История Икс

Моллой А. Дж.

Но Джессика все же меня слышала. Утром, когда мы встали пораньше из-за рейса в Реджо, подруга сказала:

— Боже, Икс! За каким чертом ты завела оборотня в качестве домашней зверушки? Люди могут и пожаловаться.

Я вновь смотрю на Марка и думаю, как же сильно он сбивает меня с толку и как это поразительно. Он не всегда такой самоотверженный и внимательный любовник. Иногда он просто хватает меня в охапку и жестко трахает. Так лорд Роскаррик и поступил после нашего возвращения из капеллы Сан-Северо. Мы сели в его машину и доехали до палаццо, припарковались рядом с черным входом, в темноте. Вышли на улицу, и тут Марк подхватил меня на руки, развернул, бросил на капот машины, задрал платье, сорвал трусики и резко вошел сзади. Три минуты он трахал меня на своем великолепном спортивном «мерседесе».

Три внезапные и неожиданные минуты. Слегка шокирующе, даже пугающе, однако горячо. Может, мне не стоит считать это сексуальным, но ничего не могу с собой поделать. Затем он просто застегнул молнию и, напевая неаполитанскую песенку, как ни в чем не бывало проводил меня внутрь Палаццо Роскаррик, будто мы лишь отошли на пару шагов, чтобы по-быстрому выпить по бокалу просекко [67] . Он позволил мне сходить за новым бельем в ящике его спальни. Воспользовавшись моментом, я забежала в роскошную ванную и доставила себе удовольствие, доведя наш пылкий секс у машины до оргазма. Я кончила буквально за считаные секунды.

67

Просекко — итальянское игристое сухое вино.

Сколько раз я в принципе могу кончить? Можно ли получить слишком много оргазмов?

Марк может вести себя брутально, а может и ласково. Вот эта непредсказуемость и притягивает.

Но меня совсем не радует одно: я ничего не знаю про третью мистерию. Почему ее проводят в Калабрии? Почему именно в этом погрузившемся во мрак месте?

Я выхожу из раздумий и снова смотрю в окно. Теперь перед нами открылось Средиземное море. Даже оно здесь выглядит тусклым и угнетающим, несмотря на яркое утреннее солнце замечательного июльского денька. С нашей встречи с Марком прошло уже десять недель. Десять недель, изменивших все.

— Итак… — Я перевожу взгляд на Марка. — Расскажи мне, что ты знаешь про «Ндрангету». Это для диссертации. Могу хоть чем-нибудь полезным заняться, пока будем ехать целую вечность.

— Я знаю то же, что и все остальные, cara mia. — Его лицо слегка искажается. — Это самая вероломная из всех преступных группировок и на сегодняшний день самая богатая и могущественная. По оценкам, они контролируют три процента ВВП Италии. Это больше того, чем страна тратит на оборону.

— Бог ты мой!

— Так вот. «Ндрангета» в прямом смысле правит Калабрией. — Марк указывает на очередную захудалую деревеньку, где среди сорняков притаилась бетонная забегаловка. — Некоторые говорят, что будь Калабрия независимой — в некотором смысле это правдиво уже сейчас, — то ООН признала бы ее несостоявшимся государством, почти как Сомали.

— И как у «Ндрангеты» это получается? Как мафия может заправлять целой провинцией?

— Существуют многочисленные кланы, древние и неприступные. Они крайне враждебны ко всем посторонним и крайне преданы друг другу. Членство в самой организации передается по наследству. Поэтому их не сломить так, как это удалось сделать с «Мафией» и «Каморрой» с помощью pentiti, раскаивающихся гангстеров, заключивших сделки о признании вины.

— Дома… Города…

— Члены «Ндрангеты» открывают отели и магазины для отмывания денег. Они выставляют такие низкие цены, что остальные предприятия разоряются. Так что местная экономика потерпела крах, остались лишь фирмы самуй «Ндрангеты». Таким образом, все в Калабрии зависят от них, в долгах перед ними, работают на них, порабощены. Прямо-таки феодальный строй. Они берут деньги Евросоюза на строительство фабрик и дорог, начинают проект, получают гранты и тут же бросают дело. Дороги так и стоят недостроенными, с фабриками та же история, отсюда анархия и запущенность. — (Мы резко поворачиваем налево, теперь удаляясь от моря и углубляясь в горную местность.) — В Калабрии есть еще налог на дома, но применим он лишь к достроенным зданиям! Поэтому все дома построены лишь наполовину, не оштукатурены и выглядят так безобразно — и все из-за налога.

