История Франции. Средние века. От Гуго Капета до Жанны д`Арк. 987-1460
Шрифт:
Однако в какой-то миг государство зашаталось. Первое потрясение вызвал тот выбор, который сделали в 1318 году прелаты и бароны. Последний сын Филиппа Красивого умер, не оставив наследника, как и его братья, корона перешла поэтому к одному из двоюродных братьев короля — Филиппу де Валуа. Начало его царствования не предвещало ничего нового. Можно было надеяться, что удалось, наконец, обуздать фламандцев, над которыми новый государь одержал блестящую победу при Касселе. Филипп VI собрался возглавить крестовый поход. Однако его восшествие на престол ускорило переворот в стиле жизни, который уже обозначился тогда в украшенном геральдическими лилиями дворце. Дело в том, что на троне оказался человек, который, как казалось, не имел серьезных шансов получить миропомазание, его не воспитывали в качестве будущего наместника Божия. Как и его отец, он с легкостью тратил те немалые средства, которые давало ему звание «сир Франции», на веселые кавалькады в красивых костюмах. При королевском дворе решительно возобладал дух княжеских дворов, открытых для светской культуры. Деньги, которые в изобилии притекали благодаря налогам, теперь направлялись не только на поддержание порядка, соответствующего воле небесной, и на прославление Господа. Их тратили на светские утехи. Конечно, все сюзерены XIV века — Иоанн II, Карл V, принцы, их сыновья или их братья — были людьми очень набожными, исполненными трепета перед Господом; как и их предшественники, они проводили долгие часы в молитве, многие дни — вдали от мирской суеты, в покаянии. Но уже не было того
Разрыв династической преемственности вызвал и другие последствия. Никто не допускал того, что королевская корона могла оказаться в женских руках. При избрании на царство в 1328 году исходили даже из более жесткого требования, основанного на следующем принципе: женщины из королевского рода более не могут передавать право на корону своим сыновьям. Но такой принцип шел вразрез с вековыми установлениями, которым следовали во всех знатных семействах; и двум лицам мужского пола, лишенным права на корону в силу указанного принципа, не доставило бы особого труда его оспорить. Речь идет о Карле, короле. Наварры, сыне Жанны, старшей среди внучатого потомства Филиппа Красивого. Вторым претендентом был Эдуард, король Англии, который сам являлся внуком Филиппа Красивого по своей матери Изабелле. Ни тот, ни другой не помышляли прогнать Филиппа VI; он был помазан в Реймсе священным елеем, стал королем, лицом неприкосновенным. Но после его смерти могли возникнуть притязания на королевское наследство. Филипп VI это знал и, умирая в 1350 году, был в большой тревоге. Его сын Иоанн поспешил принять помазание. Два года спустя он посчитал необходимым окружить себя еще одной защитной стеной, основав Орден кавалеров звезды. Был разработан специальный церемониал посвящения в его члены. Первоначально рыцарю надлежало облечься в темное одеяние, ночное бдение он совершал в алом костюме, а став полноправным членом ордена, присоединялся к своим новым собратьям в голубом и золотом. Эти переодевания, по замыслу авторов церемониала, должны были символизировать восхождение к лилиям, эмблеме монархии. Символика опиралась ныне не только на сакральность, но и глубоко пронизывала рыцарские мифы. Не забудем, что их расцвет произошел именно в описываемую эпоху. Но Иоанн Добрый все же чувствовал себя неуверенно. Ему повсюду мерещились предатели, поэтому короля внезапно охватывали припадки ярости.
Карл и Эдуард желали заполучить все, что возможно. И Эдуард очень скоро показал себя как иностранный захватчик. В 1336 году, когда король Франции, «христианнейший и могущественнейший поборник истинной веры», собирал флот в Марселе, чтобы плыть к Святой Земле, Эдуард III плел интриги во Фландрии, пытаясь перетянуть на свою сторону города сукноделов. А когда в наказание за вероломство у него вновь было отобрано герцогство Гиэнь (Гийенна), Эдуард заявил свои права, присвоив геральдические цвета королей Франции. Конечно, это был лишь шантаж. Молодого Эдуарда отличала склонность к авантюрам, долгое время он не мог удовлетворить свои амбиции. К нему тянулись во фландрских краях, в Артуа, Нормандии все те люди, которые рассчитывали извлечь выгоду из беспорядка. Эдуард помышлял лишь о том, чтобы, поведя за собой английскую молодежь, захватить во Франции как можно больше добра и вернуться после небольшого приключения домой с обильной добычей. Такой добычей он завладел в 1346 году в Нормандии, внезапно высадившись в портах Булоннэ; король Франции пустился за Эдуардом вдогонку, надеясь, наконец, его настичь, взять в плен, наказать за дерзость. Но случилось то, чего никто не ожидал. Длинные луки валлийцев, служивших королю Англии, оказались более эффективными, чем арбалеты корсиканских наемников Филиппа VI; атака французской конницы захлебнулась, Филиппу пришлось спасаться бегством, как и королю Оттону, сражавшемуся неподалеку от тех мест 134 года до того. Ошеломляющая битва при Креси перевернула все. Как и поражение под Бувином, она была проявлением небесной воли. Господь принял сторону короля англичан, как бы подтверждая законность его претензий на звание и короля Франции. Для начала Эдуард завладел портом Кале, поставил там своих людей, обеспечив себе возможность в любой момент высадиться здесь для совершения новых разбойничьих набегов.
