История и фантастика
Шрифт:
— Я помню ваше признание на эту тему: «Я не чувствую разницы между фантастикой приключений Богумила Нехчица [97] и фантастикой героев Толкина». Ну хорошо, а положения физических законов? А реализм психологических портретов и межчеловеческих отношений? А земные масштабы и приземленность опыта героев? Почему вы хотите эти различия затушевать?
— Эй, эй! Не торопитесь, милостивый государь! Здесь не актовый зал, а я не жак [98] . Вы меня не запугаете! Что еще за «положения физических законов»? В Средиземье Толкина и Земноморье Ле Гуин магия — физический закон; из царящих в этих мирах
97
Герой романа Марии Домбровской «Ночи и дни».
98
Студент.
— Относительно того, что психология персонажей в фэнтези может быть перворазрядной, между нами нет расхождений. Зато феномены касательно реальности изображенного мира и возможности героев в этом жанре значительно шире, чем в классической прозе. Впрочем, на тему того, что возможно в реальном мире, существует достаточно много мнений. У людей различный опыт, с ними случается то, что и не снилось пресловутым мудрецам…
— (Перебивая.)А откуда мне знать, что случается с людьми? Меня такая реальность не интересует. Я в этом не мастак. В этом смысле я полный дилетант, невежа.
— Каждый из нас, думаю, коснулся в какой-то момент своей жизни той сферы, которую можно бы назвать метафизической, таинственной…
— Я не коснулся.
— Как раз об этом я хочу спросить. Я тоже, возможно, кроме одного случая, не соприкасался, но зато видел зафиксированное на кинопленке выступление индусского факира. Вначале он дал зрителям большой кусок веревки, чтобы те проверили, не подготовлена ли она особым образом, затем поставил ее торчком и взобрался по ней. Такое физически невозможно, однако произошло. Вопрос: случалось ли в вашей жизни что-либо подобное?
— Нет, и даже если б я пощупал ту веревку, то все равно был бы уверен, что это попросту ловкий трюк, что кто-то умело использовал несовершенство моих органов чувств. Весьма сожалею, так как вы, вероятно, рассчитывали, что я ударюсь в мистицизм, и только того и Ждали, когда ж наконец я приму позу лотоса. Однако клянусь, даже если б я пощупал, покусал и полизал ту веревку, я продолжал бы утверждать, что это обман. Потому что такое просто-напросто невозможно. Существуют определенные законы природы, которые ничто не может изменить.
Кроме, разумеется, литературы. (Смеются.)Факиры же, филиппинские целители или Божья Матерь на штукатурке городской стены — обычнейший обман либо массовый психоз.
— Я уже давно заметил, что вы очень недоверчиво относитесь ко всем явлениям религиозного характера.
— Верно. Даже определение «агностик» слишком слабое в применении ко мне. Мое мировоззрение не агностицизм, атеизм или независимость от Церкви, а чистейшей воды язычество, причем в буквальном смысле слова. Я отвергаю всяческий мистицизм, у меня нет кумиров, и я не верю, что меня ждет кара за какие-либо грехи, а за их отсутствие я попаду в рай. Что еще хуже, я абсолютно уверен, что, когда умру, мое тело, выброшенное на городскую свалку, будет стоить ровно столько, сколько стоило бы, если б лежало на катафалке в Гнезненском кафедральном соборе. После прекращения биологических функций я буду
— В 1992 году была опубликована «Черная месса» — антология антиклерикальных фантастических рассказов под редакцией Войцеха Седенко. Название, насколько мне известно, да и сама идея — идут от вас, но вашего текста там нет. Почему? Из только что вами сказанного трудно сделать вывод, что вы оказались слишком уж мало антиклерикальным. А мне доводилось слышать и такое. Я рассматриваю это как шутку.
— Это не была шутка. Просто, хоть и название, и задумка были моими, текста, вписывающегося в антологию, мне родить не удалось. Недоставало идеи для интриги, которая, будучи интересной, держащей читателя в напряжении и неглупой, была бы в то же время достаточно антиклерикальной. А ведь как человек, подсказавший идею, я знал, что «Черная месса» должна была быть не манифестом или завываниями и воплями, а собранием качественных текстов. Принцип же таков: «без хорошего текста неча в антологию лезть».
— А вот в апрельском номере «Феникса»» за 1993 год вы опубликовали политическую сатиру «В воронке от бомб!», издевательски рисующую картину гражданской войны в Сувалках, проросшей из старых миазмов националистической ненависти. Эта сатира экстраполировала в будущее вашу антиклерикальную фобию (это адекватное определение?) и замороженную на протяжении последних пятидесяти лет Великим Красным Братом взаимную ненависть поляков, литовцев и немцев? Эта бравурная картина — чисто литературная игра или отражение истинных опасений, что правый радикализм и националистические демоны могут снова пробудить в Польше кровавый психоз? Или сегодня, когда угроза «черного фундаментализма» уже снята с повестки дня, вы по-прежнему боитесь?
— Снята? С повестки дня? Это когда же? Сей факт как-то прошел мимо моего внимания. О, я даже заметил определенные моменты, которые, похоже, могут свидетельствовать об обратном. Но лучше оставим это, тема небезопасная, чреватая в нашей «наконец-то свободной» стране судом и тюрьмой.
— Тогда вернемся к истории, но не отбрасывая проблему религии. Нетрудно заметить, что созданные вами миры очищены от метафизического элемента, хотя в «Башне Шутов»» и «Божьих воинах» присутствует Церковь.
— Меня уже не раз укоряли за то, что я создаю мир без Бога. Все упорно пытались мне втолковать, что это аисторизм, потому что пишу-то я о средневековье. Договоримся: фэнтези о ведьмаке — не средневековье. Средневековье я по-настоящему описываю только в «Башне Шутов», где Бога хоть отбавляй, поскольку я сосредоточиваюсь на периоде религиозных войн. В то время люди приканчивали друг друга с именем Бога на устах и в самом обычном разговоре перебрасывались цитатами из Библии. Вот это — история.
— Критики действительно не раз указывали на секуляризацию картины мира и человека в вашей прозе. Что касается цикла «Башня Шутов» — «Божьи воины», здесь вопросов нет. Тут религиозная проблематика действительно присутствует постоянно, хоть и не затрагивает основных персонажей. Так что речь скорее идет о ведьмаке Геральте. Рецензенты отмечают — и я это подтверждаю, — что у героев этого цикла нет метафизических потребностей и, возможно, в этом отношении они даже как бы «выхолощены»». Более того, некоторые критики заявляют, что заменяющую функцию здесь приняло на себя Предназначение. В ответ на замечания, что это обедняет портрет человека средневековья, вы справедливо замечаете, что «Ведьмак» — никакое не средневековье, а мир фэнтези. Это правда, однако основные герои обладают человеческими признаками — у них есть руки, ноги, зубы, волосы и человеческая (возможно, кроме вампира Региса) физиология. Они также пользуются человеческой логикой. Или все же это ваше личное видение подкрашивает мир агностицизмом? Иначе говоря, личный конфликт автора с Церковью становится фундаментальной детерминантой конструкции всего предложенного в романе мира. А потом вы утверждаете, что ваши личные взгляды никак не связаны с мышлением и поведением героев и уж тем более характером их мира…