История Литвы с древнейших времен до 1569 года

ГУДАВИЧЮС Эдвардас

Во время литовской военной переписи 1528 г. были зафиксированы 121 княжеская и уланская и 423 казачьи семьи. Они еще различались по старым родовым знаменам, управляемым татарскими маршалками, однако государственная военная организация уже не ориентировалась на них. Татарские военные контингенты группировались в территориальные татарские знамена под началом своих хорунжих, которые и исполняли указания военного руководства. Родовая традиция выражалась лишь в том, что должности как маршалков, так и хорунжих чаще всего были наследственными.

Не будучи узаконены никакими писаными актами, татары как поданные великого князя располагали правом свободно исповедовать ислам. Таким образом, их общины оберегались конфессиональной замкнутостью, позволившей сохранить самобытную культуру. В масштабе страны татарскую общину долгое время составляли две, аналогичные христианскому населению, сословные категории: не отличимые от дворян (кроме отсутствия политических прав) военные слуги и податное большинство, образом жизни и возможностями наиболее соответствующее слою местичей. Последнее проживало как в городе, так и на селе. /377/

В конце XIV в. Витовт

Великий привел из Крыма и поселил в Тракай другую, весьма малочисленную тюркскую общину – караимов. Караимская знать исполняла воинскую службу по охране великокняжеских замков. Рядовые караимы промышляли торговлей, полеводством и ремеслами (особенно прядильным делом). Как и татарам, караимам в Литве была обеспечена свобода веры. Они исповедовали восточную, не признающую Талмуда, отрасль иудаизма. В 1441 г. великий князь предоставил Тракайским караимам магдебургию.

Татары в литовском обществе пополнили структуру дворян и местичей, караимы – мещан, при этом они сберегли конфессиональную автономию и свою вероисповедальную организацию, молельные дома, кладбища и социальный уклад.

Как составная часть европейской городской структуры в Великом княжестве Литовском появились евреи. Основной поток их иммиграции шел в Литовское государство из Червонной Руси, принадлежащей Польше. Начало этой иммиграции трудно установить, но в последней четверти XIV в. присутствие евреев в русских землях Тракайского княжества было очевидно. В 1388 г. Витовт, бывший в то время гродненским князем, предоставил евреям Бреста права, образец которых был взят из привилея 1264 г., предоставленного евреям Львова великопольским князем Болеславом Набожным. Эта рецепция не только узаконила еврейскую общину Бреста, но и стала правовой основой для всех евреев Великого княжества Литовского. Ею как эталонным актом руководствовались в определении положения других еврейских общин. В 1507 г. в преамбуле хитроумно заменили несколько слов, после чего была получена санкция великого князя на распространение действия этого Витовтова привилея на всех евреев Великого княжества Литовского. Отдельные привилегии еврейские общины получали еще в 1526, 1527 и др. годах, однако это не меняло сути основополагающего привилея 1388 г. Брестская община осталась центром для всех еврейских /378/ общин Литовского государства, в ней сохранялись их главные привилегии, в Бресте собирались представители других общин для обсуждения насущных вопросов.

В конце XIV в., кроме Бреста, существовала небольшая еврейская община в Гродно. В XV в. число еврейских общин в Великом княжестве Литовском выросло до полутора десятков. В этнической Литве возникла только одна – в Мяркине. В Вильнюсе еврейской общины не было даже в первой половине XVI в. Сильные еврейские общины появились по соседству с Червонной Русью, на Волыни – во Владимире и Луцке. Витовтов привилей предусматривал для еврейских общин конфессиональный иммунитет, подчиненность великому князю через областных наместников, внутреннее административное и правовое самоуправление, солидарное исполнение повинностей, личную свободу и гарантии управления имуществом. В городах еврейские общины (кагалы) входили в отдельные юридики. Бразды правления в кагалах принадлежали богатой верхушке, социальное и семейное право жестко регулировалось религиозными нормами и ортодоксальным еврейским духовенством. Исповедуемый евреями западный (талмудический) иудаизм связывал их с соотечественниками из других стран Европы в одну диаспору.

