История ислама
Шрифт:
К этому отчуждению увидел он себя вынужденным тем обстоятельством, что отношения в Медине указывали ему настоятельно на возможность сближения с иудеями. Надо было решиться на выбор, ибо он вскоре разочаровался в прежних своих иллюзиях, что все, поклоняющиеся единому Богу, имеют в сущности одинаковое откровение, нисколько не противоречащее его учению. Хотя иудеи Иасриба не слыли за особых начетчиков Священного писания, но и здесь, несомненно, выступала резкая разница между ними и христианами, и потому Мухаммед, прилагавший все старания, на первых порах после бегства, привлечь на свою сторону иудеев, должен был волей-неволей отвернуться от христиан. С свойственным ему упрямством продолжал он неизменно держаться своего взгляда на тождество откровений; но христиане, учил он, подделали свои священные книги и самовольно внесли богохульные положения, что Бог — «единый в трех лицах», что он поставил рядом с собой божественность Иисуса и его Матери. По приведенному месту легко заметить, откуда черпал пророк свои сведения. Следует при этом по справедливости указать на выдающуюся черту всех действий пророка; в своей ревности набирать как можно более последователей и благодаря неточно усвоенным религиозным представлениям был он всегда готов применяться, насколько возможно, к тем, которых обращение было в данную минуту всего желательнее. Поэтому, стремясь страстно залучить евреев если не в круг своей общины, то хотя бы в сферу своего влияния, он искал во что бы то ни стало случая прийти с ними в соглашение. Вот та побудительная причина, заставившая его явно и резко отвернуться от христиан. Меж тем еще недавно его влекло к ним если не истинное сходство обоих учений, то во всяком случае личная симпатия. Когда же позже он оттолкнул и иудеев, было слишком поздно завязывать сношения с христианами; путь ислама далеко разошелся с направлением древнейших религий, от которых он позаимствовал в главных чертах идейное содержание своего вероучения.
Ранее было
От одного из древнейших биографов Мухаммеда дошел до нас текст этого замечательного документа — результата успешного применения новой политической системы, первый опыт дать арабскому народонаселению правильное государственное устройство. Документ этот представляется в виде протокола, исчислены по порядку договорные пункты, по которым соглашаются различные группы жителей Иасриба на условия, ведущие к более покойным отношениям внутри и ко взаимной самообороне извне. Главные пункты этого соглашения следующие.
Правоверные курейшиты и жители Иасриба, равно как и все к ним примкнувшие, образуют отдельный народ по отношению ко всем остальным арабам.
Отношения правоверных выходцев из Мекки к аус и хазрадж определяются так мекканские переселенцы, равно как и отделы племен аус и хазрадж, решают самостоятельно свои собственные дела, главным образом уплату цены крови (виру), выкуп пленных, помощь обедневшим — воспрещается правоверным нанесение ущерба друг другу и возбуждение несогласий. Правоверный не имеет права убивать правоверного; если же он убил одного из неверующих, его родственник, правоверный, не может помогать неверующим против правоверного. Правоверные защищают друг друга против всех остальных; если к ним примкнут иудеи, они защищают и их и не должны никому помогать против них. Мир и война равно обязательны для всех правоверных, все они обязаны сражаться и мстить за кровь тех, которые пали в войне за дело Божье. Ни один из язычников, жителей Иасриба, не имеет права взять под свою защиту имущество и родственников языческих курейшитов. Кто убьет правоверного, подвергается кровной мести, если не удовлетворит родственников убитого уплатою цены крови. Ни один правоверный не смеет защищать или укрывать преступника. Всякая распря, возникающая между правоверными, представляется на суд Божий и Мухаммеда.
