История Греции
Шрифт:
Перикл, как мудрый и осторожный политик, не поддерживал стремлений ни той, ни другой группы.
Он понимал неизбежность войны с Пелопоннесом, но старался оттянуть ее начало на возможно более поздний срок. Правда, на случай будущей войны уже в 454 г. был заключен союз с Эгестой в Сицилии; такую же цель имело и основание фурий, равно как и заключение союза с Леонтинами и Регием в южной Италии в 433/2 г.
Целью политики Перикла было мирное внедрение афинских товаров в Италию и Сицилию, не сопровождающееся войной и принуждением. Но Афины после мира 445 г. не имели удобной гавани на западном побережье Греции, а плавание вокруг Малейского мыса было в то время сопряжено с большими опасностями. Естественно, что при таких обстоятельствах внимание Афин привлекли Мегары. Мегары были бедным государством с неплодородной почвой; продукты своего ремесла мегарцы сбывали главным образом на афинском рынке и на рынках городов, входивших в Афинский морской союз — прежде всего Византия, с которым у Мегар были особенно тесные связи. Поэтому-то в 460 г., после того, как власть в Мегарах перешла к демократии, они вошли в Афинский морской союз. В 445 г., по Тридцатилетнему миру, Мегары снова отошли к Пелопоннесскому союзу, но продолжали торговать на рынках Афинского морского союза. Перикл не желал войны и избегал всяких вооруженных столкновений. Но, чтобы получить возможность торговать с Западом через мегарскую гавань Пеги, лежавшую в Коринфском заливе, афиняне считали себя вправе произвести на Мегары экономическое давление. Первая так называемая «мегарская псефизма» (внесенная около 434 г.) запрещала мегарцам, под предлогом какого-то пограничного инцидента, [238]
238
Арисофан, Ахарняне, 515.
239
Диодор, XII, 39; Плутарх, Перикл, 29; ср. Фукидид, I, 67, 139.
240
В каком ужасном положении оказались Мегары, видно из комедии Аристофана «Ахарняне», стих 729 и сл. Мегарцам предстоит либо продажа в рабство, либо муки голода; о хлебе и овощах они и думать забыли.
Это было бы тяжелым ударом по военной и экономической мощи Коринфа, хотя формально это запрещение было внутренним делом Афинского морского союза и ни в какой мере не касалось пелопоннесцев.
Оппозиция против Перикла
Сам Перикл перед началом Пелопоннесской войны подвергся яростной атаке своих политических противников, стоявших за войну. Не решаясь напасть на Перикла прямо, они возбудили ряд процессов против его ближайших друзей. Философы Анаксагор и Протагор были обвинены в нечестии, а Анаксагор еще и в персофильстве; оба они принуждены были покинуть Афины. Жену Перикла Аспасию за то, что в ее литературном салоне собирались мужчины вместе с женщинами, обвинили в сводничестве, [241] и ему с трудом удалось разжалобить судей и добиться оправдания Аспасии. В распоряжении скульптора Фидия, руководившего всеми постройками на Акрополе, было большое количество золота, серебра, всякого рода ценных материалов, и ему предъявлено было обвинение в хищении. Желая увековечить себя и Перикла, Фидий придал двум из фигур, изображенных на щите статуи Афины-Девы, черты сходства с собой и Периклом; в этом усмотрели кощунство. Все это свидетельствовало о возрастающей силе оппозиции против Перикла, и, если бы Перикл не пошел навстречу домогательствам своих противников и не решился на войну, возможно, он лишился бы доверия, каким до тех пор пользовался, а она все равно началась бы.
241
Комические поэты, желавшие показать, что Пелопоннесская война была затеяна Периклом из личных соображений, пустили в обращение грязную сплетню, будто причиной войны было похищение мегарскими юношами каких-то женщин, якобы находившихся в притоне разврата, содержимом Аспасией (грубая пародия на рассказ о причинах Троянской войны — о похищении Елены Парисом!). Упоминаю об этом только потому, что Белох позволил себе серьезно повторять эту сплетню.
