История Крестовых походов
Шрифт:
Как ни парадоксально, многострадальный правитель надеялся, что пилигримство с мечом в руке внушит его подданным, погрязшим в распрях и разврате, уважение к собственному монарху. А, судя по летописям, заодно искал в новой войне прибежище от бед, представляя себя мучеником масштаба Христа. Однако грех гордыни, как известно, еще никому не помогал – видимо, поэтому король венгерский не преуспел и на ниве крестового похода.
В ноябре Андраш двинулся на Галелею и внезапным ударом занял Айн-Джалут, стратегически важный город между Каиром и Дамаском, двумя столпами державы Айюбидов. Сообщение между этими центрами было прервано, и мусульмане отошли в Байсан. Однако крестоносцы, более многочисленные, все наступали. И вскоре, спалив Байсан, подобно тому, как Кутузов сжег Москву, палестинцы отступили за Иордан, оставив христианам всю территорию к востоку от реки. Три дня и три ночи рыцари Христовы грабили богатую округу сгоревшей крепости, а всех жителей забрали в плен. Перейдя Иордан, эти новоиспеченные «сыны израилевы» двинулись вслед за противником на север к Дамаску. Но атаковать этот хорошо укрепленный город крестоносцы
Однако возвращаться в Акру с пустыми руками крестоносцам не хотелось. Дорогой они разбойничали в долине Литании – и не без успеха. Один из набегов возглавлял молодой племянник Андраша Венгерского (сам король опасно заболел и не смог принять участия в походе). С пятью сотнями отборных головорезов он захватил Гезен, но горожане, укрывшиеся в горах, неожиданно ночью атаковали крестоносцев. Многие из них так и не встретили рассвета… Те, кто остался жив, обратились в бегство, но уже без предводителя – племянник короля был захвачен в плен. Но тем, кто, казалось, спасся, повезло еще меньше. Проводник, вызвавшийся показать путь в Сидон, завел их в засаду. Из ловушки вырвались лишь трое…
Зима прошла в спорах: Андраш настаивал на ударе по Дамаску, прочие «голосовали» за Египет, мотивируя это тем, что Дамаск слишком силен, а по берегам Нила – плодородная земля, на которой живет немало христиан. Разумеется, едва завидев крестоносцев, они тут же поднимутся против ненавистных Айюбидов!.. Египетские земли принесут приличный доход – неплохая база для последующей войны за возвращение Иерусалима.
Но Андраш не хотел ждать. И в январе 1218 года он окончательно решил вернуться в свое королевство. Ему вполне хватило трех месяцев, чтобы, разочаровавшись в высокой цели освобождения Святой земли, забыть свои обеты. Как утверждает Мишо, Андраш, «ничего не сотворив для дела Иисуса Христа, думал только об отъезде; патриарх старался удержать его под знаменами священной войны, но так как венгерский монарх был глух ко всем просьбам, то прелат осыпал его угрозами церковного наказания. Тем не менее Андраш настаивал на своем решении покинуть Восток, но, чтобы не казаться изменником делу Иисуса Христа, он оставил половину частицы мощей, приобретенной им во время посещения Святой земли. Если верить летописи, то по возвращении Андраша в Венгрию принесения этой святыни было достаточно, чтобы прекратить смуты в государстве и доставить процветание в его провинциях миру, законам и правосудию. Большинство венгерских историков говорят, наоборот, что эта бесславная экспедиция навлекла на него презрение народа и только усилила беспорядки в его королевстве». Во всяком случае, патриарх Иерусалима в ярости отлучил его от церкви еще в тот момент, когда он выехал в направлении к Триполи, – за отступничество.
Башня Цепей стояла как скала…
…Несмотря на то что со времен «великого и могучего» Саладина христиане не отправляли в Святую землю такой многочисленной армии, дела шли нелучшим образом. Кипрский король Лузиньян, отправившийся со своими баронами из Лимассола в Птолемаиду, вскоре умер. Главный лидер похода – иерусалимский правитель Иоанн не мог совладать даже с собственными рыцарями. В Палестине свирепствовал голод. И вновь не сердце, а желудок вел крестоносцев по иссушенной земле, заставляя забывать о долге и чести, превращая благородных рыцарей в банальных мародеров. Правда, предводители похода старались повернуть эту энергию в нужное русло. И вот, накатив, как саранча, на Наплускую область и верхнюю Галилею, доблестные воины Христовы не оставили там камня на камне, обратив в бегство самого Малик Адила, срочно прибывшего с войском из Египта на помощь братьям по вере… Представитель прославленной курдской династии Айюбидов, брат Саладина, по свидетельству современников, он слыл человеком мудрым и отважным. Историк Шараф-хан Битлиси напишет о нем:
«…Малик Адил был наделен разумением и рассудительностью, а потому брат его… по ряду дел с ним советовался. Он имел большую склонность к дневному посту и ночным бдениям. В царствование брата он поднял знамя правления в некоторых городах Сирии, как то: в Акре и Кераке.
После смерти своего племянника Малик Азиза он завладел властью в Сирии и Египте, направив в город Руха своего сына Азиза Али, почетное прозвище которого было Малик Мансур. Бразды правления этой страной он перепоручил владетельной деснице своего сына Малик Камила. Управление Дамаском он передал своему другому сыну Малику Муаззаму, Джезире пожаловал третьему сыну Малик Ашрафу, а четвертому сыну Малик Авхаду, чье настоящее имя было Айюб, передал вилайет Ахлата. Затем он со спокойной душой воссел в Египте, вознеся на орбиту Сатурна султанские стяги…
В память о себе он оставил 15 сыновей, из которых пятеро… достигли степеней султанов».
