История городов будущего

Брук Дэниэл

После смерти Сталина в 1953 году советский режим заметно смягчился, однако Ленинград так и остался на вторых ролях. Как во времена царской реакции, величайшие таланты города, вроде композитора Дмитрия Шостаковича и поэта Анны Ахматовой, находили возможности для самовыражения в искусстве, а не в политике, отодвигая границы дозволенного настолько далеко, насколько это было возможно. Одаренные люди часто выбирали самую черную работу, где никого не заставляли вступать в партию и по крайней мере можно было думать о чем хочешь. Одним из самых желанных мест стала несложная работа по наблюдению за общегородской системой парового отопления Ленинграда. Пока система функционировала нормально, человек мог писать музыку или сочинять стихи хоть весь рабочий день. Однако жизнь в условиях экономической стагнации и интеллектуального удушья советской системы была довольно мрачной. Из серых блочных высоток, построенных на окраинах города, люди добирались к своим застывшим в

бюрократическом оцепенении рабочим местам на роскошном метро, которое открылось в 1955 году и чьи мраморные станции, «дворцы для народа», предвещали щедрое коммунистическое будущее, в которое уже никто не верил.

Альтернативу этому будущему ленинградцы, как обычно, нашли на Западе. Оправившись от драконовских мер 1949 года, когда в СССР были конфискованы все саксофоны, город стал крупным центром джазовой музыки. Интерес к рок-н-роллу пережил проклятья нового советского лидера Никиты Хрущева, который называл его «дерьмом собачьим»¹⁷. Бум рок-н-ролла подогревался европейскими туристами с финских круизных лайнеров, которые с радостью меняли свежие виниловые пластинки на водку. В ширящейся среде ленинградского художественного андеграунда слово «петербуржец» – то есть светский эстет и интеллектуал – стало одной из форм не-советской идентичности. Знаменательно, что одна из первых панк-групп города еще в начале 1970-х взяла себе в качестве названия первоначальное имя города: «Санкт-Петербург». Озадаченные партийные функционеры обвинили панк-рокеров в монархизме.

Положительным результатом снижения статуса города в советское время стало сохранение его исторического центра. Потрепанный войной и изрядно запущенный, Ленинград остался одним из самых красивых городов в мире. После блокады ленинградцев начали официально превозносить как «героических защитников города», а сами они, пережив нападки и Москвы, и Берлина, стали самыми пламенными в мире защитниками архитектурного наследия. К концу советской эпохи местное отделение Всесоюзного общества охраны памятников истории и культуры было с большим отрывом самым многочисленным во всей стране¹⁸. Оборонительная тактика была для Ленинграда единственным способом выжить. Но пока город занимался сохранением прошлого, а не строительством будущего, его вечная мечта о преображении России по собственному образу и подобию ждала своего часа в глубоком забытьи.

II. Темные годы: Шанхай, 1937–1989

Летом 1937 года милитаристская Япония напала на Китай, намереваясь подчинить себе обширные части Азии. Осенью того же года японцы вторглись в китайские районы Шанхая и город захлестнула волна кровавых столкновений. В боях погибли около 100 тысяч китайцев, многие – в рукопашных схватках¹⁹.

Однако для западных жителей иностранных поселений мало что изменилось. Ключ к успеху шанхайских концессий всегда был в том, что они оставались островком стабильности в море хаоса. Поскольку их государства были в мире с Японией, британцы, французы и американцы чувствовали себя безопасно в самом оке тайфуна. Весело проведя вечер в городе, шанхайландцы в смокингах и вечерних платьях поднимались на крыши промышленных складов и наблюдали за боями, кипящими в километре от них, как будто это был фейерверк.

Как это всегда случалось во времена нестабильности, поток китайских беженцев захлестнул иностранные концессии, увеличивая численность населения и стимулируя экономический рост. Похожим образом на пользу городу шли и тучи, сгущавшиеся над Европой. В конце 1930-х годов 25 тысяч немецких и австрийских евреев, лишенных гражданства нацистским режимом, осели в Шанхае – единственном городе мира, для въезда в который не требовалось ни паспорта, ни визы²⁰. И хотя поначалу они были обузой для города – сэр Виктор Сассун даже превратил пустующие офисы и квартиры в своем Эмбэнкмент-билдинг на набережной Сучжоу в агентство по оказанию помощи находившимся в отчаянном положении единоверцам – приток такого количества профессионалов и предпринимателей с хорошим западным образованием в скором времени обернулся благом для местной экономики. Парадоксальным образом, эти еврейские беженцы, которым их правительство заявило, что они не были и никогда не смогут стать немцами, привезли с собой германскую культуру, усилив центрально-европейскую ноту в многонациональной полифонии Шанхая. Вскоре вдоль проспектов иностранных концессий стали открываться венские кафе, а кабаре, закрытые нацистами как слишком декадентские и упаднические для фашистского Берлина, мгновенно нашли себе место в городе, где эпитеты «декадентский» и «упаднический» считались высокой оценкой. За развлекательную программу в клубе отеля Cathay теперь отвечал Фреди Кауфман, многоопытный импресарио берлинских кабаре, который был вынужден бежать из гитлеровской Германии.

