История моей жены. Записки капитана Штэрра
Шрифт:
— Это почему же? — Я не понимал, чего она так перепугалась. Даже с постели вскочила.
— Нет-нет, не уходите, мне страшно! В подъезде еще темно, Бог весть, кто там ломится!
— Какая разница, кто бы там ни был! В крайнем случае дам промеж глаз.
— Нет, нет и нет! — она вцепилась в меня изо всех сил. Я и не предполагал, что она такая сильная.
В конце концов я вырвался из ее хватки и с халатом в руке выбежал из квартиры. В другой руке — кочерга.
В коридоре — ни души.
Сбегаю на нижний этаж (он также относился к пансиону), вхожу в тот коридор — дверь тоже не заперта, что довольно странно. В
— Что за наглость! — послышался возмущенный женский голос.
— В другой раз не забывайте запирать дверь, — ответил я и бросился вниз.
В бельэтаже меня встретил владелец пансиона. Стоит и разгоняет мрак подъезда огоньком сигары, старый разбойник. Я положил ему руку на плечо.
— Вы стучали к нам?
— Да.
— Что вам от нас понадобилось ни свет ни заря?
— А что мне оставалось делать, — плаксивым голосом отвечает он, — если вы взяли ключ от парадной двери и не сочли нужным отдать?
Словом, он тут понапрасну стучит к привратнику, а тот, видать, опять где-то шляется, если не помер, потому как достучаться к нему невозможно. А ему — то бишь хозяину — пора отправляться на рынок, сегодня пятница, он уже опоздал, по моей милости, и теперь за все придется платить втридорога.
Насчет ключа — правда, я действительно взял и забыл вернуть.
— Странные какие-то совпадения, — пробурчал я себе под нос, — что вся эта катавасия происходит именно сегодня, когда жена моя убеждена, что я в отъезде. Ну, не удивительно ли, что гонишься за призраками и догнать никого не можешь?
Истории с ключом я, конечно, не поверил. На эту уловку не попался. «Бог весть, какое стечение самых необычных обстоятельств, — с таким чувством взбирался я по лестнице к себе домой. — И кстати, с чего бы она так перепугалась, бедняжка?»
На другой день обнаружила она и муку, которая просыпалась из пакета у меня в кармане.
— Что за чертовщина?! — воскликнула она. — Весь костюм будет испорчен. Что это за гадость? Порошок какой-то!
— Что значит — «какой-то»? — откликнулся я. — Угадай! — предложил я на всякий случай, понятия не имея, что ей ответить.
— Мука, — наконец в растерянности признался я.
— Зачем тебе мука?
— Догадайся! — повторил я, спешно прикидывая, как быть. Признаться ей во всем? — Кокаин это! — внезапно выпалил я, сообразив, что с виду он похож на муку. В Леванте я его достаточно насмотрелся.
— Зачем тебе кокаин?
— То есть как это зачем? Попробовать. Мне ведь тоже требуется что-нибудь, чтобы сделать свою жизнь более сносной.
— Вот как?
— Именно… Но ты не пугайся, — добавил я после паузы, — не заделаюсь я кокаинистом, не стану губить себя. — Помолчал еще и признался: — Это действительно мука, все так, как я тебе и говорил. Хотел посыпать у порога, чтобы узнать, кто к тебе шастает, когда я бываю в отлучке.
— Вы в своем уме?
Видно было, что она не поверила. Люди обычно правде верят с трудом, что вполне естественно. Ведь иногда правда бывает
Однако впечатление мои слова на нее произвели.
— Что с вами? — спросила она, побледнев.
— Со мной? Абсолютно ничего… Не очень хорошо себя чувствую, — добавил я. — Силы убывают. А как я тогда буду работать?
И при этом разглядывал себя в зеркало, потому что как раз брился, и лицо мое было сплошь покрыто пеной.
Вид у меня был такой, словно я сто ночей не спал. Под глазами круги, лицо мятое, кожа нездоровая, желтая… и это выражение жалкого неудачника… Скорей бы уж где-нибудь шею сломать!
— Что вас угнетает? — продолжала допытываться она.
— Ничего не угнетает, уверяю вас. Чувствую себя великолепно, вас по-прежнему обожаю, и жизнь моя — сплошная радость.
Она умолкла.
Да и я не навязывался ей с разговорами. А было бы хорошо поговорить, все еще хорошо. И только с ней, ни с кем другим. Все высказать ей, сесть где-нибудь в уютном уголке и говорить, говорить… Долго, часами, без умолку.
Она стояла передо мной совершенно беспомощная. Словно какая-нибудь бедная женщина, у которой потерялись дети. Я присмотрелся получше и увидел, что глаза ее полны слез. А в руках щетка, перепачканная мукой.
Но все напрасно, как ни стискивало горло. Прежнего не воротишь. «Я для нее несносен. Ведь она сама заявила мне прямо в глаза, этими же самыми словами. Жизнь со мной для нее невыносима», — не выходила из головы мысль.
А рядом на диване лежала кочерга.
И пошло-поехало дальше, без остановки.
Я перебрал всех, кто жил в доме.
Собственно, почти некого было и принимать в расчет. Два этажа пансиона заняты периодически меняющимися гостями (постоянными были только мы), на первом этаже — стекольная лавка, на третьем этаже две семейные пары с детьми, с девочками и гимназистами, затем — болезненный стажер адвоката. И во дворе — нечто вроде художественной мастерской, которая пустовала.
В доме искать было бесполезно, в стекольной лавке — и подавно, там один был за старшего, нервный, вечно занятый человек и старик помощник, торговля шла вяло.
Что ж, в таком случае оглядимся вокруг. А куда способна завести человека фантазия, могут продемонстрировать следующие варианты. Был у нас в пансионе смазливый парнишка посыльный, своего рода «бой», — так я даже его в список включил. Спрашивается, почему? Отчасти по причине собственного опыта, ведь я помнил, насколько зрелым может быть подросток лет четырнадцати. Инстинкты слепы и неукротимы, а силища и неповоротливость, как у быка. Вспомнилась мне и приставная лестница, по которой я в свое время взобрался в окно чужого дома. И та барыня тоже отличалась безупречной репутацией и тоже валялась дома целыми днями… Несомненное сходство. А во-вторых, опять же по опыту знаю, что бездетные женщины любят молоденьких мальчиков. Вот и супруга моя говаривала иногда: «До чего мил, не правда ли?» Правда, соглашался я. И действительно, паренек был ясноглазый, с открытым взглядом и дерзкой улыбкой. Ко мне он обращался так: «К вашим услугам, сэр, жду ваших распоряжений», — и при этом они с женой моей обменивались улыбками.