История любовницы короля
Шрифт:
— Зачем ты пришла да ещё взломала мою печать? — сердито спросил Генрих в соседней комнате.
— Прости… Я понимаю, и все прекрасно понимают, что вы делаете с герцогом Ризом. Ты избегаешь меня и скоро уйдёшь, а я бы не хотела мучиться до рассвета. Просто выслушай меня, я постараюсь быть краткой. Мне тоже не нравится всё это… — это точно была Хетуин? Голос её, но интонации неуверенной и уставшей девицы.
— Хорошо, я тебя слушаю, Хетуин де Марред. Пять минут. Мне хотелось бы помыться, как видишь, — не добавляя мягкости голосу, холодно согласился принц.
Она заговорила
— Я хочу сказать тебе кое-что. Предложить.
Меня окатило чувство дежавю. Сир Арлайс тоже предлагал заманчивое, по его мнению. Райан был уверен, что и у Маддредов ко мне нашлось бы взаимовыгодное условие. Но от Хетуин его особенно было интересно услышать.
Сначала она сослалась на родителей и всю эту ситуацию, которая её давно измучила. Хетуин нашла в себе силы признаться: она видит, что Генрих равнодушен к ней, потому что рана на его сердце после Иларии ещё не затянулась. Вот это было странным! Риз-старший не знал об этом, а Хетуин была в курсе окончательного разрыва. Должно быть, сплетни в Академии цвели махровыми маками, которые, как известно, запаха почти не имеют, но привлекают к себе много насекомых.
— Я устала, Генрих. Устала бороться за тебя, с тобой и из-за тебя. Ты знаешь о моих чувствах к тебе, но всегда делал вид, будто тебя это не касается. Послушай. Я готова заключить с тобой соглашение, если ты всё-таки выберешь меня. Я не буду возражать, если у тебя на стороне будут любовницы. Прошу лишь заводить интрижки на стороне так, чтобы ни я, ни другие не знали. Я не буду преследовать твоих женщин, ревновать тебя… Пока ты сам не поймёшь, что хочешь уважать меня. Я рожу тебе столько детей, сколько позволит Владычица и буду верной женой и хорошей матерью… Если ты согласишься…
Голос Хетуин задрожал на последних фразах, а мне ещё в начале её монолога стало жалко. Так унижаться… А всё потому, что она хочет стать королевой или её продают родители? Генриха тоже тронула речь, но он привык сомневаться во всём и сначала проверять, прежде чем давать слово. Наверное, я слишком его хорошо знала, потому что он озвучил то, о чём я думала:
— Допустим, я не против твоей кандидатуры, Хетуин. Но одного понять не могу: ради чего ты это делаешь? Ты готова быть униженной, нелюбимой и забытой — для чего? Из-за статуса королевы? Я не стремлюсь занять место отца, может, тебе стоит обратиться с таким же предложением к кому-нибудь другому?
Девушка не отвечала, кажется, она тихо плакала, или это мне так казалось, потому что шум воды в купальне заглушал тихие звуки.
— Подожди-ка минутку. Оботрусь, — вдруг громко сказал голос Генриха возле двери, рядом с которой пряталась я. И через мгновение, он зашёл, огляделся во влажном тумане, затянувшем собой комнатку из-за артефакта, превращающего летящие на него брызги в пар. Терма опустела, и только на дне плескалась вода, льющаяся из колодезной трубы.
— Я тут, — прикоснулась к плечу Генриха, он обернулся.
— Ана, я хочу знать, лжёт она, притворяется или говорит правду, —
— Вам не всё равно разве? — холодком передёрнуло мои плечи, я вспомнила эксперимент в комнате для приготовления к купальне.
— Нет. Она сказала важные для меня слова. Если её не подослали Маддреды, это многое меняет.
Ого, неужели Генрих сможет жениться на ней после всего этого? Я растеряно смотрела на него, и он положил руки на мои плечи, наклонился, приблизив лицо:
— Это не только мне нужно. Я буду знать, что ответить отцу сегодня вечером.
Вот это был для меня железный аргумент, и я начала превращаться, надевая личину мужчины, стоявшего напротив меня. Одежды на мне не было, я была избавлена от переодевания, а простыни, в которые мы были завёрнуты, выглядели одинаково.
— Давай, — кивнул принц мне поощрительно и не решился притронуться к своей копии.
Я вышла. Хетуин сидела в кресле, опустив голову и отирая слёзы. Коленки мои ходуном начали ходить от волнения, мне срочно нужно было присесть, и я села на край кровати, напротив девушки. После нагревшейся купальни, тело неприятно холодило, и от каменного пола несло сквозняком. Поэтому «принц» встал, взял штаны, брошенные на кровати, буркнул Хетуин, чтобы она отвернулась, и начал одеваться.
— А что думают родители по этому поводу? — спросила я, разворачивая простыню и прикрываясь ею, чтобы засунуть ноги в штанины.
Хетуин стояла ко мне спиной.
— Они не знают, это было целиком моё решение.
— И всё-таки я не понимаю, почему. Век королей недолог, ты же знаешь…
Я намекнула на болезнь Его величества и печальный факт — десять лет назад умерла королева, жена Роланда. И никто не знал, отчего, лекари оказались бессильны — просто ослабела и однажды не проснулась.
— И ты хочешь провести остаток дней в унижении… Можешь повернуться, — я отложила простыню и начала завязывать пояс на штанах. Генрих, когда снимал их, так небрежно сдёрнул с себя, что лента пояса вышла из поддерживающих его хлястиков. Пришлось сначала поправить его, и в процессе возни с ним, я не заметила, как Хетуин опустилась передо мной на колени.
— Пусть я буду вечно терпеть унижения от тебя, ведь я люблю тебя, Генрих! Я готова делать всё, что ты прикажешь! Я буду твоей необручницей и выучусь делать то, чем тебя покорила лумерка Эдрихама…
Я оцепенела от изумления: Хетуин вцепилась в штаны и тянула их вниз, а под ними, между прочим, нижнего белья не было. Одевалась я больше для того, чтобы потянуть время и не замёрзнуть.
— Да ты с ума сошла, Хет! — пробормотала я, чужое мускулистое тело сделало меня неуклюжей, я тянула штаны на себя, девушка — упрямо вниз.
— Ты просил меня показать себя, я сделала, разве ты забыл? — жалобно сказала она. — Разреши прикоснуться теперь к тебе…
Мой, точнее, орган Его высочества, не совсем готовый к бою, почувствовал на себе пальцы, и Хетуин извлекла его наружу, а потом и вовсе — штаны упали к моим ногам. Чтобы принц не передумал, его невеста решительно взялась за дело, хотя и не умело.