История Франции глазами Сан-Антонио, или Берюрье сквозь века
Шрифт:
Эта гипотеза греет душу моего Берю. Он вдруг перестал злиться на Изабо де Бавьер.
— Почему бы и нет? — шепчет он. — Как он выглядел, твой Шарло?
— По правде говоря, внешне он на тебя не был похож. Он был плюгавый и нерешительный. Слизняк, придавленный своей короной, которая не была такой уж большой в то время, когда началось его правление. Он был полон комплексов. Но судьба не дремала. Одна женщина сгубила королевство, другой было суждено спасти его.
— Жанне д'Арк? — декламируют супруги Берюрье.
Я жалую их одобрительным кивком. Берта и Александр-Бенуа напоминают упряжку кареты ленивого
— Да, друзья мои: Жанне д'Арк.
Берта слегка крякает, приветствуя появление Девственницы в нашем разговоре. Берю, который любит переживать торжественные минуты со всеми удобствами, развязывает шнурки, снимает ботинки, и его вырвавшиеся на свободу пальцы трепещут в дырявых носках, словно рыба в корзинке.
— Жанна д'Арк появилась в период полного развала и безысходности, — говорю я. — Страна была разделена, разрушена, разграблена и пошла по наклонной…
— Это в Италии? — спрашивает Толстяк.
— Что?
— Поно Клоной.
— Это не место, а такое выражение, умник! В смысле пошла прахом…
— Извиняюсь, — бормочет Огромный. — Как ты ни тянешься к культуре, некоторые штучки от тебя ускользают. Ну и?..
— Франции нужен был герой или героиня. Ей нужен был спаситель. В смутные времена достаточно, чтобы кто-нибудь появился в нужный момент с криком «Я вас понял», и он получит большинство голосов. Очередной мессия должен только сказать, что он слышал голос, и он тут же получит голоса избирателей. В общем, так обстояло дело, когда малышка Жанна заставила о себе говорить. В Домреми, между Шампанью и Лотарингией, как раз была вотчина короля Франции. Предки Жанны были самые что ни на есть зажиточные кугуты, а не то что думала публика, которая считала её дочерью крепостных. Её родители были очень набожными и не переставали перебирать чётки, прося у Неба помощи и защиты.
— Им и в голову не приходило, что их пацанка всё устроит как надо, — умиляется мой Толстяк. — Ну и прикол, у них под боком была святая, а они об этом не знали. Они её лупцевали при случае и не думали, что потом её имечко будет красоваться на всех религиозных заведениях Франции и Наварры.
— Это судьба, — философствует наша дорогая Берта. — Тут не угадаешь. Всё равно что Лурд с Бернадеттой Скубиду [75] , её семья тоже ни о чём не догадывалась.
— Жанна, — продолжаю я, — была очень чувственной. При виде стариков, которые хлюпали над несчастной долей короля Франции, у неё пошли галлюники. Когда она пасла баранов и пряла свою кудель, зазвучали голоса с небес. Церковь утверждает — и у нас нет никаких оснований подвергать это сомнению, — что это были голоса святого Михаила, святой Катерины и святой Маргариты…
75
Берта немного исказила имя Бернадетты Субиру, юной лурдянки, которой снизошло видение Девы Марии, после чего Лурд стал местом паломничества. — Прим. пер.
— Высший свет, — одобряет Берю, который знает назубок свой церковный календарь.
— Эти дамы и господа посоветовали Жанне отправиться к Орлеану, чтобы снять с него осаду, а затем короновать короля в Реймсе.
— Бедняжка, — хнычет Слониха. —
— У неё, наверное, икота прошла! — замечает Толстяк со своим практическим умом. — И что было потом?
— Жанна рассказала о своей миссии своему старику, и тот поднял хай. Папаша д'Арк был набожным, но недоверчивым. Он сказал девчонке, что лучше «утопит её собственными руками, чем отпустит с военными».
Между Берюрье вспыхивает спор. Мадам становится на сторону г-на д'Арк, считая, что девушкам, достигшим половой зрелости, не место в армии и что как святой Михаил сотоварищи имели нахальство поручить такое дело девушке-подростку! В ответ Могучий говорит, что отец Жанны не патриот. Он аргументирует тем, что со времён Жанны в армии было много девушек, и они с честью выполняли свои обязанности.
Я останавливаю спор, сообщая им о том, что в конце концов, д'Арк уступил и его дочь отправилась в Вокулер, чтобы рассказать о своей миссии барону де Бодрикур.
— Он, наверное, обалдел? — веселится мой сотрудник.
— Сначала он послал Жанетту ко всем чертям! Но у неё язык был хорошо подвешен. В конце концов он дал ей письмо для Карла Седьмого, а также несколько солдат, которые должны были сопроводить её до Шинона.
— Я надеюсь, что это были серьёзные мальчики? — лицемерно спрашивает Толстуха.
— История об этом умалчивает.
Она сожалеет об этой нехватке подробностей.
— Короля предупредили о прибытии девушки. И при дворе над ней уже посмеивались. Её приняли за чокнутую.
— Надо себя поставить на их место, — говорит Берю. — Сейчас мы знаем, что она была настоящей чистой святой, и её нимб не имел никакого отношения к жёлтому дому, но этот самый король мог и усомниться…
— Он не только усомнился, он ей устроил ловушку. Перед тем как принять её, он посадил на свой трон одного из своих приближённых, а сам смешался с толпой придворных.
— А он не дурак, твой Карл Седьмой! И что произошло?
— Чудо! Жанна подошла прямо к нему!
— Молодец! — говорит Берю, исполненный восхищения. Затем, опомнившись, предполагает: — Может быть, она видела его фото в «Пари-Матч» или где-нибудь ещё, кто знает?
— Невозможно! Таких средств информации ещё не было в те времена! — возражаю я.
Берта кладёт конец нашим колебаниям:
— Она же была святой, что тут непонятного. У неё был дар ясновидения, вот вам и всё!
— А ведь правда, — соглашается Берю под впечатлением от такой очевидности, — вот вам и всё. Ну и что, король принял её всерьёз, когда она его узнала?
— К тому же она его убедила в том, что он был отпрыском короля Франции, в чём он сильно сомневался, бедный козлик. Он воспрял духом и предоставил армию в распоряжение Девственницы. Жанна освободила Орлеан.
— Она в самом деле была девственницей? — перебивает меня Толстуха, краснея.
— Похоже на то.
Но Берю не уверен.
— Может быть, она ею была, когда уезжала из своего До-Ре-Ми-Фасоль, — говорит он, — но после осады Орлеана, надо думать, ей сделали пирке во время привала. Такая красотка, как я её себе представляю, рядом с солдатами при полной боевой готовности — какой бы святой она ни была, она не устояла. Дальше!
Его «дальше» для меня всё равно что миска с едой, которую он мне суёт то и дело под нос.