Может, мне стоило бы записывать? Марк сообщает интересные факты. Достаю ручку и блокнот: все-таки буду записывать.

Марк смеется надо мной:

— Восхищаюсь

твоей прилежностью, Александра Бекманн.

— Некоторым нужно заниматься серьезными делами, лорд Роскаррик. Я не могу просто так сидеть и нажимать на непонятные кнопки своего ноутбука, зарабатывая по шестьдесят миллионов за минуту.

— Раньше все было не так уж и просто, — угрюмо произносит он.

И все кругом становится не менее угрюмым: небо затягивается тучами, рельеф местности ухудшается. Из узкой, но приличной полоски тармака [68] дорога превратилась в грязное месиво. «Лендровер» грохочет по глубокой колее. Проезжаем мимо громадных серых вилл с припаркованными рядом огромными машинами и с лающими собаками.

68

Тармак — щебеночное дорожное покрытие с гудроновой пропиткой. (Прим. ред.)

— Здесь кое-что может показаться тебе занимательным, — говорит Марк, покашливая от пыли. — Каждый сентябрь capos «Ндрангеты» — главы кланов — собираются в отдаленном монастырском храме неподалеку отсюда, глубоко в горах. Санта-Мария-ди-Польси.

Я все тщательно записываю. Правда, из-за сильной вибрации машины это очень сложно.

— Продолжай.

— Интересно, что собрание в Польси проводится уже не одну сотню лет. В прошлом это собрание… — Марк замолкает, подбирая слова. — Оно было довольно экстравагантным и развратным. Все закончилось несколько десятилетий назад. Но раньше главы криминальных семейств были известны как «булавы». Они возглавляли паломничество от ближайшей деревни до далекого храма, сопровождаемые целыми толпами. Процессия занимала около двух дней, им приходилось преодолеть тридцать километров. За гангстерами следовали молодые девушки и стонущие старики, иногда в терновых венках, со стекающей по лицу кровью. Многие шли босиком. К тому же они пили крепкое вино и пировали жареной козлятиной, распевали древние гимны и танцевали дикую тарантеллу всю ночь — под волынку и тамбурин. И так они пили, объедались и распутничали среди олеандра и орегано. Пьяные и обезумевшие.

— В духе Диониса?

— Да, возможно, — отвечает Марк. — Версия насчет греческого бога Диониса вполне вероятна. В древние времена Калабрия относилась к Magna Graecia [69] . Здесь греки основали свою величайшую колонию. Неподалеку отсюда жил Платон, как, впрочем, и Пифагор. — Марк поворачивается и чарующе улыбается мне, загадочно и хитро. Будто знает нечто недоступное мне. Хотя он всегда выглядит так, будто знает нечто недоступное мне. — Хватит для диссертации? Пока что?

69

Великая Греция (лат.).

— Да, Марк. — Я записываю за ним как одержимая. — Это восхитительно! Удивительно!

— Отлично, — отвечает он. — Потому что нам нужно быть внимательнее. Я не уверен, где мы сейчас находимся… Это где-то поблизости, на проселочной дороге к Плати.

Марк снижает скорость и всматривается в дорожный знак. Я тоже поднимаю на него глаза. Пожимаю плечами. Не знаю, чего Марк высматривает. Знак продырявлен пулями и теперь совершенно бесполезен, на нем ничего не прочитать.

Пулями?

Марк снова смотрит на знак, потом на карту в iPad. Вздыхает и качает головой.

— Но ты ведь должен знать дорогу? — растерянно спрашиваю я. — Ты же раньше был на мистериях.

— Я знаю Калабрию только потому, что работал здесь, — не глядя на меня, отвечает он. — Импорт в Реджо и Кротон.

— И…

— Я же говорил раньше, — оживляется Марк. — Мистерии проводятся по всей Италии, зачастую в Англии, Франции, Испании. Каждое лето проходит сразу несколько мистерий. Люди беспорядочно участвуют в них всех. Ты можешь встретить на второй мистерии кого-то, прошедшего инициацию, скажем, в Лондоне. Затем увидеть его снова на четвертой мистерии, даже не зная, где этот человек проходил третью. Все это составляет часть таинственности.