История моего безумия
Шрифт:
Экран погас.
Я сидел за столом, прокручивал в голове каждую произнесенную им фразу, каждый показанный кадр и не находил во всем этом никакого смысла.
За что этот человек ополчился на меня? Кто он – душевнобольной, вознамерившийся искоренить всех авторов, оскорбляющих родной язык тупыми текстами? Нет, у него ко мне личный счет, я в этом уверен. Он придумал дьявольски сложный план, втерся в доверие к Дане, убил моего друга (да и Карлу наверняка тоже), мучил меня, похитил и запер
Мы не знакомы. Зачем он напоследок назвал настоящее имя? Решил играть по-честному? Нет, дело не в этом. Скорее всего, хотел дать подсказку насчет собственной личности и ответить на мой вопрос.
Ни имя Джим, ни его лицо ничего мне не говорят.
Странно, перспектива собственной смерти нисколько меня не пугала. Наверное, потому, что я был одержим мыслями об опасности, грозящей Мэйан и Дане.
Что делать? Написать роман… и умереть, не убедившись, что с ними все в порядке?
В стене раздались щелчки и скрип – шумел кухонный лифт. Я увидел поднос с едой, понял, что не смогу проглотить ни куска, и захлопнул дверцу. Клеть поехала наверх, свет погас.
Я лег. Страх и усталость брали свое. Джим… Джим… повторял я, медленно погружаясь в тягучую безучастность. Я пытался представить, как этот человек выглядел бы без бороды. С длинными волосами, моложе. И, прежде чем отключиться, сознание каким-то мистическим образом вытолкнуло на поверхность нужную информацию.
Я знал Джима.
Последний год в колледже. Я – посредственный ученик, зато талантливый спортсмен и играю в баскетбольной команде, поэтому друзей у меня много, девушек тоже. Джим Эдвардс учится блестяще, но его мало кто замечает. Внешность у него самая невзрачная, а застенчивость он скрывает за внешним безразличием, граничащим с высокомерием. Мы в разных классах, и я бы никогда его не заметил, но однажды он сам со мной заговорил. Мы с друзьями стояли во дворе, он подошел и спросил:
– Можешь уделить мне пять минут?
Я удивился, не понимая, что общего у меня может быть с этим парнем. Губы у него дрожали, но взгляд был угрожающим.
Я кивнул приятелям, и мы отошли в сторону.
– Ну?
– Ты у нас звездочка, Сандерсон… – По его тону я не понял, издевается он или констатирует факт. – Все тебя уважают, даже восхищаются.
– К чему ты клонишь?
Он проигнорировал вопрос.
– А все потому, что ты хорош в спорте. В нашем мире ценят только зрелища, а упорный труд и успехи в учебе вызывают насмешки или неприязнь.
Я взглянул ему в глаза.
– Что тебе от меня нужно? Здесь не место для философских бесед.
– Да и собеседник не тот, – добавил он, пряча ухмылку.
– Решил повеселиться?
– Нет, что ты, конечно, нет.
Его решимость заворожила меня. Он главенствовал в разговоре, как будто был старше меня на порядок.
– Я хотел поговорить о Дженнифер. У вас ведь с ней… отношения?
– Тебе-то какое дело?
– Ты крутил со многими девушками. Эти дуры раздуваются от гордости, как будто стать твоей подружкой, все равно что завоевать титул «Мисс Америка». Через несколько дней или недель – это уж как повезет – ты их бросаешь, и они с несчастным видом бродят по коридорам, плачут, заламывают руки…
– Ты заделался феминистом?
– Дженнифер не такая, – продолжил он, проигнорировав насмешку. – Она не похожа на остальных дурех. Она умная, но… хрупкая.
– Ты втюрился, так? – Я задал вопрос нарочито грубо, чтобы сбить с него спесь.
– Да, – не моргнув глазом, ответил он, снова продемонстрировав зрелость характера. Ни один наш одноклассник не осмелился бы открыто признаться в любви к девчонке, нас тогда волновали не чувства, а удовольствия.
– А от меня ты чего хочешь? Чтобы я послал Дженнифер, и тогда ты к ней подкатишься?
– От такого, как ты, мне ничего не нужно. Просто хочу, чтобы ты знал: обидишь Дженифер, я этого так не оставлю.
Я заржал:
– Да неужели? Он не оставит! Ты мне угрожаешь?
– Предупреждаю.
– А если мне и на нее плевать? – спросил я издевательским тоном, надвигаясь на собеседника.
Он не выказал ни малейшего испуга.
– Я прошу об одном – не выставляй ее на посмешище.
Он произнес это холодным, решительным тоном, развернулся на каблуках и ушел, оставив меня посреди двора.
Я хотел было догнать его, но передумал.
Через несколько дней Дженнифер сама меня бросила – ее наверняка разочаровала моя «неосновательность», – но вместе я их никогда не видел.
До самого конца года я не раз ловил на себе взгляд Джима. А потом забыл и о нашем разговоре, и о нем самом.
Я вскочил. Неужели этот человек – мой бывший соученик? Смутные воспоминания оживали: рост, походка, черты лица… Да, это он. Но тогда… неужто причина его ненависти – та старая история? Возможно ли, что из-за этого он затеял всю интригу, убил Денниса, а теперь собирается уничтожить и меня?
Предположение казалось верхом абсурда. Но я знал, что одержимость – патологическое состояние, над которым разум не властен. Если этот человек психически неуравновешен, его больной мозг легко мог назначить меня виновником всех бед.
Загоревшаяся под потолком лампочка ослепила меня, я встал и не сразу осознал, что к чему. Спал ли я? Видимо, да – проваливался несколько раз между попытками навести порядок в мыслях.
Голова все еще болела, тело ломило, и я сделал несколько движений, чтобы размяться. Через несколько минут мне спустили завтрак. Я выпил кофе с тостами, включил компьютер и видеофон.