Богатые евреи в небогатой стране были весьма желательны благодаря своему капиталу. Они промышляли ростовщичеством (запрещенным или предосудительным для христиан) и торговлей. Верхушку богатых евреев окружал средний слой ремесленников и мелких торговцев и многочисленная беднота. Еврейские юридики в городах соответствовали христианским структурам магдебургий и плебса, а кагалы практически считались коллективными вассалами великого князя. Повинности, исполняемые евреями и горожанами магдебургий, по существу совпадали, различалось лишь их конкретное выражение. Великие князья и аристократия, беря в долг у евреев, оказались неплатежеспособными уже во второй половине XV в. Евреи выкупали места сбора мыта и др. податей и сами занимались изъятием платежей. С ростом городов всё это обостряло конкуренцию между еврейскими и христианскими предпринимателями. Великий князь, оказавшись в трудной финансовой ситуации, все эти противоречия попробовал разрешить одним ударом – в 1495 г. евреи были изгнаны из Великого княжества Литовского, а их имущество конфисковано. Изгнанные евреи обосновались в приграничных городах Польши. Казалось, что правитель страны неплохо заработал, однако, в результате вытеснения из страны потенциальных обладателей капитала, сильно пострадал денежный оборот. В 1503 г. евреям было позволено вернуться в Великое княжество Литовское. Им было возвращено имущество, /379/ сохранившееся в руках великого князя, однако о возврате долгов не было и речи. Евреи получили право на выкуп того имущества, которое досталось третьим лицам. Платить долги евреям были обязаны те, кто брал у них взаймы. В первые десятилетия XVI в. в Польшу (особенно в Краков) бежало множество евреев, изгнанных из Чехии. Возникла острая конкуренция между старожилами и пришлыми. Сигизмунд Старый пытался смягчить эти противоречия тем, что создал условия для новых еврейских иммигрантов в Великом княжестве Литовском.

По возвращении евреев обязали содержать 1000 всадников, но вскоре эта повинность была заменена денежными платежами, аналогичными магдебургским. Евреи не имели политических прав, однако представители их элиты утвердились в финансовом руководстве страны (Ашейка, Езофовичи). Принявший православие Абрам (Авраам) Езофович (Езоф – вариант от имени Иосиф) в годы правления Сигизмунда II стал даже государственным казначеем. Простые евреи жили замкнутой жизнью своих кагалов.

Цыгане, распространившиеся из Индии по всей Европе, в XV в. объявились и в Великом княжестве Литовском. В южные области Литовского

государства они мигрировали из румынских княжеств, в северную его часть – из Польши. Последние через русские земли Тракайского княжества в первой половине XVI в. попали в Жямайтское староство. Статус цыган опирался на устоявшуюся традицию, идущую от великокняжеского привилея, датированного 1501 г. и позволявшего им кочевать и не стеснявшего их обиходных промыслов. В привилее упоминался цыганский войт, уполномоченный мирить и судить, однако кочующие общины (таборы) были трудно уловимы. Фактически с ними сносилась местная администрация и отдельные землевладельцы. Цыгане пробавлялись случайными заработками, часто связанными с уходом за лошадьми, торговлей и меной. Как и в других странах, внешне цыгане придерживались местной веры, т. е. в этнической Литве и Польше – католической, а в русских землях страны – православной. Цыганский образ жизни не позволял обложить их фиксированными повинностями, а вместе с тем не давал им никаких гарантий признания собственности. Трудно контролируемые цыгане жили не столько вне общества, сколько «рядом» с ним, поддерживая связи с другими жителями страны, только когда к этому вынуждал их промысел.

Группы тюрков, евреев, цыган, иммигрировавшие в Великое княжество Литовское, не были многочисленны и немногим изменили его этнический состав. Их иммиграция совпала с формированием сословного общества. Положение их общин было определено по сословным принципам. За исключением цыган, не имевших /380/ четко определенной собственности, эти сословные принципы позволили иммигрантам сохранить их конфессии, обеспечивавшие замкнутый характер общинной жизни.

