История груди
Шрифт:
В III веке девственной мученице святой Репарате римские солдаты изуродовали грудь раскаленными докрасна щипцами для клеймения. К V веку Репарата уже стала святой покровительницей Флоренции. В ее честь была построена церковь, которая позже стала частью существующего и ныне собора. Картину с изображением ее мучений можно увидеть в Музее Купола (Museo del Duomo).Живописные полотна с изображением страданий женщин-христианок, каким бы нравоучительным ни был их смысл, дали возможность некоторым художникам воплотить на холсте те садистские мысли, на которые их наводила женская грудь.
Есть лишь одно интересное исключение в средневековой иконографии, когда обнаженная женская грудь изображена как знак мольбы. Собственно, это тот же жест, каким древнегреческая куртизанка Фрина добилась своего оправдания на суде. Но в христианском контексте в этом жесте куда больше смирения. Не кто иной, как сама Пресвятая Дева Мария показана обнажившей грудь на Страшном Суде — в настенной росписи церкви в Норт-Кав (Суффолк, Англия) [39] .
39
Cm.: E. Clive Rouse, Medieval Wall Paintings,c. 60.
Но картины не дадут полного представления о той эпохе. Если мы посмотрим литературу того периода, мы найдем много интерпретаций значения груди, и многие из них связаны с институтом материнства. В средневековом обществе грудь имела особое значение: она была знаком соединения матери и ребенка, связующим звеном между поколениями и олицетворением ранга, благосостояния и ответственности. В одном имевшем большое влияние трактате, автором которого считается Варфоломей Англичанин, о матери сказано, что она та, «кто вынимает грудь, чтобы накормить дитя» [40] . (Интересно отметить, что китайский иероглиф, обозначающий слово «мать», — это две стилизованных квадратных груди.)
40
Anglicus Bartholomaeus, On the Properties of Things,цитируется по книге Clarissa Atkinson, The Oldest Vocation: Christian Motherhood in the Middle Ages, c.58.
Даже если мать сама не кормила грудью ребенка, что было не редкостью среди женщин высших классов, кормление грудью считалось материнской обязанностью. Грудное молоко, получаемое непосредственно от матери или кормилицы, было визуальным эквивалентом семейных уз крови, вокруг которых строилось феодальное общество. Законный наследник рода, особенно наследник мужского пола, должен был получить самое лучшее молоко, так как он наследовал отцовское имя.
Великолепный отчет об уходе за младенцем в высших слоях общества можно найти в лэ «Милон», написанном в конце XII века поэтессой Марией Французской. В этом произведении рассказывается, что младенец, которого взяли в долгое путешествие, сосет грудь кормилицы семь раз в день, а кормилица купает его и пеленает в чистые пеленки на каждой остановке. Разумеется, далеко не все младенцы получали такой великолепный уход. Дети крестьян могли считать себя везунчиками, если матерям удавалось накормить их грудью и поменять пеленки, оторвавшись от других обязанностей. Обычно таким младенцам приходилось довольствоваться коровьим молоком. В L’Oustillement le Vilain,остроумном перечислении всей необходимой крестьянину провизии на случай женитьбы, ему советуют: «…пусть он найдет дойную корову, которую он сразу сможет использовать для кормления младенца, когда это необходимо. Если же ребенка не накормить, он будет плакать всю ночь и не даст спать другим…» [41] . Коровье молоко для простых людей, кормилицы — для богатых и знатных. Неравенство начиналось с первой капли молока.
41
Urban T. Holmes, Medieval Man: His Understanding of Himself His Society, and the World,c. 90.
Один из специалистов по Средневековью, изучив французские истории, написанные между 1150 и 1300 годами, пришел к выводу, что мать, которая либо сама кормила ребенка грудью, либо находила ему кормилицу, если так было лучше для младенца, считалась «хорошей» матерью. А мать, которая отдавала ребенка кормилице, чтобы избавиться от него и наслаждаться более свободной жизнью, недвусмысленно осуждалась [42] . Как правило, кормилицы жили в доме младенца — иногда их было две или три, — а не отсылались к себе домой вместе с младенцем, как это будет принято в более поздние века. Кормилиц отбирали очень тщательно, отдавая предпочтение женщинам из хорошей семьи. К ним хорошо относились, и они становились частью семьи в том, что касалось эмоциональной жизни. Люди подозревали о том, что между младенцем и женщиной, которая кормит его грудью, будь то мать или кормилица, возникает тесная психологическая связь [43] .
