История и антиистория. Критика «новой хронологии» академика А.Т. Фоменко
Шрифт:
Так, упущено из виду указание на то, что, помимо публикуемых в томе текстов, существует краткий летописный рассказ «О побоище иже на Дону», отразившийся в текстах Симеоновской, Троицкой летописей и Рогожского летописца. А ведь это древнейшее из дошедших до нас повествований о Куликовской битве. М. А. Салмина отметила это обстоятельство в своем тексте. [99] Вторым является рассказ о Куликовской битве в Новгородской I летописи младшего извода. Но это ученым новохронологам уже неведомо, т.к. не упомянуто в имеющемся у них комментарии.
99
Памятники литературы Древней Руси. XIV — середина XV века (далее: ПЛДР). М., 1981. С. 549.
Точно также им не известно, что, помимо повествовательных русских источников, есть краткое сообщение немецких хроник (Торунские анналы, Хроника Дитмара Любекского и Хроника Иоганна Посильге), помещенное с точной датой 8 сентября 1380 г. [100] Сведения этих хроник восходят к информации, полученной во время съезда ганзейских купцов в Любеке в 1381 году. На этом съезде
100
Scriptores Rerum Prussicarum. B. 3. Leipzig, 1866. S. 114–115.
101
Бегунов Ю. К. Об исторической основе «Сказания о Мамаевом побоище» // «Слово о полку Игореве и памятники Куликовского цикла». М.; Л., 1966. С. 508–509.
102
Древняя Российская вивлиофика. Т.6. М., 1788. С. 451.
103
Договор князя Дмитрия Ивановича с Олегом Рязанским 1382 г.: «А что князь великии Дмитрии и братъ, князь Володимеръ, билися на Дону с татары, от того веремени что грабеж и что поиманые у князя у великого людии у Дмитрия и у его брата, князя Володимера, тому межи нас суд вопчии, отдати то по исправе». — Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV–XVI вв. (далее: ДДГ) М., 1950. № 10. С. 30.; Договор Василия Дмитриевича Московского с Федором Ольговичем Рязанским 1402 г.: «А что была рать отца моего, великого князя Дмитрея Ивановича, въ твоеи вочине при твоем отци, при великом князи Олги Ивановиче, и брата моего, княже Володимерова, рать была, и княже Романова новосилского, и князеи торуских, нам отпустити полон весь. …А тобе також наш полон отпустити весь, и тот полон, что у тотарьские рати ушолъ, а будет в твоеи отчине тех людеи з Дону, которые шли, и тех ти всех отпустити» — ДДГ. № 19. С. 54.
Но, честно говоря, трудно винить авторов новой хронологии в том, что им неведомы источники, не упомянутые в единственном использованном ими пособии. Как они могли узнать обо всем этом, если они не увидели даже в цитируемых ими комментариях такой простой фразы: «Тексты отдельных списков „Задонщины” издавались неоднократно». [104] Далее Л. А. Дмитриев отсылает любопытных (к таковым не относятся А. Т. Фоменко и Г. В. Носовский) к последнему на тот момент фундаментальному изданию всех списков «Задонщины». [105] Получается, что историки не боятся издавать списки «Задонщины» по отдельности. Зачем же понадобилась реконструкция? Неужто и вправду затем, чтобы получить достаточно полное представление о тексте литературного произведения? Именно так, Анатолий Тимофеевич! При этом обращу Ваше внимание на одну особенность: реконструкции публиковались и использовались в основном литературоведами (именно литературоведы готовили имеющийся у Вас том ПЛДР). Кроме того, реконструкция «Задонщины» осуществлена по определенным правилам, указанным Л. А. Дмитриевым в тексте комментария. Эти правила тоже остались незамеченными новохронологами. А ведь, судя по этим правилам, в задачу авторов реконструкции не входила замена Москвы-реки на Дон, а Коломенского на Коломну. Курсивом эти названия выделены лишь потому, что различные списки дают различные созвучные варианты написания географических названий: «на поле Куликове на речке Непрядне…; бысть Мамаевчина… за Дономь на усть Непрядвы (Кирило-Белозерский список); на поли Куликове на реце Непрядене (Синодальный список); на поле Куликове на речьке Напряде (список Ундольского)». [106] А в списке Исторического музея вообще Непрядва написана как «Направда».
104
ПЛДР. XIV — середина XV в. С. 545.
105
Все шесть списков опубликованы в кн.: «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла. М.; Л., 1966. С. 535–556; четыре наиболее полных списка «Задонщины» с подробнейшими комментариями см. также в кн.: Памятники Куликовского цикла. СПб., 1998 (далее: Памятники). С. 88–133.
106
Памятники. — Тексты V, VI, VII.
Пародийность всего этого новоисточниковедческого эссе А. Т. Фоменко и Г. В. Носовского состоит в том, что, проделав некоторый анализ единственного «основного первоисточника», они больше этот источник не используют. Вообще неясно, почему авторы так переживают за плохое состояние «Задонщины». Во всей своей системе доказательств они лишь два раза сделали ссылку на «Задонщину». Несмотря на все заверения ученых новохронологов, подлинно основным источником для новой хронологии является «Сказание о Мамаевом побоище».