Как и его знаменитый брат, Малик Адил, чье имя по-арабски означает «справедливый царь», оставил о себе и другую память – благородного воина. Рассказывают, что, когда после захвата Иерусалима Саладин безвозмездно
«…Возвратясь в Птолемаиду, христианская армия ожидала сигнала для новых битв, – читаем у Мишо. – Решено было сделать нападение на крепость, которую Саладин велел выстроить на горе Фавор. Перед выступлением крестоносцев патриарх пришел в лагерь и принес частицу Честного Креста, которую, как уверяли, удалось спасти во время битвы при Тивериаде. Пилигримы благоговейно преклонились перед знаменем спасения и выступили в путь, воодушевленные воинственным энтузиазмом. Армия, выстроенная в боевом порядке, прошла по горе под градом стрел и камней и преследовала неприятеля до самой крепости, к осаде которой и приступили немедленно. После нескольких приступов мусульманский гарнизон готов был сдаться, когда вдруг христиане, охваченные паническим страхом, отступили в беспорядке, как будто бы они были побеждены. Это отступление, причины которого история не объясняет, произвело смятение и уныние между пилигримами. Патриарх иерусалимский с гневом покинул армию, унося с собою Честной Крест, в присутствии которого христиане вели себя таким недостойным образом. Князья и государи, руководившие крестовым походом, не посмели возвратиться в Птолемаиду и отправились в Финикию, стараясь загладить позор своего отступления на горе Фавор. Здесь воины Креста не встретили врагов, с которыми им нужно было бы сражаться; но зима уже началась, крестоносцам пришлось много пострадать от ураганов, дождя, холода, голода, болезней…»
Лишь когда подоспели подкрепления из Европы, игра в театре военных действий несколько оживилась. Правда, закованные в броню актеры опять колебались в выборе цели главного удара. Вновь прибывшие грезили об Иерусалиме, аборигены больше стремились в Египет. На этот раз победил опыт – и весной 1218 года рыцари подошли к Дамьетте.
Расположенная на расстоянии мили от моря, меж Нилом и озером Менсал, крепость казалась неприступной. Со стороны реки тянулся двойной ряд стен, а со стороны суши – тройной. Посреди Нила высилась грозная башня; толстая железная цепь тянулась от нее к городу. Проход для судов был намертво закрыт…
Три месяца крестоносцы штурмовали Башню Цепей. Наконец, после бесплодных попыток тамплиеры «взяли одно из своих парусных судов и посадили в него 40 братьев Ордена Храма и прочих людей так, что в нем оказалось 300 человек. Тогда они дождались ветра и таким образом отчалили, и двигались по реке, идя к горе, опасаясь столкнуться со скалами и разбиться. Но, когда они оказались близ горной цепи, люди из города и из башни встретили их камнеметами и катапультами и так атаковали их, что рулевые растерялись и не справились с парусным судном, и оно поплыло без управления. Течение реки подхватило его и понесло к городу… Те, кто находился на нем, увидав сие, спустили парус и бросили якорь и очутились посреди реки. Сарацины навалились на них сверху… и оказалось их там добрых две тысячи человек, и, когда оттесненные вниз под палубу тамплиеры увидали, что ускользнуть невозможно, они пожелали умереть на службе у Господа, истребляя его врагов. Тогда они взяли топоры и дробили дно корабля, отчего он пошел ко дну, и утонуло более 140 христиан и более 1500 сарацин…»
А башня стояла как скала. Лишь 24 августа к ней сумела причалить одна из плавучих осадных башен, с которой перекинули трап… Теперь русло реки было открыто для франков. Султан Аль-Адил, узнав об этом, заболел от горя и спустя пару дней отошел в мир иной… На трон сел еще более коварный правитель Аль-Камил…
Первое, что он предпринял, – пересек Нил дамбой. Крестоносцам удалось ее разрушить. Тогда мусульмане затопили несколько своих кораблей, вновь перекрыв проход. И тут же ринулись в атаку. 8 тысяч человек пошли на лагерь крестоносцев. Но франки, притворившись, что отступают, заманили неверных в засаду. Шедший во главе войска легат Пелагий нес над головой Крест Спасителя: «О, Господи, яви нам помощь Твою, чтобы мы могли обратить этот жестокий народ…»
Дамьетта корчилась в блокаде, и Аль-Камил запросил мира. За то, что крестоносцы снимут осаду, он был готов вернуть им святая святых – Животворящий Крест, захваченный Саладином при Хаттине. В знак того, что Палестина утрачена ими, сарацины, не дожидаясь решения Иоанна, разрушили свои самые грозные крепости. Торон, Баниас, Бовуар, Сафет, Фавор лежали в руинах. В Иерусалиме, как памятник былому величию, торчала одна Башня Давида… Король весьма вдохновился таким самоуничижением неверных – но, как сообщает хронист, «легат, патриарх, епископы, тамплиеры и госпитальеры и все итальянские предводители дружно воспротивились заключению этого договора, справедливо доказывая, что прежде всего следует взять город Дамьетту». Посланники Аль-Камила были отосланы восвояси…
Много дней и ночей не поддавалась крестоносцам воинственная крепость. Восемь гигантских ложек требюше без устали метали 200-килограммовые камни. «У тамплиеров был большой камнемет, бросавший очень далеко и очень прямо, при помощи которого они причинили великий ущерб городу, и бросавший таким образом, что те не могли от него уберечься, ибо метал он один раз в одну сторону, другой раз в другую, один раз близко, второй раз далеко; так что сарацины прозвали его Эль-Мефертейс, то есть Вертушка». А гарнизон Дамьетты поливал крестоносцев при помощи «греческого огня». Эту адскую смесь серы, сосновой смолы и селитры изобрели византийцы.