Пункты договора между правоверными и иудеями были следующие: иудеи вместе с правоверными облагаются равномерно налогом на расходы по общей войне. Союзники кланов племен аус и хазрадж во всех правах и обязанностях сообразуются с установлениями, существующими соответственно этих племен, но сохраняют свой культ наравне с мусульманами. Исключаются совершившие преступление, лишающее их прав как недостойных. Далее иудеи не имеют права предпринимать походов без согласия Мухаммеда. Только кровную месть могут они выполнять по собственному усмотрению. Свои общественные расходы иудеи, как и мусульмане, берут всякий на себя, но если угрожает нападение извне, то обе стороны обязаны нести военные издержки взаимопомощи по раскладке: обязаны общими силами защищать Иасриб. При раздорах, возникающих между иудеями и мусульманами, предоставляется решение Богу и Мухаммеду. Иудеи не имеют права защищать языческих курейшитов и их союзников. В случае ведения войны обязаны иудеи заключить мир, если этого пожелают мусульмане, и обратно. Исключаются войны, ведомые за религию.
Некоторые пункты договора действительно оказываются несколько подозрительными, они давали Мухаммеду особые, довольно широкие права. Но во всяком случае за первое время своего пребывания в Иасрибе пророк едва ли мог выказывать на них притязания. Конечно, иудеи, с того самого момента, когда старые недоразумения между аус и хазрадж окончательно были устранены, потеряли свое решающее положение. Все же число их и значение в городе были еще велики. Едва ли можно допустить, чтобы они добровольно отказались от права вести самостоятельную военную политику извне, которую Мухаммед «в делах религии» так определенно оставлял за собой; тем более невероятно, чтобы они сразу предоставили решения всех споров ему одному, в глазах их, во всяком случае, был он пока не более как человек партии. Между тем, по отношению отдельных подробностей договора чрезвычайно мало известно, почти ничего нельзя сказать определенного. Но об этих мелочах здесь не приходится и говорить, в общем же договор представляется таким, каким до нас дошел. Древний арабский партикуляризм был пощажен настолько, насколько каждому племени можно было предоставить заботу о своих собственных делах. Только оборонительное положение, к которому обязаны были примкнуть все на основании условий, исключало категорически язычников-курейшитов. И это было весьма естественно, так как Мухаммед и его сподвижники были приняты в Иасриб с согласия обоих племен, аус и хазрадж, то союзникам было неловко оспаривать этот пункт. Нет ничего поэтому удивительного, что и речи не было далее о необращенных еще членах обоих племен, также о возможности дружественных отношений их к мекканцам. Установившееся на государственных, так сказать, основах соглашение покоилось на признании более наружно и продолжающейся самостоятельности отдельных частей племени. А что в данном случае все должно вскоре измениться силой обстоятельств, язычники никаким образом не могли предвидеть. Трудно было им действительно подметить поистине революционный характер пунктов договора, определяющих отношения между собой правоверных. Для нас же, конечно, совершенно ясно без дальнейших объяснений все глубокое значение стремлений Мухаммеда: стоит только вспомнить, как радикально разделался он со своею подчиненностью племени. Отныне соединяет правоверных воедино понятие не племени, а религиозной общины. Обязанности, предоставляемые прежде семейным союзам, равно как и права их на кровомщение, взаимная защита, союз против всех чужестранцев — всем этим отныне ведает союз правоверных. Подобно тому, как некоторые раздоры между правоверными, не совсем еще заглаженные по старинным счетам, тотчас же прекратились, так же и наоборот, лишь правоверный с правоверным были связаны неразрывными узами, и возникало полное отчуждение к членам семьи, оставшимся неверующими. Союз, связывавший доселе родственников отдельных групп племени, одним ударом был порван. Все понятия солидарности членов племени по отношению к имуществу, чести и жизни перевернуты были вверх ногами. Во всяком случае Мухаммед поостерегся доводить свой принцип до крайних пределов, в особенности