История Европы. Том 2. Средневековая Европа
Шрифт:
Киево-Печерскому монастырю посвящен и замечательный «Киево-Печерский патерик», чтением которого так увлекался А.С. Пушкин. Окончательно патерик сложился лишь в начале XIII в. и приобрел форму переписки между суздальским епископом Симоном и печерским монахом Поликарпом. В этой переписке содержится серия увлекательных и вместе с тем в соответствии с требованиями времени назидательных рассказов (всего их 24). Некоторые из них относятся к ранним этапам истории монастыря, начиная от его основателя Антония Печерского (середина XI в.). Чудесное причудливо переплетается в патерике с реально-историческим.
Наряду с агиографией значительное развитие в Киевской Руси получило ораторское искусство — проповедничество. Древнерусские проповедники создали много замечательных, блестящих и во многом самобытных произведений, как, например, «Слово о законе и благодати» русского по происхождению митрополита Илариона. Может быть, еще никогда с такой силой и взволнованностью не звучали чувства глубокой любви к своей Родине, гордости за ее величие и за то место, которое она по достоинству занимает среди других стран, как в этом раннем памятнике русского живого слова. Прославленным проповедником на Руси был и Кирилл Туровский (вторая половина XII в.). От него осталось обширное литературное наследство, дошедшее
Помимо устного слова, на Руси довольно распространен был и жанр посланий, которые иногда, кроме назидательных наставлений и советов, содержали и целые трактаты богословско-философского содержания. Одним из самых замечательных среди них было послание Климента Смолятича пресвитеру (священнику) смоленского князя Ростислава Фоме, датируемое серединой XII в. Фома обвинил Климента, и, конечно, не без оснований, в том, что он выказывает себя философом и пишет «от Омира (т.е. Гомера) и от Аристоля (т.е. Аристотеля), и от Платона». Уже сам перечень этих имен красноречиво показывает, сколь живо на Руси была воспринята античная струя в византийской культуре. И показательно, что Климент не стыдится этого, отстаивает свое право быть философом.
Было бы совершенно неверно только церковной средой ограничивать культурные, в том числе и литературные, очаги Древней Руси. В русских летописях содержится немало чисто светских сочинений. Особенно изобилует ими Ипатьевская летопись, составленная в пределах Галицко-Волынской Руси. Характеристики князей, их военные походы, описания хода государственных дел — все это по своему духу и настроенности, даже по самому стилю и словоупотреблению выдает светские, иногда просто «рыцарские» (воинские) источники своего происхождения. Лаврентьевская летопись донесла до нас один из драгоценнейших памятников древнерусской светской литературы — «Поучение Владимира Мономаха», датируемое большинством исследователей временем около 1117 г. Этот замечательный памятник состоит из трех частей: собственно поучения к своим детям, автобиографии князя и его письма к Олегу Святославичу Черниговскому. Владимир Мономах призывает своих детей, а вместе с ними и всех, быть миролюбивыми, отвергать усобицы, чтобы «не погибла земля Руская» и ее не взяли «врази наши половцы». Постоянный труд и ученье должны стать, по словам Владимира Мономаха, основой жизни. Идеи милосердия и братолюбия звучат и в письме Владимира Мономаха к Олегу Святославичу. В княжеском письме звучат слова, столь близкие образности русского народного творчества, всегда остававшегося живой питательной средой для лучших произведений письменной литературы. Что это так, нетрудно убедиться, обратившись, например, к «Слову» и «Молению» Даниила Заточника — памятникам, также вышедшим из чисто светской среды. «Слово» адресовано новгородскому князю Ярославу Владимировичу (конец XII в.), а «Моление», видимо, владимиро-суздальскому князю Ярославу Всеволодовичу (начало XIII в.). В этих памятниках звучит прославление князя и осуждение бояр.