«Сказание» — это самый поздний из литературных памятников Куликовского цикла. Оно создано на рубеже XV–XVI веков. При создании «Сказания» были использованы как ранние источники о Куликовской битве (в том числе и «Задонщина»), так и более поздние литературные произведения. Сюжеты и образы литературы конца XV столетия были перенесены автором в исторический контекст событий 1380 года. Именно поэтому очень многие сообщения «Сказания» являются недостоверными. По сути, полное доверие историков вызывают лишь те сообщения «Сказания», которые очевидно заимствованы из Летописной повести и «Задонщины». Так называемый «географический блок» памятника, прямо связанный с описанием маршрута
Подробность описания движения войск в «Сказании» стала основной причиной того, что А. Т. Фоменко и Г. В. Носовский моментально забыли о более лапидарной и образной «Задонщине» и большинство своих фактов добывали именно из текста «Сказания». Однако авторы пользуются «Сказанием» точно так же, как и текстами упомянутых комментариев в издании «Памятники литературы Древней Руси». То есть по принципу: «здесь вижу, а здесь не вижу». Не знаю, стоит ли за этим особенность навыков чтения у авторов (скажем, они привыкли читать через абзац), или же откровенная предвзятость в выборке фактов?
Интересно, что даже в пространном и не лишенном литературной фантазии тексте «Сказания», авторам новой научной реконструкции Куликовской битвы не удалось собрать достаточное количество фактов, отвечающих масштабу их научного полета. Видимо, в связи с этим обстоятельством среди реально используемых исторических источников они привлекают сочинения А. А. Гордеева и Л. Н. Гумилева. А. Т. Фоменко и Г. В. Носовский не упоминают эти источники в своем источниковедческом разделе, как не упоминают и о существовании многих подлинных документов о событиях 1380 года. Правда, в отличие от летописных повестей и археологических материалов, забытых новой хронологией, Гордеев и Гумилев стали очень важным каналом поступления исторических сведений. Обращения к сведениям Гордеева и Гумилева существенно превышают цитирование «Задонщины» и часто сопровождаются вводными фразами такого содержания: «Согласно русским источникам», «В летописях говорится»…
2.4. Ставка Мамая на Красном Холме у Куликова поля. Московский Красный Холм, Краснохолмский мост и Краснохолмская набережная, Московская Красная площадь
Совершенно напрасно авторы всенаучнейшего труда вслед за своими источниковедческими изысканиями поместили именно этот раздел. Поясню: тут они с блеском обнаруживают следы Красного холма на Куликовом поле, хотя в самих источниках о Куликовской битве ни о каком «Красном холме» не упоминается вовсе. Лишь в позднем памятнике — «Сказании о Мамаевом побоище» есть текст, повествующий о том, что «Безбожныи же царь (Мамай — А.П.) выеха на высоко место с треми князьми». [107] Название этого «высокого места» не приводится. Тема «Красного» холма появилась лишь под пером историков и романистов конца XVIII–XIX веков. [108] Так что считаю помещение раздела, посвященного поискам выдуманного холма, сразу вслед за описанием источников глубоко символичным выражением отношения авторов Новой хронологии к источниковедению вообще и к источникам о Куликовской битве, в частности.
107
Памятники. С. 177.
108
Отмечу, что Красный холм обозначается отнюдь не у всех авторов XIX столетия. Н. М. Карамзин, скажем, избежал упоминания о наименовании холма.
Для А. Т. Фоменко и Г. В. Носовского сообщение о Красном холме полюбившегося им сочинителя А. А. Гордеева вполне заменяет собой молчание по этому поводу древних источников. [109] Но поиски Красного холма в Москве, на мой взгляд, закончились полным фиаско научных следопытов. Нет, дело не в том, что они не нашли искомого объекта в нашей столице — они обнаружили сразу четыре Красных холма: Таганскую площадь, возвышенность у Краснохолмской набережной, Красную горку, через которую проходит Охотный ряд, а так же Красную площадь. Сразу же бросается в глаза вопиющая несправедливость наших следопытов. По их мнению, только эти четыре места в Москве могут претендовать на перенос с Красного холма в Тульской области памятника Дмитрию Донскому. Совершенно очевидно, что возможных претендентов на звание ставки Мамая значительно больше даже в пределах Москвы, не говоря о других городах и весях. Думаю, что в вероятном споре за право проживания на мемориальном месте нельзя исключать возможные претензии обитателей районов, примыкающих к станциям метро Красносельская и Красногвардейская, а также жителей Краснобогатырской и Краснопролетарской улиц.
109
НХР. С. 135.
2.5. Кузьмина гать Куликовской битвы и Кузьминки в Москве
Откровение А. Т. Фоменко и Г. В. Носовского о Кузьмине Гати и московских Кузьминках также обусловлено неразборчивостью в источниках. Авторы вновь полемизируют с очень поздним описанием сражения в «Сказании о Мамаевом побоище». Только там упоминается Кузьмина гать. [110] Историки довольно обоснованно предполагают, что так называлось село в верхнем течении реки Цны в 20 км от современного Тамбова. В конце XV–XVI вв. это был первый русский населенный пункт на пути из татар. [111] Местоположение указанной Кузьминой Гати несколько расходятся с нашими представлениями о возможном маршруте войска Мамая в 1380 году. Однако, это вовсе не обязательно означает, что: а) Кузьмина Гать была где-то поблизости от впадения Непрядвы в Дон; б) что этот топоним обязательно нужно соотнести с Кузьминками в Москве. Наиболее вероятное объяснение появления названия в тексте созданного на рубеже XV–XVI веков «Сказания о Мамаевом побоище» состоит в том, что автор повести, желая подробно описать маршруты войск и не обнаружив подробных сведений на этот счет в своих источниках (ни в ранних летописных рассказах, ни в «Задонщине» нет подробных описаний маршрута движения войск), применил обычный прием — указал географический пункт, известный его современникам как последнее русское поселение по пути в Орду.
110
Памятники. С. 165.
111
Памятники. С. 215.