е. Формирование феодального

помещичьего хозяйства

Переход индивидуального хозяйства крестьянской семьи под реальную власть землевладельца превратил прямое присвоение добавочного продукта в регулярную феодальную ренту. Сеть великокняжеских замков и дворов, выполнявшая при военной монархии в основном административную и оборонительную функции, стала – по мере возникновения и расширения контактов с европейскими странами – нести ярко выраженную экономическую функцию. Прикрепление крестьян к земле позволяло все продуктивнее использовать их в обустройстве замков. Толоки перерастали в постоянную барщину, замки и дворы обзаводились пахотной землей, а несвободные семьи, живущие на территории хозяйства, все более склонялись к животноводству. Вокруг замков создавались поместья с пахотными фольварками, замки и дворы понемногу делались хозяйственными центрами поместий. В конце XV в. фольварки стали уже неотъемлемой частью экономической жизни. Помещичьи имения вырастали в крупные аграрные производства рядом с мелкими крестьянскими и дворянскими производствами. Если продукцию последних обычно потребляли сами хозяйства, то крупные феодальные поместья (дворы) уже начали влиять на складывающийся рынок и определять экономический потенциал страны. Наиболее интенсивно этот процесс совершался в самом ядре великокняжеского домена – на древней исторической литовской земле (между средним течением Немана и рекой Нярис). На север от Нярис возникло лишь несколько великокняжеских поместий, а в целом замки и дворы остались традиционными центрами волостей, в которые стекались подати, собираемые в отдельных полях. Северные волости (историческая Нальшя) именовались Завельем (землями за рекой Нярис, или Вилией): их хозяйственной деятельностью руководил вильнюсский тиун. Хозяйством поместий ведал постепенно формирующийся институт державцев (управителей), старосты замков остались лишь территориальными администраторами. В крупных панских владениях аналогично создавались поместья и фольварки. Собственные пахоты появились и на землях рядовых дворян, их /381/ владения стали называться поместьями (имениями).

На помещичьих пашнях, обеспеченных постоянной барщинной рабочей силой, образовались значительные пахотные массивы, на которых было удобнее применять правильное трехполье. В великокняжеских фольварках правильное трехполье начало определять размежевание толок и барщинных работ уже в конце XIV в. Растущее поголовье помещичьих стад и соединение монарших конных заводов с крепнущими поместьями (дворами) привело к строительству загонов и закрытых хлевов, а в местах постоянного содержания скота стал скапливаться навоз. Открылась возможность удобрять немалую часть пахотной земли. Отдых земли под паром приобрел решающее значение. Всё меньше истощенной земли приходилось оставлять под кустарник и повторную вырубку, вырубка из фольварков отступала в хозяйства крестьян и мелких дворян. Великокняжеские и панские дворы стали давать основную долю продукции по сравнению с волостными и единичными данниками. Поскольку это происходило по мере возникновения товарных отношений и денежной ренты, появления корчем (трактиров), а с началом XVI в. также и местечек, державцы поместий стали главными звеньями управления, а помещичье хозяйство – основой государственной экономической политики. С начала XVI в. проходила инвентаризация поместий; державцы должны были предоставлять отчеты об уборке и использовании урожая. Избыток продукции направлялся на рынок, женщины из несвободных семей были обязаны за зиму спрясть и соткать установленную норму. Державцам вменялось в обязанность учитывать соотношение крестьянских хозяйств (сошных запряжек) и земли фольварков. Если возникал переизбыток сох, остальные хозяйства, вместо отбывания барщины, платили денежный сбор. С начала XVI в. всю хозяйственную деятельность стали ориентировать в направлении наращивания товарной продукции и выплат за ее получение. Расширялись площади под огородами и садами, развивалось пресноводное рыболовство, множились водяные мельницы (упоминаемые источниками уже в конце XIV в.) и запруды. Важные торговые пути попали под постоянный присмотр старост и державцев, стали приоритетными ангарии на прокладке и починке дорог, особенно после того, как отпала необходимость в местных /382/ малых замках. Вместо бродов, гатей и настилов появились рубленые деревянные мосты.