Вершина древнерусской литературы — эпическая поэма «Слово о полку Игореве». Оно посвящено походу русских войск во главе с новгород-северским князем Игорем Святославичем на половцев в апреле—мае 1185 г. Вместе с Игорем в походе принимали участие и другие князья Черниговской земли: сын Игоря Владимир, княживший в Путивле, рыльский князь Святослав Ольгович и трубчевский князь Всеволод, которого автор «Слова» за его храбрость, силу и отвагу называет Буй Тур, т.е. буйный зверь тур. Поначалу казавшийся удачным, поход кончился полным поражением русских войск и пленом Игоря и его сына. Сам по себе этот поход не был каким-то исключительным по своему историческому значению событием, но гениальный автор «Слова» разглядел в нем и в его последствиях то, что так волновало русское общество того времени, а именно: необходимость борьбы с половцами, но борьбы непременно общими, а не разрозненными усилиями. Только в единстве усилий русских княжеств справедливо видел автор «Слова» залог победы над внешним врагом. А Игорь Святославич пренебрег этим единством, даже не поставив в известность киевского князя Святослава о своем походе. Таким образом, поход Игоря становился как бы суровым уроком и предостережением другим князьям. Таков общественно-политический смысл, можно сказать пафос, «Слова». Автор «Слова о полку Игореве» обладал необычайно широким политическим и географическим кругозором и глубоким знанием исторического прошлого Руси. Перед его мысленным взором проходят не только близкие ему Киевская и Черниговская земли, но и далекая Галицкая и Владимиро-Суздальская Русь, Полоцкая земля. Он великолепно осведомлен о реальном положении в этих землях, знает о силе и возможностях их правителей. К наиболее могущественным из них он обращается с призывами прийти на помощь русским воинам, гибнущим в неравной борьбе с половцами. Свой поэтический рассказ о походе Игоря автор «Слова» строит на фоне исторического прошлого, «свивая, — по его собственным словам, — обе полы сего времени», т.е. соединяя прошлое и настоящее от глубочайшей древности «Трояновых веков», вероятно времени римского императора Траяна, до Владимира Святославича. Могущество и единство Руси в прошлом автор «Слова» противопоставляет времени усобиц.
Образы природы, ее восприятия как живого, одушевленного начала — характерная черта памятника. Кровавые зори, черные тучи, «а в них трепещут синии молнии», ветры, веющие с моря, мутные текущие реки; деревья, роняющие листья, само померкшее солнце — все это как бы общается с Игорем, предостерегает, предупреждает его. И, наоборот, когда Игорь бежит из плена, туманы прячут его от преследователей, примолкли птицы и только дятлы своим стуком по сухим деревьям «путь к реце кажут». Игорь разговаривает с рекой Донцом как с живым существом, прося помочь ему. Как сродни это устному народному творчеству. Точно так же жена Игоря — Ярославна в своем знаменитом плаче обращается, как к живым, к солнцу и ветру, моля о помощи мужу. Подобное восприятие природы, восходящее к языческому анимизму, сочетается в этом произведении с христианским мировоззрением. Когда природа помогает бегству Игоря, то это для него «князю Бог путь кажет». Будучи органически связанным со всей литературой мировосприятием и общественно-политическими идеалами Руси XII в., «Слово», при всей своей исключительной и во многом неповторимой художественной силе, бесспорно является произведением этого века. Вместе с тем «Слово о полку Игореве», «Золотое слово» древнерусской литературы, как назвал его Д.С. Лихачев, — памятник национальной и одновременно мировой культуры.
Подводя
Писателей Древней Руси волновали также проблемы этики и морали. Они уделяли большое внимание практической, поведенческой философии, нравственному поучению, воспитанию высоких человеческих чувств. Это сочеталось у них с проникновенным лиризмом и этическим самосознанием. Впрочем, как и во всей средневековой литературе, выражению живых чувств писателя в Древней Руси нередко мешало наличие традиционных словесных штампов и застывших литературных ситуаций. Складывался своеобразный литературный этикет, когда герои произведений действуют и говорят в соответствии с занимаемым ими официальным положением, будь то князь, боярин, воин, купец, монах. Тем самым создается определенная устойчивость художественных форм литературы, оценок происходящего. Потому-то в древнерусских произведениях не может быть и такого литературного приема, как эффект неожиданности. Постоянные эпитеты-клише то и дело встречаются в них, соединяя письменные памятники с типичными особенностями устного народного творчества.