Поводы к войне. Эпидамн
Поводом к войне послужило вмешательство Афин в дела острова Керкиры (теперь Корфу), колонии Коринфа. Лежавший к северу от Керкиры на побережье Иллирии город Эпидамн был общей колонией Коринфа и Керкиры. В Эпидамне шла тогда борьба между олигархией и демократией. Демократы обратились за помощью в Коринф, который и прислал в Эпидамн гарнизон. Тогда изгнанные олигархи обратились за помощью к Керкире. Керкирцы потребовали, чтобы жители Эпидамна вернули изгнанных олигархов и прогнали коринфян, но эпидамнийцы отказались. После этого Керкира обратилась к афинянам с просьбой принять ее в Афинский союз (433 г.). [242] Керкирские послы, по словам Фукидида (I, 36, 2), особенно подчеркивали то, что «Керкира удобно расположена на пути в Италию и Сицилию». Керкира была главной гаванью на этом пути. Здесь кончалось каботажное плавание, и корабли, запасшись провизией и водой, выходили в открытое море. Вхождение Керкиры в Афинский союз имело поэтому исключительное значение для установления и расширения торговых связей с городами Запада. Но руководимый Периклом афинский народ, следуя осторожной политике, хотел избежать обострения отношений и отсрочить войну. Несмотря на то что по условиям Тридцатилетнего мира афиняне имели право включить Керкиру в руководимый ими союз, ибо она была нейтральным государством, не входившим в Пелопоннесский союз, они не сделали этого и удовольствовались заключением оборонительного союза с Керкирой. После этого между керкирцами, с одной стороны, и коринфянами и их союзниками — с другой, произошло сражение при Сиботских островах (433/2 г.). Афинский флот, состоявший из десяти кораблей, подошел к месту сражения и, следуя полученной им инструкции, до последнего момента не принимал активного участия в битве, а только наблюдал; лишь в конце боя он принял участие в сражении. Но, как только на море появилось еще двадцать афинских кораблей, коринфяне оставили поле битвы. Конечно, афиняне имели возможность, как этого требовали коринфские послы, вовсе воздержаться от посылки помощи керкирцам. Но, как замечает Фукидид, война с пелопоннесцами, по мнению большинства афинян, была все равно неизбежна, и если бы Перикл выступил против этого общего мнения, он все равно ничего не добился бы.
242
Итак, в этом случае демократам помогает аристократический Коринф; аристократам — демократические Афины.
Вмешательство афинян в керкирские дела Коринф справедливо рассматривал как проникновение их в сферу его влияния. Однако никакого юридического основания для протеста он, как мы говорили, не имел.
Потидея
Напряженные отношения с пелопоннесцами и Персией заставляли афинян принять особые меры предосторожности против возможных восстаний союзников и перехода их на сторону персов или пелопоннесцев. Ионийские города, обнесенные стенами, принуждены были уже до начала войны срыть эти стены. [243] Чрезвычайно опасным пунктом был также город Потидея, лежавший на узком перешейке, соединяющем полуостров Паллену с материком Фракии. Жители Паллены могли вступать в сношения с фракийцами только через Потидею и, таким образом, экономически зависели от нее. Население Потидеи было дорийским, все же прочее население Халкидики ионийским; государственный строй Потидеи был аристократическим. Кроме того, Потидея находилась как бы в двойном подданстве: она была членом Афинского морского союза, но в то же время Коринф посылал в Потидею высшее должностное лицо — эпидемиурга.
243
Может быть по требованию персов, уже по Каллиеву миру (в 447 г.).