42
Doris Desclais Berkvam, Enfance et Maternit'e dans la Litt'erature Francaise des Xlle etXIIIe Si`ecles,c. 49.
43
Berkvam, там же, c. 48, особенно ссылается на Филиппа Наваррского и его Les Quatre Ages de l’homme(Paris: F. Didot, 1888, c. 2).
В некоторых рассказах мы встречаем мать из
44
Эта и следующая цитата из «Тристана из Нантея», издание К. V. Sinclair (Assen: Van Gorcum, 1971), процитированы в книге Berkvam, ibid., с. 53.
Подобные повествования, в которых сплетались в единое полотно нити правды и чудесного вымысла, предлагали модели поведения преданных матерей, увековечивших уроки Девы Марии. Грудное вскармливание было не только вопросом получения пищи для ребенка — вместе с молоком мать передавала ему целую систему религиозных верований и этических понятий.
В этой связи интересно рассмотреть миниатюру, обнаруженную в итальянском манускрипте XIV века (илл. 16). На ней изображена мать, кормящая грудью ребенка, который держит в руке табличку с алфавитом. Дитя явно в том возрасте, когда учат буквы, примерно лет трех. Обучение чтению было для ребенка «устным» занятием, и, «поглощая» алфавит, он ожидал вкусного вознаграждения, будь то материнское молоко или другое лакомство, например, мед [45] . Таким образом, грудь подслащивала учение и являлась воротами к знаниям, то есть мать была призвана вскормить ребенка не только физически, но и умственно.
45
Daniele Alexandre-Bidon, «La Lettre Vol'ee: Apprendre `a Lire `a l’Enfant au Moyen-Age», c. 988.
Этой материнской модели, тесно связанной с идеалом Мадонны, приходилось сражаться со все возрастающим влиянием куртуазной любви, в которой места для лактации не было. Французские романы XII века «Гарен из Лотарингии» (Garin le Loherain)и «Ожье-датчанин» (Ogier le Danois)уже воспевали маленькую грудь («грудки»): всегда упругие, белые, их часто сравнивали с двумя яблоками. Автор «Окассена и Николетты» предпочитал еще более мелкие формы: так, у его героини белокурые волосы, смеющиеся глаза, маленький рот, отличные зубы и «твердые груди, которые приподнимали ее платье словно два круглых ореха» [46] .
46
Aucassin et Nicolette,издание Mario Roques (Paris: Champion, 1929), раздел 12.
«Ключ любви», учебник куртуазности, основанный на «Искусстве любви» Овидия, давал нескромный совет: «Если у вас красивая грудь и красивая шея, не прикрывайте их, но вырез на вашем платье должен быть низким, чтобы все могли заглянуть в него и возжаждать их» [47] . Поэт XIV века Эсташ Дешан предпочитал большое декольте и узкое платье с разрезами по бокам, «через которые грудь и шея были бы лучше видны». Для отвислых грудей придумали средство: к верхней части платья надо было пришить «два кармана, в которых грудь сжималась так, чтобы соски смотрели вперед» [48] .
47
Цитируется по книге Bologne, с. 54. Перевод на английский язык цитат, отмеченных в примечании цифрами 47 и 48, предложен профессором университета Стэнфорда Брижит Казель.
48
Цитируется по книге J. Houdoy, La Beaut'e des Femmes dans la Lit'erature et dans I’Art du Xlle au XVle Si`ecles,c. 60–61.
Эти и другие источники рассказывают о больших переменах в одежде, которые произошли в эпоху позднего Средневековья. До этого времени мужчины и женщины носили очень похожую одежду — туники длиной до щиколоток, которые скрывали различие полов. Но в начале четырнадцатого века в большинстве стран Европы мужчины сменили туники на более короткий наряд, длиной лишь до середины бедра и не скрывавший ноги. Женщины же продолжали носить платья до щиколоток, но линия выреза спустилась ниже, и платья шились так, чтобы подчеркивать бюст.