История города К.

Горбунов Александр

Демштаб снова перешел на круглосуточный режим заседаний. В условиях междуцарствия контроль над ситуацией оказался потерян. Незадачливые путчисты спорили до изнеможения и пришли к выводу, что хотя бы отчасти исправить положение можно, войдя с Куманёвым в коалицию. Предложив Якову Александровичу союз – конечно, в обмен на посты, Абрамкин втайне считал, что между двух стульев союзник долго не усидит. А чтобы будущий губернатор помнил, чьей милостью он допущен к рулю, наместник Президента распорядился провести «профилактику».

Перед процедурой голосования в Совете слова попросил референт Абрамкина. Отказать ему высокое собрание сочло неэтичным – в крыжовинцах всё-таки глубоко сидело административное чинопочитание. Документ, который с трибуны стал

зачитывать выступающий, назывался: «Письмо к Совету». Зачин был серьезным. «Товарищ Куманёв сосредотачивает в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сможет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью. Товарищ Куманёв слишком груб, – под гул депутатов продолжал читающий, – и этот недостаток, вполне терпимый в общении между нами, политиками, становится нетерпимым в должности губернатора…» Едва дотерпев до конца, зал взорвался. На вопрос, чье мнение отражено в письме, референт невозмутимо ответил, что его личное. Когда присутствующие осведомились, кто позволил, он напомнил: «Вы сами».

От представителя Президента, находившегося тут же, в президиуме, потребовали наказать зарвавшегося подчиненного. Виктор Евсеевич пообещал провести служебное расследование. Куманёв при этом не проронил ни слова, лишь выразительно посмотрел в сторону доцента-физика. Собрание, успокоившись, проголосовало за Якова Александровича и свернуло работу. Избранников народа ждали: буфет со сниженными ценами, устроенный в фойе казенного дома, и дальняя дорога. Желательно было вернуться в родные местечки засветло.

Куманёв из командировки в столицу приехал с готовым указом. Главный подписант скандальной статьи про инвалидов – демократ Попугаев – был тотчас произведен в вице-губернаторы. Других сенсационных перестановок не произошло.

Над Крыжовинском брезжило утро совсем новой эры, которой суждено было продлиться четыре с половиной года.

Правление губернатора Куманёва стало не просто самым продолжительным в пору перемен. С эпитетом «народный» в крыжовинские анналы вошел именно он и никто другой. В первое время явно скептически оцененный чиновничьей средой, Яков Александрович извлек уроки из ошибок предшественников. Главный урок был таким: с народом надо разговаривать. Регулярно, без посредников и в максимально доступной ему, народу, форме. Ограничиваться подписанием бумаг или речами на собраниях-совещаниях, рассудил реформатор, смерти подобно.

Поэтому на Крыжовинском телевидении немедленно появилась передача «У губернатора». От услуг ведущего Яков Александрович отказался. Стол, за которым сидел хозяин города и области, украшали стакан воды, очки и папка со шпаргалками. Из стакана губернатор прихлебывал (раза два или три в течение часа). Очки периодически надевал, а затем снимал, иногда опасно вращая ими в воздухе. Что касается шпаргалок, то, в лучшем случае дочитав первую до середины, Куманёв бросал листок и принимался вдохновенно импровизировать. Тут он не стеснялся буквально никаких вольностей и мог даже ругнуться в пределах, дозволенных нормативной лексикой. Крыжовинск облетела его крылатая фраза: «Если я говорю кому-нибудь, что он сволочь, это же не значит, что мы ссоримся!»

Пространных рассуждений про кредиты, инвестиции, облигации, ГСМ, ГОЧС и ОБСЕ девяносто пять процентов зрителей, как правило, не понимало. Но это был пустяк. Крыжовинцев интересовало не что, а как. Оттого стоило губернатору повысить голос, и земляки замирали, внутренне сжимаясь в предчувствии беды. Снова мерно журчал ручей административного красноречия – и на душе светлело, непонятно даже, почему.

А главное поджидало земляков на завершающих минутах передачи. Как всегда, выразив сожаление, что времени мало, губернатор доставал заветную бумажку. Без нее он в студию не входил и прочитывал до конца, без сокращений. То были «цены от Куманёва».

