История Европы. Том 2. Средневековая Европа

Чубарьян Александр Оганович

Города в Западноевропейском регионе не господствовали политически над деревней, как это было в Италии. В силу этого они не мешали, а скорее способствовали прогрессивному развитию сельской экономики. Особенностью городского строя в этом регионе было также повсеместное высокое развитие цеховой системы организации ремесла. «Свободное», не организованное в цехи ремесло существовало только в Южной и Юго-Западной Франции.

В политическом отношении города и новое сословие — бюргерство стали важным фактором развития феодального государства во всех странах Западноевропейского региона. Повсюду они уже в XII в. представляли собой третью силу, с которой вынуждены были считаться как королевская власть, так и крупные феодалы. Ведь города чем дальше, тем больше становились источником государственных финансов и доходов для их сеньоров-феодалов. На первом этапе развитого

феодализма намечается политический союз королевской власти с бюргерством. Этот союз более или менее успешно реализовался во Франции, Англии, Шотландии и немало помог на определенном этапе процессу государственной централизации. В Германском королевстве, в силу различий в экономических, в частности торговых, интересах крупных городов, а также особенно большой самостоятельности крупных феодалов, этот союз короля с городами оставался нереализованной потенцией. Крупные города вместе с тем повсюду сохраняли и свои местные сепаратистские интересы, нередко приводившие к нарушению их «дружбы» с королем.

В городах региона уже в XIII в. наблюдалось значительное имущественное и социальное расслоение населения. Как и везде, оно делилось на городскую верхушку (патрициат), средний, собственно бюргерский слой и бедноту (городское плебейство).

Выделялись города из сельской округи не только своей ремесленно-торговой экономикой, но и своим внешним видом. Вместе с замками они изменяли однообразный сельский пейзаж Западной Европы. Городские стены, один из главных внешних признаков города, замыкали его в ограниченное пространство. В центре обычно находилось сердце экономической жизни города — рыночная площадь и его духовной жизни — кафедральный собор. Дома теснились вокруг них, образуя узкие улочки и переулки. Под стенами городов возникали пригороды, населенные частью переселившимися из деревни не цеховыми еще ремесленниками, частью мелкими держателями земли — огородниками, садоводами. Дальше обычно простирались общинные угодья города, а иногда и полевые наделы горожан, не порвавших с земледелием.

В Ходе формирования городского сословия зарождалось и сословное самосознание горожан. В ту пору оно в первую очередь противопоставлялось феодальной и церковной идеологии, было направлено на утверждение сословного достоинства бюргерства. В городском животном эпосе — «Романе о Лисе» (возникшем в Северной Франции и затем широко распространившемся в регионе) — его главный герой Лис Ренар, символизирующий деловитого и ловкого горожанина, выступает неизменно победителем в столкновениях с сильными, но глупыми феодалами — медведем Бреном, злым, всегда голодным волком Изенгрином — мелким хищником-рыцарем, глупым придворным проповедником — ослом Бодуэном. В аллегорической поэме «Роман о розе», возникшей во второй половине XIII в. в городской среде Франции, автор второй ее части Жан де Мен выдвигает новое, городское в своей основе, понимание доблести и благородства, противостоящее рыцарскому. По его словам: «Все благородство в поведении. А знатное происхождение не стоит ровно ничего, коль сердце подло и черство». Жан де Мен высмеивает феодалов, кичащихся доблестью своих предков и своими успехами в псовой и соколиной охоте. Он говорит, что они «подлы и по своей природе злы», «чужою доблестью богаты, от предков по наследству взятой», которая, по мнению поэта, отнюдь не делает их благородными.

Стремление городского сословия к самоутверждению проявляется и в высокой оценке его представителями своей политической роли. Так, французские города, оказавшие помощь королю Людовику IX (середина XIII в.) в борьбе с феодальной лигой, по сообщению официальной «Большой французской хроники», считали, что они «могут дать столько добрых людей, что те обеспечат безопасность короля».

Города, наряду с общим ростом населения, резко повысили спрос на сельскохозяйственные продукты, прежде всего зерно, следствием чего был рост цен на них (в Англии, например, с конца XII до конца XIII в. более чем в 2,5 раза). Поскольку на местных рынках преобладала продукция крестьянских хозяйств, это, казалось бы, было для них выгодно. Однако извлечению выгоды мешала монополия феодалов на земельную собственность, которой они пользовались, чтобы усиливать эксплуатацию крестьян, по мере того как развитие рынка повышало потребности феодалов в дорогих городских товарах.

