История моей юности
Шрифт:
— Как только мамка пойдет на огород, — заговорил Коля, — так я сразу же в сундук… Он у нас не запирается… Цап — и под рубаху…
— Правильно! — одобрил Кодька. — Зараз могешь принести, а?.. Ежели б зараз притащил, мы б его и повесили… Иди, Колька, может, мать уже ушла из хаты…
Подтянув спускающиеся с живота старенькие штанишки с линялыми лампасами, Коля помчался.
Пока он бегал за платком, мы придали своему кораблю надлежащий вид: установили трубу из толстого чурбака, устроили
Я подсказал Кодьке, что мачты на кораблях не бывают без веревок. Кодька и на этот раз послушался меня. Появились веревки, и мы ими, как паутиной, опутали мачту.
Прибежал запыхавшийся Коля, радостный, возбужденный.
— Во! — вытащил он из-под рубахи алый платок.
Никодим развернул его, стал рассматривать. Ах, какой расчудесный был этот платок! Весь он блестел, ярко переливался на солнце серебряными узорами. Вероятно, этот платок был самой ценной вещью бедной женщины. Немало, видимо, радости он доставлял ей, когда она его надевала.
— Махры ни к чему, — закончив осмотр платка, сказал Кодька. — Флаги с махрами не бывают… Срезать надо… Неси ножницы, Сашка!
— Не надо срезать! — воспротивился Коля. — Мать изругает…
— Фьють! — пренебрежительно свистнул Кодька. — Боялись мы ее… Раз принес, то теперь все. Неси ножницы!
Из глаз Коли хлынули слезы.
— Не дам срезать!.. Я поиграть принес…
— Тю! — вытаращил на него свои наглые серые глаза Кодька. — Сказился, что ль?.. Дурак!.. Не реви, а то в морду дам… Неси, Сашка, ножницы.
Я стоял в нерешительности. Мне было жаль Колю, а в то же время я был согласен с Кодькой: ведь действительно же флагов с махрами не бывает.
— Давай, Кодя, так, с махрами, пока попробуем, — пошел я на хитрость. — А срезать мы всегда успеем.
Кодька подумал.
— Ну, нехай пока так повисит, — согласился он.
Мы прицепили платок к мачте, Он заплескался на ветру, ярко отсвечивая на солнце. Это было прекрасное зрелище. Корабль наш сразу же принял величественный вид.
— Ура-а! — закричали мы. — Ура-а-а!..
Отойдя в сторону, Кодька с минуту любовался великолепным видом корабля.
— А с махрами-то, пожалуй, еще лучше, — сказал он.
Потом Кодька стал распределять обязанности. Как я и предполагал, себя он назначил командиром корабля; меня, по-видимому, из снисхождения к тому, что я был хозяином бревен и двора, своим помощником. Остальные ребята были зачислены на корабль простыми матросами.
На темнеющем небе вспыхивали первые звезды. Пора было расходиться по домам.
— Сашка, — сказал мне на прощание Кодька, — ты сними на ночь флаг… А то еще кто-нибудь украдет.
— Я его домой возьму, —
— А вот этого не хотел? — показал ему кулак Кодька.
— Я его поиграть приносил…
— Ну, и поиграем дней пяток, — примирительно сказал Кодька, — а потом отдадим…
В тот день наша увлекательная игра на этом и закончилась.
По морям, по волнам
С утра следующего дня наш корабль отправился в путь. Его алый флаг гордо реял на всех морях и океанах мира. В каких только странах мы не побывали, каких только грозных бурь и штормов не пережили! Нам довелось сражаться с морскими пиратами, со злыми разбойниками, и всюду мы выходили победителями.
Капитан наш был просто чудо. Это был испытанный морской волк. А команда как на подбор: храбрая, отважная, закаленная в борьбе со стихией и многочисленными врагами…
Сколько чудесных, волнующих мгновений пережили мы на своем великолепном корабле!..
Перевоплотившись в суровых моряков, мы так увлеклись игрой, что ничего на свете не замечали. Не заметили даже, как с глухим ревом подкралась черная грозовая туча. Хлынул ливень. С визгом и смехом мы рассыпались во все стороны кто куда успел — кто под сарай, кто на сеновал, а кто в сени нашего дома…
Несмотря на осеннюю пору, разразилась сильная гроза. Темную, набухшую тучу беспрестанно разрывали на части мертвенно-зеленые молнии.
От грозы, от урагана и дождя небо и наша железная крыша грохотали, как безумные!..
Дрожа от страха, мы — я, Кодька и Коля — стояли в дверях коридора и смотрели, как вокруг нас все бурлило и клокотало, точно в огромном коловороте.
При каждом оглушительном ударе грома мы испуганно крестились.
— Господи помилуй и упаси!.. Господи помилуй! — шептали мы.
Я всегда боялся грозы. Как только раздавались первые удары грома, я забирался на кровать, накрывался с головой одеялом и притихал. И сейчас меня подмывало убежать от друзей и спрятаться на кровати. Но я пересилил свой страх. Ведь тогда б Кодька всю жизнь меня презирал, как последнего трусишку…
Но что это?.. Я даже не поверил себе. Взглянув на Кодьку, я изумился: он ли это?.. Куда девалась его самоуверенность? Передо мной стоял взъерошенный, побледневший, невзрачный мальчишка, который каждый раз при взрыве грома вздрагивал всем телом и неистово крестился… Его жалкий вид поколебал во мне веру в него как в неустрашимого, волевого нашего вожака.
— А флаг-то! — в ужасе вскрикнул Коля, указывая на мачту нашего корабля.
Второпях никто из нас не догадался снять с мачты платок, и теперь он, потемневший, вымокший, как тряпка, висел на палке.