История моей юности
Шрифт:
— Они все могут состряпать, — заметил отец. — Обжалуется атаман заседателю, скажет: народ мутил против посылки казаков на усмирение беспорядков, свидетелей выставит — и готово дело…
Я видел, что отец очень расстроился.
— Знаете что, Людмила Андреевна, — обратился он к ней. — От скандала я на некоторое время уеду из станицы. Вот, кстати, и родственники Юрины письмо прислали, просят поехать с ними в одну станицу, поработать по ремонту церкви… Как вы смотрите на это, если я на несколько месяцев уеду, а?..
—
— С детьми останетесь?
У Людмилы растерянно забегали глаза. Она не знала, что и сказать. Ей, по-видимому, очень хотелось остаться полновластной хозяйкой дома, но в то же время страшно было взять на себя такую ответственность. Как-никак, а на ее попечении должны остаться двое детей.
С минуту она молчала, обдумывая отцовское предложение.
— Ну, что же с вами делать, — сказала она, вздохнув. — Уж видно останусь… На меня вы, Илья Петрович, можете положиться… Вашим детям я буду вместо родной матери… И за хозяйство свое не беспокойтесь, все будет в целости…
— Вот и договорились, — довольный результатами своего разговора с Людмилой, промолвил отец. — Спасибо! Приеду, за все отблагодарю…
Он не успел договорить; распахнулась дверь, и в комнату вошел сиделец [2] из правления.
— Пойдем в правление, — сказал он отцу. — Атаман кличет…
— Атаман? — упавшим голосом переспросил отец. — Пойдем…
Они вышли. Но отец тотчас же вернулся.
— Людмила Андреевна, — сказал он. — Если… если что случится… прошу, пожалуйста, дайте сейчас же знать матушке Христофоре… Пусть приедет…
2
Сиделец— посыльный из числа дежуривших при правлении казаков.
— Хорошо. Не беспокойтесь.
Отец ушел.
Улучив момент, когда Людмила была занята стиркой, а Маша полоскала белье у колодца, я выбежал из дому на улицу. Там я сразу же попал в веселую компанию своих товарищей. Мы поиграли, а потом кто-то из ребят предложил пойти на станичный майдан.
— Ох там зараз и весело же, как на ярмарке, — убеждал нас плотный веснушчатый и рыжеволосый мальчишка, Кодька Бирюков, мой троюродный брат. — Поехали!.. Арш!..
Вприпрыжку, один за другим, помчались мы на площадь, к правлению.
Кодька оказался прав: на майдане была настоящая ярмарка. Вокруг каменной церковной ограды рядами стояли подводы. Отмахиваясь хвостами от надоедливых оводов и слепней, лошади пережевывали духовитую сочную траву, накошенную казаками в степи по пути в станицу. Позванивая удилами, танцевали на привязи строевые жеребцы.
Тут уж было на что посмотреть.
Вот у крыльца правления комиссия во главе с ветеринарным фельдшером в военном
В том случае, если комиссия не приходила к единому мнению относительно той или иной лошади, хозяину предлагалось сесть на нее и проехать по площади.
Казак вскакивал на спину лошади и несколько раз рысью и галопом проезжал по майдану…
— Хорош! — одобрительно кричал ветеринар.
— Годен! — вторили помощники атамана.
Писарь записывал что-то в книгу.
Мы буйной ватагой бегали из конца в конец майдана, приглядывались и прислушивались к тому, что делалось и говорилось тут.
Кое-где, собравшись группами, казаки о чем-то спорили.
Отлично разбиравшийся во всех происходящих здесь событиях, Кодька объяснял нам, что эти казаки торгуются, покупая один у другого лошадей для похода.
— Вот зараз они купят себе лошадей, — рассказывал Кодька, — и начнут водку пить… Это значит распивать магарыч будут.
Все выходило так, как говорил озорной мальчишка.
После удачной сделки тут же, на площади, у какой-нибудь подводы распивались эти магарычи… Подвыпив, казаки становились в круг и запевали:
Эй, да, за Уралом, за рекой, казаки гуляют…Вдруг я заметил на крыльце правления отца. Он разговаривал с каким-то важным бородатым казаком. На плечах казака сверкали серебряные погоны. Я сразу же притих. Я вспомнил, что говорил отец дома, и испугался. Может, он уже арестован?
Всезнающий Кодька, проследив за моим взглядом, устремленным на отца и на казака с серебряными погонами, засмеялся.
— А я знаю, о чем они разговаривают, — поддразнил он меня.
— О чем?
— Ты знаешь, с кем разговаривает твой отец? Ну, кто это? — допытывался Кодька.
— Не знаю.
— Да станичный атаман.
Я похолодел и готов был уже расплакаться, но Кодька опять заговорил, поддразнивая:
— Я знаю, о чем они говорят… Знаю.
— Не знаешь, — проговорил кто-то из ребят.
— А вот и знаю. Его отец, — кивнул Кодька на меня, — полезет на церкву крест поправлять… Вот поглядите, — указал парнишка на церковный крест, — как он похилился-то… Должно, скоро упадет…
Мы посмотрели на золотой крест, который действительно так скособочился, что казалось, вот-вот сорвется с церковного купола.
— Атаман уговаривает твоего отца полезть на церкву, поправить крест, — продолжал Кодька.
— Откуда ты все это знаешь? — спросил я.
Никодим пояснил:
— А я давеча был со своим отцом в правлении и слыхал, как атаман говорил об этом… Он сказал, что, окромя твоего отца, никто не может поставить крест на место… Вот он какой, твой отец-то!.. Геройский…