История Кубанского казачьего войска
Шрифт:
Целых 6 лет генерал Власов заведовал Черноморской Кордонной линией по р. Кубани и был посредствующим лицом между Ермоловым и войском. В июле 1826 года генерал-адъютант Стрекалов известил войскового атамана Матвеева, что по Высочайшему повелению г.-м. Власов отстранен от командования Черноморским войском за противозаконные поступки — разорение мирного черкесского племени князя Сагат-Гирея. На место устраненного Власова назначен был г.-м. Сысоев, так же, как и Власов, донской казак. В том же году 29 сентября по ходатайству Ермолова Черноморское войско подчинено было г.-л. Емануелю, командующему войсками на Северном Кавказе и Кавказской кордонной линией.
Таким образом, между генералом Ермоловым и войском оказались два посредствующих генерала — ближайший Сысоев и главный начальник всей
В 7 часов пополудни 9 января 1827 года скончался от апоплексии Матвеев. Внезапная смерть Матвеева вызвала на первое место в войске Алексея Даниловича Безкровного, назначенного атаманом 30 сентября 1827 года. Это был замечательный представитель Черноморского казачества по уму, мужеству, беззаветной храбрости и геройским поступкам. Его бурная, полная военных треволнений и отваги жизнь прошла в самых разнообразных приключениях, начиная с мелочных, житейских и оканчивая возвышенными, геройскими.
На военную службу он поступил казаком в 1800 году, а через два года потом началась его военная деятельность, не обычная даже для того времени всеобщего милитаризма. В течение 28 лет, с 1802 по 1830 год, Безкровный участвовал в 100 сражениях, имел в разные времена дело с черкесами, турками, французами, поляками и др. народностями, сражался при Можайске и Бородине, отстаивал Москву, преследовал французов при отступлении из России великой армии, сражался при Юрсбурге, под Бауценом, при Хемнице, под Лейпцигом, при Эпинале, Сансе, Арсисе, Седане и др., участвовал в осаде Анапы в 1828 году, а сколько раз сражался с горцами и какое количество мелких стычек с ними выдержал — трудно даже перечесть. В разное время Безкровный получил несколько серьезных ран — в 1810 году на р. Ильдерек черкесская пуля раздробила ему плечо с повреждением кости, в 1812 году под Бородином контузили его картечью в левую ногу, в 1813 году в сражении под Лейпцигом пуля попала ему в грудь с повреждением ребер, в 1828 году при осаде Анапы картечь изуродовала ему кисть левой руки и т. п. Особенно же серьезные поранения Безкровному нанесли шапсуги в 1830 году, когда под ним была убита лошадь, а его самого серьезно ранили в грудь, раскроили шашкой голову, повредили череп и нанесли глубокую рану в правое плечо, и когда он вынесен был на руках, без чувств, из боя. Старик урядник Редька, поступивший из станицы Новодеревянковской на службу в 1825 году и лично знавший Безкровного, с восторгом отзывался о нем как о герое, который во время битвы всегда защищал рядовых казаков своею грудью. Безкровный имел столько ран и столько раз был на волосок от смерти, что Государь Александр I, утверждал старый урядник, велел казакам называть его не Безкровным, а Бессмертным.
И таким Безкровный был везде и при всевозможных условиях. Он не мог смотреть безучастно на чужую беду, и спасая при мирной обстановке жизнь других, также жертвовал собой, как и на войне. Таким показал он себя в Анапе в 1828 году.
Анапа была уже в руках русских. Наступил суровый, изобиловавший бурями октябрь. Дул сильнейший ветер, перешедший в свирепый шторм у Анапы. Море ревело, клокотало и бросало, как щепки, огромные суда. Буря сорвала с якорей стоявший у Анапы на брандвахте люгер и понесла его к берегу. Судно и люди были на краю гибели.
Чтобы лучше обеспечить судно от крушения и команду от явной смерти, моряки срубили на нем мачты и сняли с палубы все, от чего парусило судно. Но близ берега оно неминуемо должно было погибнуть от огромных волн, сильного прибоя и скал. Напрасно моряки употребляли все усилия, чтобы удержать от крушения судно. Шторм, как игрушкой, вертел судном, заливая его волнами.