После вмешательства Афин в керкирские дела отношения Афин с Коринфом стали крайне напряженными, и, естественно, афиняне не могли мириться с таким двойным подданством Потидеи. Узнав об агитации, которую вели коринфяне в Потидее, афиняне потребовали, чтобы потидейцы подобно другим афинским союзникам, платящим форос, срыли свои стены, но только с южной стороны, вследствие чего Потидея становилась доступной для нападения афинян с моря, но оставалась недоступной для нападения фракийцев с суши. Далее афиняне потребовали от потидейцев выдачи заложников и изгнания коринфского эпидемиурга. Это было тем более необходимо, что соседи Потидеи, македоняне, бывшие до сих пор союзниками
Мегарские псефизмы
Но наиболее серьезным ударом по интересам Коринфа были уже упомянутые выше Мегарские псефизмы.
Формально запрещение торговать на рынках союза было, как мы уже говорили, внутренним делом Афинского морского союза и нисколько не касалось пелопоннесцев, но фактически оно обрекало Мегары на голод, и было совершенно ясно, что под давлением экономической блокады Мегарам придется перейти на сторону афинян, и афиняне таким образом снова окажутся непосредственными соседями Коринфа. Все это заставило Коринф обратиться к Спарте с требованием объявить от имени Пелопоннесского союза войну афинянам.
Расторжение договора 445 г. («Тридцатилетнего мира»)
В конце 432 г. в Спарте состоялось собрание представителей Пелопоннесского союза. Традиционная политика Спарты, как известно, состояла в том, чтобы в городах, находящихся в сфере афинского влияния, поднимать восстания аристократов, оказывая им, однако, только моральную поддержку; от выведения войска из Спарты господствующая в ней группа по возможности воздерживалась, опасаясь восстания илотов. Такой же политики пытался держаться и теперь спартанский царь Архидам, но коринфяне решительно заявили, что, если спартанцы не вторгнутся в Аттику, они выйдут из Пелопоннесского союза. Афиняне требовали передачи всех спорных вопросов на решение третейского суда. Архидам находил это требование справедливым, но в среде господствовавшей в Спарте группы значительное большинство, возглавляемое эфором Сфенелаидом, стояло под давлением Коринфа за более решительную политику. Было постановлено, что Тридцатилетний мир нарушен и что надо начать войну. Таким образом, договор 445 г. был расторгнут, и открытие военных действий стало только вопросом времени.
У греков, в частности у афинян, особым авторитетом пользовались святилище и оракул Аполлона в Дельфах, находившиеся в руках аристократического Дельфийского государства. Вследствие большого международного и торгового значения этого святилища (Дельфийский храм был «банком» Эллады; здесь же периодически устраивались общегреческие ярмарки), а также вследствие собранных здесь больших ценностей обладание им давало тому, кто достигал этого, большой авторитет и силу. Поэтому за святилище постоянно шла борьба между Фокидой и городом Дельфами, причем в этой борьбе дельфийцам помогали спартанцы, фокидцам — афиняне. Так, например, в 450/49 г. спартанцы, совершив поход в Дельфы, передали святилище дельфийцам; в 448 г. в Дельфы вторглись афиняне и передали храм фокидцам; после 440 г. храм был, при содействии спартанцев, снова захвачен дельфийцами. Не удивительно, что с этого времени храмовое жречество всецело стояло на стороне Спарты и было послушным орудием в руках аристократии. Поэтому, когда спартанцы обратились к дельфийскому оракулу с вопросом по поводу предстоящей войны с Афинами, Пифия ответила, что «спартанцы победят, если будут вести войну с полным напряжением сил, и что сам Аполлон будет им содействовать, независимо от того, будет ли он или не будет призван на помощь». Опираясь на свое влияние в Дельфах, спартанцы теперь предъявили Афинам требование изгнать «запятнанных скверной», т. е. потомков тех Алкмеонидов, которые были виновниками убийства сподвижников Килона. Так как Перикл происходил по женской линии из рода Алкмеонидов, а мужская линия рода прекратилась, то здесь имелось в виду прежде всего его изгнание. [244] Кроме того, Спарта требовала снятия осады с Потидеи, отмены Мегарских псефизм и предоставления автономии Эгине.