Карл Наваррский, прозванный Злым, не решился выступать столь открыто. Он был гораздо моложе, воспитание и плотная сеть брачных союзов привязывала его к французскому королевскому дому. Будучи братом второй супруги Филиппа VI, он женился в 1352 году на сестре нового короля — Иоанна Доброго. Поэтому Карл не угрожал отобрать у него корону. Но он надеялся увеличить доставшуюся ему долю капетингского наследства, вернуть себе те права, которые имела его мать на Шампань, расширить в Нормандии владения своего отца — Людовика д'Эврё, брата Филиппа Красивого. У Карла были друзья на всех верхних этажах власти — в Парижском университете, в высшем духовенстве, среди баронов и самого близкого окружения сюзерена, его шурина. Они вступились за Карла, когда король, охваченный манией предательства, в порыве гнева приказал его схватить и заточить в тюрьму. Так начинался кризис, жестоко потрясший государство.
Перемирия и особенно «великая чума» заставили английского претендента прервать свои набеги, но они возобновились за год до описанного события. Их плацдармом была Гиэнь, которую очень прочно привязывала к Англии торговля бордосскими винами (ее размах был необыкновенным — только в 1308/1309 году по морю были перевезены 850 тысяч гектолитров вина; и эта доходная торговля объясняет, почему Бордо столь упорно сопротивлялся действиям короля Франции вплоть до середины XV века). Отсюда старший сын Эдуарда III Черный Принц предпринимал опустошительные конные набеги на Лангедок. Чтобы противостоять агрессии, надо было добыть гораздо больше денег, чем обычно. Поэтому в Париже была созвана всеобщая ассамблея трех сословий королевства, Генеральные штаты, как стали ее отныне называть. В собрании приняли участие представители северных краев, где говорили на франсийском диалекте. От имени «народа», третьего сословия выступал Этьен Марсель.
В королевском окружении рассматривали Париж как придаток дворца, а его деловых людей — как челядь. Этьен Марсель был купеческим прево, выборным главой объединения крупных торговцев, мощь которого не переставала возрастать после того, как «ганза» парижских купцов и судовладельцев взяла верх над своими руанскими конкурентами. Выступавший от ее имени Марсель казался королю неким начальником службы, уполномоченным посредником между его домом и подчиненными ему людьми, обязанными этот дом снабжать. Король слабо представлял себе власть крупной парижской буржуазии. Сила ее заключалась в накопленном денежном богатстве, но также в культуре, в том авторитете, который она приобрела у средних классов столицы, в окружавших Париж городках и в близлежащих
Таким образом, Иоанн Добрый добыл деньги на снаряжение своего ополчения, непобедимого ополчения. Но вот наступило 19 сентября 1356 г. И вновь свершился суд Божий. Близ Пуатье был подтвержден приговор, вынесенный при Креси. Поражение под Пуатье явилось таким же неожиданным, как и поражение при Креси. Король Иоанн преследовал Черного Принца, почти его настиг, но сам был пленен; хотя и сражался бесстрашно, как лев. Но ему не повезло, как когда-то и Людовику IX при Мансуре. Никто не думал хулить короля, он вызывал лишь чувство жалости, все хотели как можно скорее вызволить его из плена, даже если на выкуп потребуются горы золота. Напротив, гнев обрушился на годных лишь для парада горе-рыцарей, безответственные передвижения которых на поле боя описал Жан Фруассар. Стало совершенно очевидно, что они не в состоянии быть защитниками, хотя только эта их миссия заставляла людей терпеть рыцарскую спесь, рыцарские привилегии и сеньориальные налоги. Произошел внезапный отказ от того согласия, на котором в течение трех веков зиждилось право рыцарей командовать и карать на землях вокруг замка. И этот отказ породил невиданную волну насилия. Крестьянству пришлось своими силами обороняться от вооруженных групп солдат, которые после поражения в битве рассеялись повсюду; солдатские банды бродили вокруг защищенных крепостными стенами городов в Нормандии, Турени, Берри, Пуату, Оверни, Иль-де-Франс. Крестьяне взялись за топоры, косы, тесаки. Они не могли сдержать свой гнев и кое-где обращали оружие против укрепленных усадеб бесполезной знати.
