История Греции
Шрифт:
В этой борьбе спартанцы и их союзники спекулировали на греческой раздробленности, на специфической полисной психологии, на стремлении каждого самого маленького городка к автономии и автаркии, т. е. к полной политической и экономической независимости. Это обстоятельство часто привлекало на сторону Спарты и те элементы в Афинском морском союзе, которым, вообще говоря, было не по пути с аристократией.
Спарта никогда не думала прекращать прямой или косвенной борьбы с Афинами, но при ее традиционной осторожности она готова была открыть прямые военные действия только при особо благоприятных обстоятельствах. Тридцатилетний мир 445 г., заключенный между Афинами и Спартой, не мог урегулировать их взаимоотношения. Афины продолжали в глазах греческих государств воплощать демократию и тенденции к объединению. Спарта — олигархию и стремление полисов к автаркии. Афины старались удержать за собой монополию морской торговли, Спарта, не будучи заинтересована во внешней торговле, стремилась
О причинах Архидамовой войны еще в древности ходили разноречивые суждения. Политические противники Перикла вскоре после начала войны выступили против него с обвинением, что он затеял эту войну по причинам личного характера, стремясь спасти свое пошатнувшееся положение главы афинского государства. Эта точка зрения нашла отражение в современной Архидамовой войне афинской комедии, а затем была усвоена Эфором. Против этого выступил Фукидид, который впервые в историческом исследовании высказал и развил ту мысль, что существует различие между «скрытыми поводами» и «явными причинами», приведшими к войне («скрытыми поводами» Фукидид называет то, что мы называем «внутренними причинами»).
Соображения «международного равновесия»
У Фукидида (I, 23, 5), мы читаем: «Истиннейший повод (войны), хотя открыто в речах и не высказываемый, заключался в том, как я полагаю, что афиняне своим усилением стали внушать опасение лакедемонянам». Фукидид, один из крупнейших политических деятелей того времени, один из стратегов, стоявших во главе афинского государства, сделал в этом случае правильное наблюдение: добившись договорами 447 и 445 гг. прочного признания Афинского морского союза и со стороны Спарты и со стороны Персии, укрепив свое господство в союзе, подавив сопротивление единственного из членов этого союза, который мог конкурировать с Афинами на море — Самоса, Афины уже стали сильнее всех прочих государств. Когда же Афины стали все энергичнее упрочивать свое торговое влияние на Западе, когда были заключены договоры с Эгестой и мессапами в Италии, а затем последовали (о чем мы скажем ниже) вмешательство в керкирские дела, невыносимое экономическое давление на Мегары и попытка окончательного устранения влияния коринфян на фракийском побережье, — «международное равновесие» оказалось резко нарушенным, и естественно, что Спарта, Коринф, Беотия и другие соседи Афин объединились, чтобы восстановить нарушенное соотношение сил.
Однако решающего значения соображения «международного равновесия» в этом случае не имели. Основных внутренних причин Архидамовой войны Фукидиду вскрыть не удалось, так как у него еще не было ясного представления о значении экономического фактора. Внутренними причинами войны Фукидид, как мы сказали, считает возросшее со времени Греко-персидских войн могущество Афин и возникшие вследствие этого опасения Спарты и ее союзников, как бы это могущество не усилилось еще более. Конфликт между Коринфом и Керкирой и связанные с этим конфликтом события Фукидид справедливо рассматривает лишь как внешние поводы войны. Но он не учел того, что война, в которую одно за другим были вовлечены почти все государства эллинского мира, была в значительной степени войной не между Афинами и Спартой, а между Афинами и Коринфом.
Экономические противоречия
Чтобы уяснить те обстоятельства, которые привели к грандиозному конфликту, именуемому Пелопоннесской войной, необходимо обратить внимание на ту обстановку, которая создалась в Афинах и Спарте накануне ее. Перикл делал все возможное, чтобы ослабить международное напряжение и отсрочить столкновение. Однако из этого ничего не вышло. Точно также и в Спарте даже в среде господствующей «партии» Еврипонтидов большая часть ее, возглавляемая царем Архидамом, не желала войны с Афинами и пыталась ослабить влияние Афин, действуя обходным путем; Спарта настраивала против Афин Дельфийское святилище, имевшее большое международное влияние, вела агитацию среди аристократов союзных с Афинами городов, подбивая их на восстание и обещая им помощь, которой она, впрочем, фактически почти никогда не оказывала. [236] Отношения между Спартой и Афинами были, таким образом, напряженными, но вопрос о войне решили не эти отношения, а экономические противоречия между Афинами и главным союзником Спарты Коринфом. Правда, после мира 445 г., по которому Афины должны были отказаться от своих завоеваний в Сароническом и Коринфском заливах, и особенно после того, как афиняне лишились ведущего влияния в италийских Фуриях, взаимоотношения между Коринфом и Афинами улучшились. Коринф, видя в этих фактах отказ Афин от проникновения на Запад, отказал в помощи Самосу,
236
Так, восстания на Самосе, в Карии и Византии произошли под влиянием спартанской агитации.
