократической императорской властью. Вероятно, имели место обе эти причины. Мать Константина была христианкой, и он, как всякий его современник, искал веры, наиболее отвечавшей его духовным потребностям. Но он был и умный государственный деятель и вполне мог учитывать все преимущества христианской церкви, не побежденной гонениями Диоклетиана, как сильного союзника. В 325 г. он собрал в Никее собор, выработавший единый и обязательный для христиан символ веры, что, однако, не помешало возникновению иных толкований христианского вероучения с борьбой между собой различных течений, каждое из которых старалось обеспечить себе поддержку правительства.

Основные столкновения между ними, особенно между никейством и арианством, поддержанным преемниками Константина и распространившимся среди готов, происходили на Востоке. На Западе ересей было немного и они не имели большого числа сторонников. Христианство быстро распространялось в городах, среди высших классов. Сельское население принимало его с трудом. В «Житии св. Мартина Турского» Сульпиций Север неоднократно упоминает, как Мартин обращал в христианство сельчан, приказывал вырубать священные деревья и какое это встречало сопротивление. Но церковь действовала в этом смысле достаточно гибко, приспосабливая христианские праздники к языческим, допуская отождествление некоторых местных богов с христианскими святыми и мучениками, культ которых быстро развивался, как и культ Богородицы, сливавшийся с исконным культом богинь-матерей.