когда дело касалось достояния (имущества). Но и в этом отношении, желая оставаться последовательным, пророк в самом еще начале сделал одну попытку: он повелел побрататься 50 беглецам из Мекки со столькими же правоверными Иасриба. Отношения эти становились выше всякого родства, переживающий в каждой паре должен был наследовать умершему. Но он заметил вскоре, что из этого распоряжения могут возникнуть всевозможного рода замешательства и неудовольствия, и спустя год вынужден был сам отменить это нововведение. Самый факт, однако, что пророку возможно было, и так легко, потребовать от жителей Иасриба серьезной жертвы — отказаться немедленно и бесповоротно от глубоко укоренившихся в течение столетий арабских обычаев — не служит ли наилучшим доводом того, какое глубокое впечатление произвела его проповедь здесь, а с другой стороны — насколько восприимчивы были умы новообращенных по сравнению с полным равнодушием к делам религии мекканцев и остальных бедуинов. Положим, что пророк позаботился с самого же начала проводить с крайней строгостью предписания нового учения; но этого, без сомнения, он не мог бы совершить, опираясь только на полторы сотни беглецов, если бы не опирался еще на содействие большинства вновь обращенных. Необходимым последствием этого было, что так называемая «самостоятельность» племен числилась вскоре лишь на бумаге. В тех случаях, когда старейшины племен оставались еще в язычестве, правоверные обращались по делам своим не к их авторитету, а к авторитету пророка; отчуждение их от прежних соплеменников становилось все глубже, так что эти последние склонялись к более близким отношениям к посторонним неверующим. Поэтому вскоре возникли резко обозначенные прозвания мусульманина и язычника, и уже не было речи о каких-то Бену Ауф, Наджжар или Ка’б. Наступало наконец время, когда всякий правоверный считал своей обязанностью обращаться к Мухаммеду во всех своих недоразумениях. Не только по религиозным и государственным вопросам, но и по всем частным тяжбам нормой стало служить решение, произносимое во имя Бога Его посланником.
Таким образом, власть пророка становилась постепенно почти неограниченной по отношению к его общине. Впоследствии, по естественному ходу вещей, начала производить она сильное давление также и на остальных, необращенных жителей Иасриба. С удивлением и неудовольствием замечали они, как все более и более приходилось уступать этому пролазу их законное право на дела собственной своей родины благодаря непростительному недомыслию некоторых членов племени, предоставивших ему первоначально одно только гостеприимство и руководительство в предметах религиозных. Беспрерывные раздоры, возникшие из этого источника, на целый ряд лет отодвинули дальнейшее историческое развитие ислама.
Первое время, конечно, предстояло Мухаммеду и без того много хлопот. Надо было прежде
Орудием послужил наружный ритуал богослужения, который он почитал весьма плодотворным для своих целей. В Иасрибе, как и во всех почти городах полуострова, за исключением Мекки, не было храма. Совершать общее моление в каком-нибудь частном доме было неудобно для значительно разросшейся общины мусульман. Поэтому становилось настоятельною необходимостью позаботиться о постоянном месте богослужения: средоточие это потребно было как внешняя санкция внутренней сплоченности общины. Вот почему в тесной связи с постройкой домов для пророка и его родных решились одновременно воздвигнуть храм. Начертание его было квадратное, по другим свидетельствам — прямоугольное. В длину имел он 100 локтей, а в ширину, если не столько же, то от 60 до 70. Капитальные стены, на 3 локтя от земли, выведены были из бутового камня; далее шла кирпичная кладка. Внутри поставлены были стволы пальм, поддерживавшие крышу из пальмовых ветвей. Из желания польстить иудеям Мухаммед предписал обращаться при молитве по направлению к Иерусалиму, т. е. к северу. Поэтому фасад строения тянулся с востока на запад. Главные двери выходили на юг, северная же стена была сплошная; в остальных двух пробиты были боковые двери, из которых восточная примыкала к жилищу пророка и предназначалась исключительно для его личного пользования. Пятикратно в день — при солнечном восходе, в полдень, пополудни, при закате солнца и перед отходом ко сну — можно было его видеть здесь, совершавшего предписываемые моления; в них участвовали и те правоверные, которым случалось быть поблизости. В полдень, в пятницу, собиралась по возможности вся община на особое богослужение: сверх читаемых обыкновенно молитв произносилась в заключение назидательная речь. Но и в другое время «место поклонения» (аль-месджид, отсюда — мечеть) было любимым местопребыванием Мухаммеда и его ближайших сподвижников. Здесь часто беседовали с ним местные жители и чужестранцы, здесь же решал он вопросы религии и права и возвещал откровения, ему ниспосылаемые. Если вникнуть хорошенько в роль, которую играют богослужебные обряды в исламе, и обратить внимание на то впечатление, которое они производят на толпу каждою из бесчисленных своих частностей, соблюдаемых молящимися с необычайным рвением, легко усмотреть, что весь этот сложный ритуал был делом тончайшего и в высшей степени удачного расчета. Я не могу себе даже представить, можно ли было идти дальше в этом направлении. И во всяком случае этот, по нашим понятиям, может быть, крайне утомительный, обрядовый формализм близко, по-видимому, подходил к арабским понятиям. Да иначе и быть не могло, так как араб же его и придумал. Сознательное намерение пророка, конечно, не шло далее простого указания, что богопочитание должно стать делом серьезным, вплетенным непрерывною нитью в повседневную жизнь каждого правоверного, дабы все существо человека преисполнялось исламом. Мухаммед не обладал большим даром изобретательности, поэтому собрал он воедино из разных систем все, что было ему известно. Чем менее был он в состоянии обнять «беззаветное почитание Бога», равно как и акт внутреннего обновления воли, тем в большей мере постарался он нагромоздить духовных формул и внешних знаков почитания, посредством которых правоверный мог бы ежечасно выражать удовлетворительно обязательное свое благочестие. Если оно и не было делом большой заслуги перед Богом как opus operatum, во всяком случае било прямо в цель, ставши сразу общепонятным для масс актом. К производимым ежедневно пятикратным, довольно сложного ритуала, молениям [76] присоединена была здесь, в Иасрибе, обрядность омовения, которая, весьма возможно, практиковалась неофициально уже издавна. При всех многочисленных, дающих повод к нечистоплотности в обыденной жизни случаях обязан был правоверный совершать эту операцию, в особенности перед каждой молитвой, как это было в употреблении отчасти у евреев и среди некоторых христианских сект. От евреев же перенял пророк, кроме киблы, обращения лицом при молитве к Иерусалиму, также и пост перед праздником «умилостивления» (10. Тишри). Если он не принял иудейской субботы, а назначил с самого начала пятницу днем всенародного богослужения, это произошло вовсе не из желания перечить иудейским тенденциям, а имело одно основание, чтобы иудеи, с которыми в субботу нельзя было ничего поделать, имели возможность также присмотреться к обычаям правоверных и, как он вначале надеялся, постепенно принимать в них участие.
76
Еще не вполне исследовано, не были ли эти различные телодвижения, поклоны и т. п., связанные с молитвой, лишь агломератом различных обрядностей, заимствованных у других религиозных общин. Подобная же тенденция к беспрестанному повторению коротеньких религиозных возгласов и составляет тот набожный жаргон, введение которого или по крайней мере образование можно отнести к тому же самому времени; он сохранился и поныне. Вместо «доброго утра» стали говорить «мир с тобой», при каждом воспоминании о Боге прибавлялось постоянно «святой или высочайший», каждое намерение сопровождалось прибавлением «если так Богу угодно» и т. д. Страсть к библейским оборотам прежних святош (пуритан), говоривших на так называемом ханаанском наречии, еще в большей степени свойственна мусульманам: слово «Господь» они готовы бы, кажется, писать большими буквами, если бы только это допускал арабский шрифт. Очень тонко передают французы словом salamalek (salam-aleik — «мир с тобою») всю чрезмерную преувеличенность, все уродливое гримасничанье приторной вежливости.