Заметим, однако, что историю V в. до н. э. нельзя модернизировать: когда мы говорим в античности о борьбе за рынки, мы не имеем в виду борьбу торговых компаний в двух государствах, не поделивших между собой барышей. С развитием рабства в греческих городах появились большие группы голодных безработных граждан, не выдержавших конкуренции с рабами; государство считало себя обязанным обеспечить им пропитание. Конечно, и торговцы зарабатывали на ввозе, но их интересы ведущей роли тогда не играли. Античное демократическое государство считало своей обязанностью всеми средствами организовать максимальный бесперебойный ввоз хлеба, а это сплошь и рядом приводило к войнам.
Внешнее положение Афин
Положение Афин на Эгейском море далеко не было таким спокойным и безопасным, как до восстания на Самосе. Ряд городов Карии и Ликии отложился от афинян и перешел на сторону персов; афиняне не только не пытались отвоевать эти города, но есть основание предполагать, что во время Самосской войны им пришлось обещать Персии их уступить. В 445 г. управляющий Ливией Псамметих прислал в дар афинянам хлеб из Египта; это свидетельствует о каких-то переговорах между афинянами и Псамметихом, пытавшимся отпасть от Персии, и такие переговоры, конечно, не могли содействовать улучшению отношений между Афинами и Персией. Они еще более ухудшились, когда афиняне поддержали Зопира, сына сатрапа Сирии Мегабиза, отпавшего после смерти отца от персидского царя и нашедшего в Афинах приют и поддержку; в благодарность за это Зопир помог афинянам завладеть греческим городом Кавном в Карии, уступленным ими персам, по-видимому, после самосского восстания. [237]
237
Эти описываемые Ктесием (Persica, 49, 23; эксцерпт у Фотия) события, по-видимому, относятся к 439—433 гг., ибо до 440 г. Кавн неизменно фигурирует в списке плательщиков фороса, а в 432 г. его имя снова появляется в этом списке.
Положение на Евксинском понте тоже было не вполне спокойным. Периклу пришлось отправиться самому в Понт с большой эскадрой, устранить персофильские элементы, в частности — в Синопе, и поселить там 600 афинских клерухов. Другие клерухи были поселены в соседнем с Синопом Амисе, причем последний был переименован в Пирей. Наконец, в пределах Боспорского царства, к югу от столицы его Пантикапея, в Нимфее, был оставлен афинский гарнизон и города северного Причерноморья, по-видимому, должны были войти в Афинский союз.
Неблагоприятно для Афин сложились события и во Фракии. Несколько фракийских племен, населявших обширную равнину от Черного моря и Геллеспонта на востоке и до Стримона на западе, от Дуная на севере до Эгейского моря на юге, объединились под руководством Тереса, царя сильного фракийского племени одрисов, обитавших на реке Гебре (ныне Марица). По свидетельству Фукидида, (II, 97, 3) «со всей земли варваров и с эллинских городов, над которыми властвовали одрисы, податей поступало им золотом и серебром почти четыреста талантов; не меньше этой суммы приносилось в качестве подарков, не считая расшитых и нерасшитых тканей и разной домашней утвари». Так как царство одрисов достигло большого могущества, то афиняне и спартанцы делали все возможное, чтобы расположить в свою пользу это государство одрисов. Подобно тому как царь варварского племени македонян Александр I был признан чистокровным эллином и даже потомком Геракла, а персидский царь — потомком грека Персея, так и Терес, царь одрисов, был признан потомком сказочного афинского царя Терея и стал, таким образом, чистокровным афинянином. Впрочем, это заискивание перед фракийцами, вызывавшее негодование среди афинской интеллигенции, долгое время не имело успеха: фракийцы, как и персы, перед началом Пелопоннесской войны сочувствовали спартанцам.
Все это непосредственно угрожало снабжению Афин хлебом и поневоле приходилось задуматься о других источниках снабжения. Одни предлагали вернуться к политике Кимона — «сделать попытку снова захватить Египет и вызвать восстания в приморских владениях царя» (Плутарх, Перикл, 20). Так были настроены более умеренные, лаконофильские элементы. Более радикальные элементы, не боявшиеся прямого разрыва с Пелопоннесом, шли по пути, предуказанному Фемистоклом, и агитировали за завоевание хлебородной Сицилии, а, если удастся, также и Этрурии и Карфагена. Но Запад находился в сфере экономических интересов торговых государств Пелопоннеса — прежде всего Коринфа. Эта политика означала, следовательно, войну с Коринфом.