Однако со временем волна конфликтов, приведших ко Второй мировой войне, накрыла и международный Шанхай. 8 декабря 1941 года, на следующий день после того,

как японские самолеты напали на Перл-Харбор, суда военно-морского флота Японии прошли вверх по Хуанпу, чтобы атаковать англо-американский Международный сеттльмент. Бой был коротким. Акваторию защищал единственный британский сторожевой катер – не чета японской армаде. Когда британские моряки попрыгали за борт и поплыли к берегу, одетые в пижамы англичане, жившие в дорогих отелях Бунда, бросились им на помощь через топкую грязь. В этот же день японцы взяли Международный сеттльмент под свой контроль. Французская концессия, находившаяся в ведении марионеточного режима Виши, установленного нацистами после падения Парижа в 1940 году, продержалась до 1943 года, когда немцы без всяких церемоний передали ее своим японским союзникам. В Китае до сих пор не любят вспоминать, что именно японские супостаты наконец покончили с экстерриториальностью и освободили Шанхай от векового господства Запада.

Надеясь расположить к себе китайцев риторикой «Азиатской сферы взаимного процветания» как альтернативы «Японской империи», оккупанты подвергали западных обитателей бывшего Международного сеттльмента планомерным унижениям. Колониальный Шанхай был перевернут с ног на голову, и иностранцы вдруг стали там такими же людьми второго сорта, какими на протяжении целого столетия они видели местных китайцев. Граждане союзных держав должны были носить на предплечье красные повязки с обозначением своего гражданства («A» для американцев, «B» для британцев и т. д.), а их банковские счета были заморожены с возможностью ежемесячно снимать лишь ограниченную сумму, примерно равнявшуюся заработной плате обычного китайского чернорабочего. «Граждан враждебных государств» выдворили из отелей, ночных клубов, кинотеатров, ресторанов и баров, в которые они когда-то не пускали китайцев. В конечном итоге иностранцев согнали в собор Святой Троицы, что сразу за Бундом, и переселили в отдаленные районы города. Холостым мужчинам было велено жить на складе British American Tobacco в Пудуне. Позже около 8 тысяч иностранцев оказались в лагерях для интернированных лиц²¹. Следуя рекомендациям немецких союзников, японцы переселили всех евреев Шанхая в официальное гетто неподалеку от Бродвея в бывшей американской зоне, но отказались от нацистских предложений по их физическому уничтожению.

Хотя среди китайцев и были коллаборационисты (существовало даже китайское марионеточное правительство в духе Виши под руководством Ван Цзинвэя), однако кровопролитие, которое японцы устроили при оккупации китайской части Шанхая, не говоря уже о печально знаменитой Нанкинской резне, не позволяло империи завоевать расположение китайских масс. С другими азиатскими общинами города японцам повезло больше. Будучи уроженцами колониальной Индии, сикхи, которых завозили в Шанхай для службы в полиции Международного сеттльмента, официально считались британскими подданными, однако как братьев-азиатов японцы освободили их от всех действовавших для британцев ограничений и тем самым завоевали их лояльность.

У японцев были грандиозные планы на будущее Шанхая после их окончательной победы. Они видели город как нечто гораздо более величественное, нежели один из колониальных форпостов; Шанхай должен был стать жемчужиной того государственного образования, которое они упорно не хотели называть Японской империей. Японские градостроители обсуждали несколько вариантов развития крупнейшего порта Азии в неминуемо славном будущем, где Япония будет единственной сверхдержавой континента. Кто-то призывал продолжить строительство альтернативного Бунду центра китайских националистов в Цзянване. Другие хотели сравнять с землей иностранные концессии и промышленный район Пудун, чтобы превратить оба берега реки в ультрасовременный мегаполис, связанный воедино сетью мостов и широких скоростных дорог. Императорские чиновники прогнозировали, что к 1950 году японское население Шанхая достигнет 300 тысяч человек²². В конечном счете хвастливые оценки японцев оказались не более точными, чем проводимые шанхайландцами 1920-х годов исследования рынка недвижимости, которые обещали к середине века «растущее число иностранных обитателей со всех концов света»²³.

Мечты о японском господстве над Азией рухнули, когда американцы сначала оттеснили императорские армии на родные острова, а затем добились их безоговорочной капитуляции, сбросив атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки. Сразу после войны американские войска заполнили Шанхай, который, благодаря своей исторической роли главного перекрестка Восточной Азии, стал основным перевалочным пунктом для отправки подразделений домой с тихоокеанского театра военных действий. Оказавшись в окружении небоскребов Бунда и неоновых огней Нанкинской улицы, солдаты из Нью-Йорка и Чикаго чувствовали себя уже почти дома; парням же из сельской глуши вроде Арканзаса или Айовы, которые были уверены, что вся Азия похожа на незатронутые западной цивилизацией тихоокеанские атоллы, где они воевали, Шанхай казался чудом – это был самый большой город, который они когда-либо видели.