Несмотря на широкий размах внутренней и внешней колонизации, во всех странах региона ощущалась нехватка земли и не только из-за быстрого роста населения. Используя свое право собственности на нее, феодалы сокращали крестьянские

наделы в 3-4 раза при сохранении прежней ренты, что повышало норму эксплуатации крестьян. Сокращение размеров надела крайне ограничивало возможности накопления в крестьянском хозяйстве. Отрицательные последствия малоземелья для крестьян усугублялись еще тем, что феодалы с середины XII в. повсеместно повели наступление на общинные угодья, отнимая их в свое индивидуальное пользование или раздавая за высокую ренту новым держателям.

В большинстве стран региона уже в XII в. связи деревни с рынком осуществлялись в основном через крестьянское хозяйство. Заинтересованные в получении с крестьян необходимой им звонкой монеты, феодалы в этом случае предпочитали раздавать большую часть домена в держания, ликвидировали барщину, заменяя ее сначала натуральным, а затем и денежным оброком, часто в повышенном размере. Несмотря на связанное с этим иногда усиление эксплуатации, положение крестьян улучшалось: ослабевали узы внеэкономического принуждения и шел процесс освобождения лично зависимых крестьян.

Во Франции к середине XIII в. значительно сокращается число сервов, утверждается так называемая «чистая сеньория», в которой домен был невелик или совсем отсутствовал, основная часть земли находилась в руках наследственных держателей-крестьян, поземельно-зависимых и плативших феодалу обычно денежный «ценз». В Северо-Восточной Франции, во Фландрии и нидерландских княжествах «чистая сеньория» сочеталась уже в это время с широким распространением краткосрочной издольной аренды, которая не обеспечивала земледельцам наследственных прав на землю.

В Германских землях на северо-западе — в Нижней Саксонии, Вестфалии, а также на юге, в Баварии, в XIII в. возобладала тоже «чистая сеньория», но не с наследственными держаниями, а с краткосрочной арендой уже лично свободных крестьян. На Среднем Рейне и в юго-западных областях (Швабия, Франкония) господствовала так называемая «окаменевшая сеньория», где сохранялась старая вотчинная организация с наследственными крестьянскими держаниями, за которые теперь уплачивалась в основном денежная рента. В Заэльбье, где в процессе немецкой колонизации лично свободные крестьяне-колонисты в то время не знали барщины и серважа и где города были много слабее, положение крестьян в XII—XIII вв. оставалось более или менее стабильным. Здесь натуральная рента сочеталась с денежной.

Аграрная эволюция Англии под воздействием товарно-денежных отношений шла более противоречивым путем. С середины XII в. в ней переплетались две тенденции: одна также в сторону коммутации ренты и личного освобождения, вторая, проявившаяся в конце XII в. и преобладавшая в XIII в., — к расширению домениального хозяйства, росту барщинной эксплуатации крестьян, укреплению личной зависимости основной их части — вилланов. Такая аномалия в развитии английской деревни в XII—XIII вв. была следствием уже отмечавшегося роста в эти десятилетия экспорта шерсти и зерна. Главную роль в нем играли не крестьяне, но крупные феодалы, которым торговля на экспорт приносила большие доходы. Отсюда их стремление увеличить домен и барщины, чтобы производить побольше дорогостоящих товаров.

Однако эта консервативная тенденция и в Англии не пресекла полностью прогрессивных изменений. В мелких и средних вотчинах также происходила коммутация ренты, росло число лично свободных крестьян. С конца XI до конца XIII в. число их выросло более чем втрое, в отличие от вилланов они платили в основном денежную ренту.

Таким образом, в целом по региону освободительная тенденция в положении крестьян все же превалировала над тенденцией к усилению феодальной зависимости. Это, тем не менее, не ликвидировало феодальную эксплуатацию как таковую. Кроме того, переход крестьян из личной в поземельную зависимость автоматически влек за собой обложение их налогами со стороны государства, т.е. к зарождению, наряду с сеньориальной, государственной их эксплуатации, ранее в регионе незначительной. Нельзя не учитывать и того, что под воздействием товарно-денежных отношений значительно усилилось расслоение крестьянства. Уже в X—XI вв. в среде зависимого крестьянства во всех странах региона выделялись разные имущественные категории: богатые, среднего достатка, бедные малоземельные. К концу XIII в. эти имущественные различия заметно увеличивались в основном за счет роста малоземельных и безнадельных крестьян. Естественно, что выгоды от улучшения социально-правового положения крестьянства могли извлечь только наиболее зажиточные его представители, тогда как беднота не имела возможности их использовать в своих интересах.