Если он обманулся в этом, то все остальное предписываемое им долгое время исправно исполнялось, и успех превзошел питаемые им надежды. Предстояли лишь временные затруднения насчет поддержки и пропитания беглецов, переселившихся вместе с ним в Иасриб и обедневших вконец. Даже зажиточные из числа окружающих Мухаммеда потеряли большую часть своего состояния в долгие годы преследований. Так, например, Абу Бекр привез с собой лишь 5000 из 40 000 дирхем [77] , которыми он прежде располагал. Несмотря на всю готовность новообращенных к пожертвованиям, все же было весьма трудно содержать более или менее сносно всех неимущих. Все они, очень естественно, ждали помощи от пророка и расположились поэтому лагерем возле самого его дома, под некоторого рода верандой, вблизи мечети; поэтому их и называют людьми «веранды» [78] . Зависимые во всем от Мухаммеда и все же, вероятно, недовольные, эти пролетарии составляли наименее почтенный элемент общины, но зато оказывались способными на всякого рода службу янычарскую. Надо было позаботиться о них и других нуждающихся, потребовалось обложить правоверных постоянной податью. Таким образом, призрение бедных стало навсегда обязанностью ислама. Милостыня (зекят) преобразилась постепенно в формальный налог, сбор которого обращался впоследствии и на другие насущные предметы «путей господних» и стал наконец главным источником исламской государственной казны. Почетнейшие мужи из числа мухаджир, бежавших с пророком вместе [79] , много испытанные, надежные Абу Бекр, Омар, Хамза, Зейд, Алий и иные, с которыми посланник Божий ежедневно совещался, считались истинными столпами веры. Чудное дело, приходилось как-то всегда так, что тот или другой из них высказывал мнение, совершенно совпадающее с божьим решением, передаваемом в виде откровения, почти одновременно, ангелом Гавриилом, всегда готовым к услугам. К этой маленькой группе, переросшей всех остальных по личному значению и доверию Мухаммеда, все быстрее и быстрее стали присоединяться люди Иасриба, принимавшие охотно ислам. Позднее они получили почетное название Аль-Ансар — «помощники», «союзники». И между ними также встречались люди почетные, так, например, Са’д Ибн Убада, глава Бену Са’да, отдела племени хазрадж. Чаще же всего были это люди молодые, пыл воодушевления которых не простыл еще. Они-то всего более увлекали примером своим и других, вскоре и таких, которые не выказывали особенного влечения к делу мекканца и примыкали к исламу притворно, имея в виду личные интересы. Таким образом, в непродолжительном времени образовалась довольно значительная община, в нее, по-видимому, вошло большинство аусов и хазраджей. Открытое идолопоклонение вскоре совершенно прекратилось в городе. А вместе с ним улетучивались также и некоторые элементы, лишь с виду стоявшие ближе к новой вере.
77
Слово dirhem греческое, «драхма». До Мухаммеда и некоторое время спустя арабы не имели собственной монеты; деньги вообще были между ними величайшею редкостью, если же и встречались, то византийская и персидская монеты. Вот почему и названия заимствованные: dinar (т. е. золотой динар aureus) и dirhem. Первый был стоимостью приблизительно в 5 р. зол., а последний равнялся 25 к. сер. Но при колеблющейся относительной стоимости золота и серебра (последнее на Востоке стояло вообще весьма высоко), при полном нашем незнании номинальной стоимости их в тогдашней Аравии трудно даже приблизительно подсчитать цену их сравнительно с нынешними нашими.
78
По-арабски Ахль-ас-суффа. От слова суффа происходит наше слово софа, собственно мебель на ножках, подобно веранде на столбах.
79
По-арабски аль-мухаджирун «бежавший из родины», в сокращении — «беглецы».