244
Среди афинской демократии было очень много суеверных людей, и эти религиозные доводы не только раздувались из политических целей врагами демократии, но вносили некоторое расстройство и в демократические ряды. С какой серьезностью отнеслась к этому часть афинской интеллигенции, мы видим из трагедии Софокла «Эдип-царь». Другая, более решительная группа интеллигенции просто объявила Аполлона (в духе старинных генотеистических взглядов) богом, враждебным Афинам. Так, трагедии Еврипида (правда, поставленные на сцену позже) содержат целый ряд выпадов против бога Аполлона. Аполлон изображается злым, мстительным богом, соблазняющим девушек и бросающим их и т. д. Старинные мифы, ставшие уже давно безнравственными с точки зрения новых взглядов, теперь привлекаются для чисто политической борьбы с аристократическим Дельфийским святилищем. Мы читаем, например, в «Андромахе», ст. 1161:
«Этот ужас Явил нам бог, который судит нас, Грядущее вещает, грех карает. Так поступил с Ахилла сыном он, Пришедшим к очагу его с повинной. Как человек, и злой, припомнил Феб Обиды старые... и это мудрость!»Другие, как сообщает Фукидид, «ввиду тщетности своих молитв, обращений к оракулу и тому подобных действий под конец отказались от них, побежденные горем». Все это служило прекрасной почвой для распространения вольнодумных учений о богах. С другой стороны, как мы узнаем из Фукидида и Аристофана, демократия мобилизовала целый ряд старинных предсказаний, прежде всего предсказаний Бакида, созданных при дворе Писистрата и предсказывающих победу Афин. Афины буквально кишели всякого рода прорицателями и гадателями.
Афиняне прекрасно понимали, что все эти требования имеют для Спарты единственную цель — выгадать время для подготовки к войне. Тем не менее, они остроумно парировали каждый пункт предъявленных требований: они готовы, — заявили они, — изгнать потомков граждан, оскверненных «Килоновой скверной», но, со своей стороны, требуют, чтобы из Спарты были изгнаны потомки оскверненных убийством Павсания, а это были знатнейшие и влиятельнейшие спартиаты. Афиняне говорили, что они готовы предоставить автономию Эгине и независимость Потидее, если и спартанцы дадут автономию и независимость городам периэков. Точно так же афиняне изъявили готовность разрешить мегарцам торговать на всех рынках Афинского морского союза, если спартанцы упразднят «ксенеласию» (удаление иностранцев из Лаконики) и разрешат иностранцам жить и торговать в Спарте. Перикл в народном собрании указывал, что все требования спартанцев должны быть отклонены, так как война все равно неизбежна. А когда спартанцы выдвинули новое, заведомо уже неприемлемое для Афин требование — «предоставить свободу всем эллинам», иными словами, распустить Афинский морской союз, — требование, рассчитанное на то, чтобы вызвать ряд восстаний среди недовольных союзников, Перикл предложил, в соответствии с условиями мира 445 г., образовать третейский суд между Афинами и Спартой. Спарта это требование отклонила, и военные действия начались.
Вооруженные силы противников
В начавшейся войне на стороне Спарты был Пелопоннесский союз, в который входили государства почти всего Пелопоннеса (кроме Аргоса и державшихся нейтралитета городов Ахайи), в средней Греции — Мегары, Фокида, Локрида Опунтская, Беотия, а также западные коринфские колонии (Амбракия, Левкада, Анакторий). На стороне Афин были союзные с ними города на островах Эгейского моря и на малоазийском побережье, часть Фессалии, Платеи, Навпакт, Акарнания и др. На суше спартанцы имели несомненное превосходство: в их распоряжении была армия около 60 000 человек. Зато афиняне господствовали на море, обладая флотом в 300 триер. Сверх этого у афинян были большие денежные средства: они получали ежегодно от членов союза до 600 талантов, на акрополе хранился резервный фонд, достигавший суммы 6000 талантов, из которых 5000 могли быть немедленно ассигнованы на войну, 1000 же талантов должны были оставаться неприкосновенным запасным капиталом на случай острой нужды в деньгах. У спартанцев был лишь ничтожный флот, а в казне почти отсутствовали деньги.