История Европы. Том 2. Средневековая Европа
Шрифт:
В окраинных районах региона, где процесс феодализации шел более медленно, конец XI—XII в. был временем его окончательного завершения. Так обстояло дело в завоеванном Англией (1169—1170 гг.) районе Ирландии «Пэйле» (дословно — «ограда»). На господствовавший там до этого клановый строй, в котором только зарождались феодальные отношения и основную массу населения составляли свободные общинники — фении, завоеватели наложили английскую развитую манориальную (вотчинную) систему, пытаясь превратить местное крестьянство в лично зависимых барщинных крестьян — бетагиев. В остальной независимой Ирландии продолжал господствовать клановый строй.
В Шотландии, где в XI в. частично (в северной и западной части страны) тоже господствовал
Сходная эволюция происходила и в Швейцарии, где до конца XI в. повсеместно преобладало свободное, объединенное в общины крепкое крестьянство. В XI—XII вв. в долинах — особенно Восточной Швейцарии, а также Тироля, где развивалось земледелие, — тоже начался, не без влияния здесь сильных городов (Цюрих, Берн, Женева) и немецкой колонизации из Баварии, процесс втягивания крестьян в поземельную зависимость от владевших основным земельным фондом феодалов. Однако в лесных горных кантонах Северо-Восточной Швейцарии (Швиц, Ури, Унтервальден) еще в XIII в. преобладало крепкое крестьянство дофеодального происхождения, жившее сильными самоуправляющимися общинами и пользовавшееся правом собственности на свои наделы. Наконец, в отдельных северогерманских землях (Фрисландии, Дитмаршене, в земле Штедингов в устье Везера) основную часть населения составляли также никому не подвластные крестьяне-общинники, упорно сопротивлявшиеся попыткам соседних феодалов подчинить их своей власти.
Немалые изменения произошли в XII—XIII вв. и в положении господствующего класса. Две его группы — духовные и светские феодалы — оформились как два отдельных сословия. Церковная иерархия строилась по принципу занимаемых в церкви должностей (папа, архиепископы, епископы, аббаты, архидьяконы, деканы, приходские священники). Все они были связаны общими привилегиями церкви как корпорации и соучастием в эксплуатации крестьянства (даже приходские священники получали часть собираемой с крестьян десятины). Однако приходские священники, в отличие от высших членов этой иерархии, жили среди простого народа, обычно были бедны и вели жизнь, во многом сходную с крестьянской.
В руках церковных феодалов были сосредоточены огромные земельные богатства и большое число зависимых крестьян. Эти богатства не подлежали дроблению между наследниками. Крупные церковные феодалы были более рачительными хозяевами, чем светские. Повсеместно в регионе они широко использовали возможности рынка, а потому во многих случаях дольше держались за домениальное хозяйство, барщину и личную зависимость крестьян. Такую же консервативность проявляли церковные феодалы и в отношении освободительной борьбы горожан: вели с ними наиболее длительные войны, туго шли на уступки, а многие мелкие города так и оставляли в своей полной зависимости. Это стимулировало антицерковные настроения в среде как крестьян, так и горожан.
Церковные феодалы благодаря своему экономическому могуществу и идеологической функции — оправдания и сохранения существующего строя — пользовались огромным политическим влиянием, особенно в XI—XIII вв., когда шла острая борьба за политическое верховенство между светскими государями и папством. Среди церковных феодалов во всех странах региона намечались две партии: одна стояла за усиление центральной власти в своих странах, ее представители
Богатства церкви вызывали зависть и раздражение не только у крестьян и горожан, но и у светских феодалов, которые боролись с церковниками за земли и доходы, добиваясь иногда запрещений даровать земли церкви. (В 1279 г. такое запрещение было сделано, например, королем: Эдуардом I в Англии.)
Иерархия в среде светских феодалов в XII—XIII вв. еще более усложнилась. Она строилась по принципу отношения феода (фьефа) держателя к королю, стоявшему во главе этой иерархии: непосредственно от него держали крупные феодалы (князья, графы), от них (а иногда и непосредственно от короля) — менее крупные феодалы (бароны в Англии, Германии, Шотландии, бароны и шателены во Франции), от них — более влиятельные рыцари (milites). В самом низу этой лестницы стояли мелкие бедные рыцари (иногда они назывались «однощитными»). Во Франции и Германских землях отношения внутри иерархии регулировались правилом «вассал моего вассала не мой вассал», в Англии король считал своими вассалами и вассалов низших ступеней (арьервассалов).
В масштабе всего региона в XI—XIII вв. происходила консолидация сословия светских феодалов. Она находила свое внешнее выражение в том, что термин рыцарь — воин (miles), которым ранее обозначались только представители низшего слоя феодалов, теперь переносился на все их слои и становился синонимом знатности, благородства — в противовес нижестоящим — крестьянству, горожанам. В то же время это обозначение светской знати противопоставляло ее как сословие воинов церковным феодалам. Сохранялось, однако, и прежнее, более узкое, значение этого термина для обозначения низших слоев класса феодалов.
В Северной Франции это новое осмысление термина относится к началу XII в., во Фландрии — к концу этого столетия, в Германских землях и в Англии — к рубежу XIII в. Оно имело как материальные, так и идеологические причины. С одной стороны, удорожание в конце XI — начале XII в. рыцарского снаряжения требовало, чтобы рыцарь был богаче, чем раньше, что сближало его со знатью. С другой стороны, рост сословного самосознания светских феодалов обусловливал их стремление непроходимой гранью отделить себя от «подлых», неблагородных мужиков. Одним из главных признаков благородства в среде светских феодалов становится длинная родословная (по отцовской линии) — линеаж, что вызывает стремление каждого из них прославить доблести и моральные достоинства своих действительных или выдуманных предков. Одной из причин приверженности к линеажу было стремление светских феодалов поставить преграду проникновению в их среду богатых свободных крестьян и горожан. Последним, однако, иногда это все же удавалось; в Англии, например, разбогатевшие свободные крестьяне даже обязывались королем к принятию рыцарского звания, что вызывало еще большее стремление светских феодалов обособиться от этих «нуворишей».
Рост сословного самосознания рыцарства выражался и в его резко отрицательном отношении к крестьянству и горожанам. В этом светские и духовные феодалы были единодушны. Они считали, что крестьяне обязаны были беспрекословно кормить своим трудом все общество, и в то же время постоянно упрекали их в жадности и корыстолюбии (сравнивая со щедрыми рыцарями), но главное — в непокорности и неверности своим господам. Один из французских церковных писателей XII в. утверждал, что крестьяне, отказывающиеся трудиться на господина, «теряют все свои достоинства». Поэт-рыцарь Робер де Блуа в 60-х годах XIII в. призывал своих товарищей по классу не доверять сервам, так как они лишены чувства верности и готовы «ежедневно менять по своей воле сеньора», т.е., видимо, убегать от него.