История Лоскутного Мира в изложении Бродяги
Шрифт:
– Не притворяйся, будто не понял о чем я. – нахмурился орк.
– Ползучая благодать… орк ну ты что? – уставился на него Пройдоха. – Ведающие гномов ничего не учуяли, а ты всё гнёшь своё… пшик вышел из заклятия эльфов – и хватит уже об этом. Перворождённые, будь они неладны, тоже ошибаются.
Тесак Ардонт как обычно кивнул. Он всегда кивал и почти никогда ни с кем не спорил: спасибо Ноздря за науку да будет его путешествие по Великой Реке тихим.
– А давай лучше махнём на главную площадь – там, говорят, сегодня на торги выставят эльфийскую принцессу, как же ш её… – решил сменить тему Пройдоха.
– Мирианду.
–
– А до этого мы выкрали её у эльфов.
– Не без твоего участия.
– Не без моего. – согласился орк. – Хотя и без меня справились бы не хуже.
– Только трупов с нашей стороны было бы гораздо больше.
– Дюжиной орков больше, дюжиной меньше – по большому счёту это уже ничего не значит.
– Святая простота, ну отринули наши сородичи веру в Хаос и перешли под крыло Тёмных Богов и что?
– А то что мы, Мародёры, объявлены у нас на родине еретиками и за головы наши назначена награда!
– Так под тобой считай тысяча клинков – завоюем какое-нибудь людское графство, их нынче развелось пруд-пруди, и будет и вас новая родина. – предложил Пройдоха.
– Не подо мной. Я всего лишь шаман.
– Всего лишь шаманы не убивают Вождей, дабы клыки того и уши не стали достоянием всякой швали.
Орк вновь вынужден был кивнуть.
Да, это он убил Горгонта. Убил в честном бою и получил приставку Большой, став называться Большой Тесак Ардонт. Но по-другому нельзя было: славный Большой Ужасный Горгонт был достоин хорошей смерти, а смерть от яда или клинков предателей таковой не являлась. Сомневаться же в том, что скоро не то, так другое доберётся до Вождя не приходилось.
– Ну так что, просто шаман, махнём на главную площадь? – опять свернул разговор в нужное русло Пройдоха.
– Махнём.
– Ну а я о чём – кому суждено сдохнуть – сдохнут, сиди ты тут, не сиди. – встрепенулся гоблин.
– Пойдём… надо потребовать с Безбородого свою долю добычи и убиваться отсюда, а то это празднование уж слишком затянулось.
От столь резкого поворота Пройдоха едва не выронил бутылку.
– Наших предупреди – выходим завтра на рассвете. Воинам должно воевать, а не пить да эльфов насильничать. – велел Ардонт гоблину.
Пройдоха заулыбался, обнажив свои кривые и острые как лезвие ножа зубы:
– Будет сделано, Великий Шаман!
Межреальность. Город. Орочьи Болота. Улица маршала Багряного Тиона, дом 135. 3002 год после Падения Небес.
Утром подниматься оказалось ожидаемо тяжело.
Но для Ардонта то была приятная, почти забытая тяжесть, будто бы взял он в руку дубину, которой в молодости черепа крушил.
И на секунда показалось орку, будто бы впереди его ждала не смена на стройке, грозившая из-за очередного просчёта офисных бумагомарак переросшая в трое суток монотонной работы, а ждала его победа, от которой совсем ещё зелёного орка из Крушителей Стен, отделяли жалкие трое суток непрерывной резни.
Но что для отмеченного Богами Хаоса какие-то трое суток кровавого безумия?
Мелочь…
Ардонт в молодости, как и любой Берсерк и рад был бы жить лишь боем, только враги всегда кончались куда быстрее, чем хотелось, а за убийство своих не Большой Ужасный Горгонт спросит, Большеухий Ноздрь спросит.
И
Ыишин. 2385 год после Падения Небес.
– Первый готов. Ещё две. – громогласно сообщил Медная Глотка Торнбоу. – Ну и кто хочет быть вторым? Кто хочет попытать добыть свободу в честном поединке?
Мужчина уже давно не показывал признаков жизни, но Тесак продолжал упорно колотить дубиной по противнику, обращая его в бесформенное месиво.
– Если никто, то я сейчас сам начну выбирать. И поверьте мне, выбирать я буду эльфиек помоложе: они приятней других визжат, когда умирать время настаёт.
Эльфы сейчас больше похожие на каких-то грязных людишек, подавили б друг друга в желании оказаться как можно дальше от ужасного помоста, но этого им не позволило сделать колдовство Ноздря, призвавшего на площадь какого-то из мелких прислужников Богов Хаоса, чьего присутствия хватило чтобы лишить пленных способности двигаться. Был ещё один эффект от присутствия этого прислужника – чувства, испытанные под действием этого паралича, навсегда засядут в памяти остроухих, тем самым обеспечив их покладистость не только при транспортировке на рынки Слазандии, но и на долгие годы после… очень долгие годы… не многие доживали до тех пор когда воспоминания померкнул, а кто доживал уже мало задумывался о побеге или бунте.
На площади из орков были только трое: Тесак, отличившийся в недавнем бою и за это награждённый возможностью быть орудием принесения жертв Богам Хаоса, Торнбоу, глава Крушителей Стен, и собственного Ноздрь, который как обычно толи упился своих снадобий, толи обкурился каких-то грибов, поэтому спокойно спал, сгробастав в лапах одну из эльфиек, которая от страха даже дышать перестала.
Не понимала дурочка, что ей-то сегодня точно смерть не грозит: не стал бы Торнбоу будить шамана, вытаскивая из его объятий эльфийку, потому как мерзкий характер Ноздря даже среди шаманов был вещью почти легендарной.
Взять хотя бы тот случай, когда во время выборов Великого Шамана Богов Хаоса, Большеухий Ноздрь, скурив особо забористую смесь трав, лишил невинности семерых из чёртовой дюжины эльфиек, приготовленных в жертву Сурхве и Морхве, а после надавал между рогов демону из их свитых, который отказался принимать подпорченный товар.
Пришить свиной пятак вместо носа раненному или ногу вместо руки – это завсегда к Большеухому.
А о настойках позволяющих воинам видеть ночью как кошкам, но при этом вызывающих у девяти из десяти выпивших жуткий понос и говорить не стоит – всё, что готовил шаман имело множество побочных эффектов, при чем каждый раз новых.
Правда, надо сказать, Крушители Стен, хоть и побаивались своего шамана, но уважали, а должность Великого Шамана не раз и не два была отклонена Большеухим, которой считал, что настоящий Великий Шаман может выйти только из воина, жившего войной, познавшего и победы, и поражения.
Межреальность. Город. Орочьи Болота. Улица Волока Дубинщика. 3002 год после Падения Небес.
Шестидесятитрёхчасовая смена-оборотень, сумевшая в самом начале умело замаскироваться под свою безобидную двенадцатичасовую коллегу, осталась позади, впереди же маячил ужин, ради которого Ардонту предстояло сделать небольшой крюк и заглянул на рынок.