История города К.
Шрифт:
Заняв кабинет первого секретаря, Иван Минаевич от резких движений и заявлений воздержался. Аппаратная привычка диктовала иную тактику: освоиться, осмотреться, расставить кадры. Меж тем, волна перестройки ждать не собиралась. Демократы, обзаведясь атрибутами власти, волей-неволей приняли хозяйственное управление Крыжовинском. Здесь, к всеобщему потрясению, одной беззаветной преданности делу экологии оказалось мало. Джинсово-кроссовочные депутаты, как правило, о механизмах реальной экономики не имели никакого представления. Старые же исполкомовские чиновники под дамокловым мечом реорганизации вовсе перестали трудиться. Колбаса, пропавшая с прилавков при Колбасине, с его уходом
Штаб демфракции заседал беспрерывно. Перестройка грозила захлебнуться. Скрепя сердце, лидеры огласили решение о компромиссе со «здравомыслящими хозяйственниками». Оставалось хотя бы одного такого хозяйственника найти. Здесь и всплыла личность того, кто сыграл в судьбе Крыжовинска колоссальную роль.
Его звали Яков Александрович Куманёв. Начинал он по-горьковски, типичнейшим пролетарием в рабочей слободке. Скоро вкусив прелестей пролетарского бытия и поняв, что одной доски почета для его натуры маловато, Яша поставил на партию. Иными словами, на ум, честь и совесть. «У партии этого добра навалом, а мне много не надо», – здраво рассудил новый Павел Власов. Обрядовая сторона тяготила мало, приобрести же, проявив смекалку, можно было весь мир.
Ставка себя оправдала. Со своим четвероногим другом-станком Куманёв распрощался и занялся вопросами снабжения. Преуспел, не забивая голову мелочами и, вообще, лишней информацией. До вузовского диплома и, тем более, до диссертации руки не дошли, но с приходом перестройки к Якову Александровичу фантастически попёрла масть. Наблюдая по телевизору первый союзный Съезд, он вдруг поймал себя на мысли, что большинство посланцев народа ничем не лучше его самого. Мысль так ошеломила, что целую неделю ходил, как пьяный.
Переворот в сознании совпал с выборами на родном заводе. Зам директора по снабжению, выйдя на трибуну, не стал загружать тысячную аудиторию статистикой. «Если рынок – будем жить по-рыночному. На хрена нам Украина с Белоруссией? У меня все связи отлажены. Продукцию погоним в Китай. Всех оденем, обуем!» – и махнул рукой.
За проходную он вышел директором. Спустя полгода все заводчане и их ближние щеголяли в желтых китайских пуховиках, также известных как «шанхайские барсы». Отношения города с великой азиатской державой, завязанные во времена товарища Сюя, были, таким образом, продолжены. (См. главу «Предыстория» – Прим. автора).
В депутаты Куманёв прошел играючи. Но фракций намеренно сторонился: на фоне доцентов-эрудитов тяжело было проявить себя в этом ветреном, переменчиво-капризном собрании. И Яков Александрович ждал. Он чувствовал: нужная карта придет.
Телефонный звонок из Совета застал здравомыслящего рыночника в ванной. Куманёв чистил зубы, готовясь отойти ко сну. Услышав предложение занять пост мэра и сформировать «кабинет народного доверия», он не колебался. К чему это может привести, Яков Александрович предполагал как-то смутно. Знал только, что отказывать сейчас нельзя. Масть пошла – играй. Ввязаться в бой, а там будет видно. Кто-то уже так поступал…
Через день «Крыжовинский привратник» посвятил образу директора-демократа целую полосу. В заголовок скромно и со вкусом вынесли цитату из самого Куманёва: «Несу людям добро». Через пару дней мэр, утвержденный Советом, чуть смущенно
Местом проведения митингов избрали площадку перед городским стадионом. Депутатам-демократам их лидеры негласно спустили разнарядку: кто и в какой очередности агитирует народ. «Крыжовинский привратник» заранее извещал земляков о времени сбора, печатая затем подробнейшие репортажи. Редкостным пылом у микрофона отличались, помимо Абрамкина, активисты общества «Ритуал». В поисках тайных захоронений жертв коммунизма эта организация разрыла все окрестные леса, уцелевшие от петровских реформ.
За спинами у экспансивных ораторов тихо и с достоинством стоял обязательный участник всех демократических президиумов профессор Гундосов.
Post factum сложно судить о том, куда завела бы Крыжовинск и крыжовинцев разогнавшаяся перестройка, предоставленная самой себе. Что стало бы с новой властью: с депутатами, с мэром? Что еще исчезло бы с прилавков? Какие формы работы с массами изобрела бы демократия? Увы, этого нам никогда не узнать. Выше говорилось, что история беспощадна к сослагательному наклонению.
А к переменам она оказалась милостивой. Манифест ГКЧП подействовал на поборников свободы отрезвляюще. Значительно позже, справляя годовщину своей виктории, вожди крыжовинской демократии подчеркивали, что с первых часов путча между ними шла «напряженная умственная работа». Кое-кто, действительно, так напрягся в первые часы, что даже не нашел в себе сил приехать или дозвониться в Совет… Рядовой состав и сочувствующие, засветившиеся на митингах, спешно уплачивали просроченные партвзносы либо собирали теплые вещи и сухари. С транспарантом «Народ против диктатуры!» на центральную площадь 19 августа в 11.00 вышло ровно семь человек.
В общем, начало героической эпопеи выдалось смазанным. Только после обеда, когда стало ясно, что путч какой-то странный – ни танков, ни ОМОНа, а в «сером доме» тишь да гладь, – демократические силы активизировались. На всякий случай не убирая далеко мешки с сухарями, в горсовет по одному потянулись местные Цицероны и Бруты. Под памятником вождю угнетённых, прямо перед окнами обкома, был разбит палаточный городок. Привязав к бронзовой статуе триколор, энтузиасты сопротивления организовали раздачу ельцинских указов, размноженных на ксероксе. Каждый желающий время от времени брал мегафон и предлагал собравшимся ещё теснее сплотиться.
Обком в лучших своих традициях безмолвствовал. На второй день путча собрался плановый пленум. Иван Минаевич сделал доклад об укреплении дисциплины, также призвав партийцев к еще более тесному сплочению. Стояла дикая жара. В настежь распахнутые окна долетали выкрики митингующей оппозиции. Зал зевал, прикрываясь проектами постановлений, и чего-то ждал. Прений почти никто не слушал. Делегатов, как и их оппонентов на площади, больше занимали карманные радиоприемники.
Утром 21-го по сообщениям из Москвы стало видно, что хунта разбегается. И толпа на площади в Крыжовинске с каждым часом начала возрастать в геометрической прогрессии. Зазвучали крайние лозунги. Демштаб телеграфировал Ельцину в «Белый дом», прося точных инструкций: как поступать. Революцию все давно уже пророчили, но разразилась она всё равно неожиданно. Прежде чем как-то действовать, крыжовинцы хотели заручиться бумагой с исходящим номером и подписью.