Как никогда ранее, ныне остро ощущалась необходимость обновить государство. В Париже у сторонников обновления были развязаны руки, ибо король отсутствовал, его место занимал наследник короны — дофин Карл. У этого тщедушного 18-летнего юноши не было никакого опыта, как и все, он побаивался своего отца. В течение месяца, последовавшего за поражением при Пуатье, штаты краев, в которых говорили на франсийском диалекте, решили прежде всего освободить из тюрьмы Карла Злого; затем путем кооптации был образован комитет из 28 членов, заменивший «дурных советников», по вине которых случилось несчастье. В 1357 году друг другу открыто противостояли две силы; с одной стороны — королевский дворец, частная власть, имеющая семейный характер, пытающаяся опереться еще на одну генеральную ассамблею, Штаты в далеком Лангедоке, а также на находившегося ближе от Парижа императора, родного дядю дофина и его естественного покровителя; с другой стороны — публичная власть, представители нации, посланцы духовенства, знати и городов старой Франкии. Самыми горячими поборниками реформы среди этих людей являлись отнюдь не горожане, как можно было бы предположить, а некоторые аристократы, близкие по крови к сюзерену и движимые заботой об общей выгоде Правда, в большинстве своем они поддерживали короля Наварры, который полагал, что наступил подходящий момент для осуществления его замыслов. Намереваясь захватить всю Нормандию и всю Шампань, он завязал переговоры с англичанами.
Однако отсутствие безопасности само по себе вынуждало каждый край замыкаться в своих пределах. Эта обстановка делала невозможным сохранение в центре государства, в его главном городе представительного правления, которое здесь установилось. Знатные люди один за другим уезжали из Парижа к себе в провинцию, чтобы там в своем кругу обсуждать дела «отечества». Штаты, которые собрались в Париже в 1358 году, уже не являлись всеобщими, ибо в их составе остались лишь священнослужители и торговые люди. Изоляция Парижа постоянно возрастала, а власть купеческого старшины и его клана давила на город все сильнее. Этьен Марсель чувствовал, что его влияние на дофина ослабевает. И совершил неверный шаг. Чтобы запугать дофина, он осмелился, оскорбляя царское достоинство, ворваться с вооруженным отрядом во дворец, даже в личные покои Карла, приказал истребить на его глазах всех тех, кого считал «дурными советчиками» государя. Карла действительно обуял ужас. Он бежал из Парижа и сразу же нашел за его пределами поддержку у областных собраний рыцарства. Настроения парижан изменились, они все более стали опасаться мести оскорбленной королевской власти и потому решили избавиться от Этьена Марселя, который перегнул палку, сломал порядок, нарушил мир. Люди чувствовали, что он вот-вот откроет городские ворота отрядам из Наварры, а это развяжет неистовство разбойников, и из-за него все придет в расстройство. Марсель уже успел оказать помощь «жакам». Жакерия не была ни бунтом бедноты, ни мятежом против короля. Это восстание представляло собой взрыв ярости зажиточных крестьян Бовези, которые не могли более выносить поборы военщины. В один прекрасный день, собравшись в Сен-Лё-д'Эссеран, они дали волю своему гневу, обрушившись на этих людей так, как повсюду деревенский люд обрушивался на разбойников. Первоначально восставшие сами были напуганы собственной смелостью, но не остановились, стали жечь замки, убивая дворян, насилуя их жен и дочерей. Жители городов поощряли «жаков». Но восставшие также нарушили мир и порядок. Поэтому следовало истребить их как ядовитых гадин. Все рыцари с радостью объединились ради этого дела, с ними оказался и Карл Злой.
Конечно, нельзя считать столь уж преждевременным переход в 1355 году контроля за той частью публичной власти, которую удерживал король, в руки представителей трех групп социальной элиты. Почву для такого общественного института подготовил опыт диалога между сюзереном и нацией, в который они не раз вступали на протяжении более чем полувека. Война, нависшая над страной угроза обострили потребность в его учреждении. Но предпринятую попытку отравило поражение близ Пуатье. В результате потрясения, вызванного поражением, во всем возобладали крайности. Сразу же и на целые века парижане стали для королевского дворца людьми подозрительными. Надев корону, Карл V немедленно приказал воздвигнуть Бастилию в знак того, что намерен принудить народ Парижа к повиновению. А ужас перед выступлениями крестьян привел к тому, что они вновь оказались под гнетом сеньоров. Кризис принял столь насильственные формы, что опорочил все реформаторские намерения. Конечным его результатом было новое укрепление королевской власти, а также знати. На этом двойном основании возобновился рост монархического государства, который отныне ускорился.