Особенности литературного творчества Киевской Руси были свойственны и искусству того времени, разумеется, в иных формах и со свойственными ему средствами выражения.
После крещения Руси особый размах приобрело каменное зодчество. Это, конечно, не значит, что до принятия христианства архитектура Древней Руси не развивалась, но, к сожалению, памятники деревянного зодчества и редкие каменные постройки до нашего времени не сохранились.
На развитие художественного творчества Древней Руси значительное влияние первоначально оказала Византия. Сила воздействия византийской цивилизации изменялась, однако, в пространстве и времени. Наиболее плодотворными и интенсивными контакты с Византией были в южных и юго-западных областях Руси, слабее — в северных и северо-восточных. Временем наиболее активных отношений Руси и Византии в сфере художественного творчества был конец X—XII в. Центром культурных связей Византии и Руси в это время был Киев. Киевские князья первые стали приглашать из Византии греческих мастеров: зодчих, живописцев, резчиков по камню, мозаичистов и ювелиров. Именно в Киеве с помощью греческих зодчих началось широкое культовое и дворцовое строительство. Из Византии на Руси в конце X—XI в. было воспринято византийское каменное зодчество с его сложным типом крестово-купольного храма, совершенной системой перекрытий, высочайшей для того времени строительной техникой. В отличие от романского Запада, где в это время лишь в отдельных регионах происходил медленный и трудный процесс перехода от деревянных конструкций к каменным сводам, Киевская Русь уже очень рано получила от Византии изощренную систему сводчатых и купольных перекрытий, здания тонкой и изысканной пространственной конфигурации и большой высоты. Теперь для архитектуры Киевской Руси характерной чертой, во многом определившей ее сущность, стал монументализм.
Монументальность проявилась уже в первой постройке Владимира после крещения — Десятинной Богородичной церкви в Киеве, построенной в 989—996 гг. Хотя она и была разрушена монголо-татарами при взятии ими Киева в 1240 г., но сохранилось довольно значительное число ее фрагментов, позволяющих в целом представить себе ее конструкцию и облик. Это был величественный трехнефный крестово-купольный храм, в значительной мере ориентированный на византийские образцы. Необычным для них в Десятинной церкви было ее многоглавие — 25 глав, венчающих собор. Пол церкви, как показывают раскопки, был выложен узорами из разноцветного (зеленого, белого, пятнистого) мрамора, шифера и мозаичной смальты. Уже при строительстве Десятинной церкви зодчими Владимира были учтены и общие градостроительные задачи преобразования Киева. Десятинная церковь была расположена против княжеского дворца, а на образовавшейся площади поставлена литая скульптура-квадрига, привезенная Владимиром из Херсонеса. Дальнейшее развитие киевское градостроительство получило при Ярославе Мудром. В 1037 г. были построены Золотые ворота в системе оборонительных сооружений города. Название ворот в Киеве воспроизводило наименование главных ворот Константинополя. Киевские Золотые ворота — это и мощное фортификационное сооружение, и торжественная триумфальная арка при входе в город. Рядом с воротами были построены в том же 1037 г. церкви Ирины и Георгия. На пересечении же дорог от разных ворот Киева был возведен грандиозный Софийский собор. Строительство Софийского собора продолжалось почти три десятилетия: с 40-х по 60-е годы XI в. По своим масштабам он значительно превосходил Десятинную церковь. К нему перешла честь быть главным кафедральным храмом всей страны. Не желая ни в чем уступать Византии, Ярослав назвал собор Софийским, подобно главному храму Константинополя. Как София Константинопольская символизировала победу христианства во всей цивилизованной ойкумене и могущество византийских императоров, так и София Киевская утверждала православие в Древней Руси и силу великокняжеской власти. В этом проявилась определенная политическая программа Великого Киевского князя. Вопреки ожиданиям византийских императоров русские князья ни в коей мере не чувствовали себя после крещения, принятого от Византии, вассалами империи. Но, естественно, художественное воплощение этой идеологической концепции в Константинополе и Киеве было уже различным.