На берегу толпились солдаты, моряки, офицеры. В толпе шел говор, строились предположения о том, как помочь морякам, но все беспомощно опускали руки и не знали, что делать, чтобы спасти гибнувших людей.
В это время к месту происшествия верхом на коне подъехал генерал Безкровный в сопровождении нескольких всадников. Лишь только казачий атаман увидел, какой опасности подверглись моряки, как немедленно же стегнул нагайкой по лошади и заставил ее броситься в волны. Вплавь
Судно было оставлено в жертву буре, а моряки спасены всадниками.
Безкровный был не только храбрым боевым генералом, но и умелым, заботливым вождем. Его военные приказы отличались оригинальностью и удивительно практичными указаниями. Он учил, как сражаться с врагом группами и в одиночку, как вести себя в строю и стычках; он заботился о том, чтобы военные действия вели не столько к победе, сколько к защите родины и сбережению людей; он знал войну и ее обстановку как родную стихию и не переносил ни трусости, ни уклонений от службы. Суровый в обращении с нечистой на руку старшиной, взыскательный с людьми, провинившимися в этом отношении, он имел в положении атамана массу недоброжелателей и недругов, искавших только случая, чтобы отомстить ему. На этой почве объединилась казачья старшина и повела против него атаку. На беду, генерал был красивым, статным мужчиной и пользовался успехом среди женского пола. Это только усилило к нему вражду черноморских панов. И старшина по-своему отомстила выдающемуся генералу и несдержанному атаману. Она оклеветала его в том, за что он преследовал своих противников.
Одновременно с назначением Безкровного войсковым атаманом в войско назначены были два ревизора. Из Петербурга был прислан флигель-адъютант полковник Перовский, а на месте в Черномории командующий войсками на Северном Кавказе Емануель назначил г.-м. Сысоева. Оба ревизора действовали независимо один от другого, но не с одинаковым беспристрастием. Перовский относился к делу объективно и справедливо; Сысоев же с первых шагов своей ревизии выказал явное пристрастие.
Дело в том, что после предания суду генерала Власова, о действиях которого дали далеко нелестные показания казачьи власти, генерал Сысоев, по-видимому, задался целью прижать в свою очередь черноморскую администрацию, быть может, не безгрешную во многих отношениях. Ему поручена была ревизия дел Черноморской войсковой канцелярии и других учреждений, «вследствие дошедших до высшего правительства беспорядков». Ревизии подлежали: 1) доходы и расходы войска с 1811 по 1827 год, 2) расходы по выдаче жалованья, по нарядам казаков на службу и по довольствию их и 3) вообще действия канцелярии «по уголовной, тяжебной, хозяйственной, полицейской и опекунской частям, а также деятельность земских сыскных начальств и станичных смотрителей».
Круг действий для ревизии был так обширен и полномочия ревизора настолько значительны, что Сысоев мог нажать войсковую канцелярию по какому угодно делу. И Сысоев действительно сразу же повел так круто ревизию, что войсковая канцелярия в полном своем составе заявила самый энергичный протест. Казаки жаловались Емануелю, что Сысоев запечатал все дела, в том числе текущие по уголовной части, продовольствию и пр., приостановивши, таким образом, деятельность канцелярии, и что ревизор перевез к себе на квартиру все опечатанные дела и приставил к ним часового с ружьем. Такое недоверчивое отношение Сысоева к войсковой канцелярии члены ее считали личным оскорблением. Никто из них ни в чем не обвинялся, а между тем все они поставлены были в положение подсудимых. Этим были нарушены права членов канцелярии, как правительственного учреждения и как представителей, «избранных законно голосами благородного черноморского дворянства», и подрывался в населении авторитет войсковой администрации. Войсковая канцелярия просила Емануеля передать ревизию войска другому лицу.
Генерал Емануель не внял, однако, просьбе казачьих властей, в действиях генерала Сысоева не нашел ничего оскорбительного и распорядился, чтобы войсковая канцелярия исполняла все распоряжения г-ла Сысоева.
Тогда 26 ноября 1827 года войсковая канцелярия сообщила Емануелю о неправильных действиях ревизора Сысоева, который вмешался в действия полицмейстера и, явившись лично на рынок, произносил слова, позорящие властей, поставленных войском, и побуждал торговцев подавать ему на этих властей жалобы.