Все права на это изобретение принадлежат, безусловно, Якову Александровичу. В основе лежала идея всей губернаторской

политики – пользуясь высказыванием Куманёва, идея заботы об «усредненном человеке». Символом усредненного человека стала крыжовинская бабушка. Её, точнее их (бабушек) народолюбец-губернатор постоянно выделял из всех половозрастных групп. В отстаивании бабушкиных прав он готов был идти буквально до конца. Яков Александрович до хрипоты спорил с невидимым оппонентом, хмурил брови, стучал кулаком, делал бодательное движение головой. Наблюдая на экране часовые терзания губернатора, бабушки, а иногда и дедушки роняли слезу. Народ понимал, что человек бьется из последних сил. Порой с уст Куманёва слетали (страшно представить!) нехорошие слова в адрес Чубайса и (подумать только!) самого Гайдара. Губернатор клеймил обоих за монетаризм и как бы упрекал за чрезмерную ученость.

Впрочем, пробел в собственном образовании Яков Александрович оперативно восполнил. Не прошло и полгода, как ему без лишней помпы вручили документ об окончании вуза. Дипломная работа свежеиспеченного интеллигента была посвящена внешнеэкономическим связям одного крыжовинского завода. Выручали «шанхайские барсы».

Итак, о ценах. Их губернатор обещал держать. В том смысле, что не пущать дальше определенного предела. Этот предел указывался им в ежемесячных постановлениях. Стоп-приказ по рынку товаров оглашался самим Куманёвым, а затем дикторами в местных выпусках новостей. Буквально все новостные блоки, вообще, открывались словами: «Губернатор Куманёв подписал постановление…» К телевидению скоро перешла основная роль в воспитании масс. Учитывая обвальное падение газетных тиражей, губернатор совершенно правильно расставил акценты.

Цены держались. Правда, подолгу не задерживаясь на одном уровне. И касалась эта мера лишь государственной торговли, которая ходко акционировалась и приватизировалась. Так что бабушкин кошелек тощал все равно. Но старушки на скамеечках у подъездов горой стояли за Куманёва, увлекая за собой соседей. «Видно, мешают ему, раз не получается», – делали заключение политически грамотные пенсионеры. Пищу для подобных суждений давало то же телевидение.

Вторым изобретением Якова Александровича стала передача «Только версии». Отвечал за нее профессиональный обличитель Попугаев. Ранг вице-губернатора позволял ему запрашивать и получать какую угодно информацию – касайся она жилищного строительства, беспроцентных ссуд или налоговых льгот. В штат к Попугаеву перебралась из городского Совета целая когорта бойцов, которые бодро взялись за раскапывание грязи. Добытая фактура сортировалась в нужном порядке и регулярно вбрасывалась в эфир. Вице-губернатор, исполнявший обязанности ведущего, напряженным голосом подчеркивал, что в программе представлены только версии. А решать, кто прав, и кто виноват, имеют возможность сами уважаемые зрители-избиратели.

Передача имела большой успех. Её персонажи – как правило, ими были второстепенные начальники и их приближенные – скрежетали зубами, но молчали в ответ. Когда ажиотаж спадал, и народу подносились новые версии, нарушители этических норм оказывались нормально трудоустроенными в каких-нибудь АО, ТОО или даже СП с долей государства в уставном капитале.

На фронте экономических реформ Яков Александрович внедрил еще одно новшество. Китайские императоры, как известно, для защиты от завистливых соседей возвели стену из камня. Не без пользы для себя посещавший великую страну, Куманёв творчески перенял опыт Востока. Чтобы спасти крыжовинские закрома и, опять-таки, сдержать подлые цены, он установил таможенные границы. На борьбу с нездоровым предпринимательством были брошены силы проверяющих и карающих органов. Здоровых предпринимателей, везущих товар туда или обратно, обложили податью. Местом сбора денег стал именной губернаторский фонд. Сколько перечислять, решали уполномоченные чиновники, а при особо крупных сделках… вернее, в случаях социально значимых, единолично Яков Александрович. Усредненный человек, существуй он в живой природе, мог радоваться и хлопать в ладоши.