История моей жены. Записки капитана Штэрра
Шрифт:
— Ах, ну о чем ты говоришь! Какая там борода? Нет у нас никакой бороды, — звучит весьма пикантно. — Не знаешь, кто это? Такая порядочная женщина, как я, разве стала бы…
Остальное я не расслышал, потому как захлопнул дверцу. Меня внезапно осенила идея.
— Подслушивать некрасиво, — сказала она, выходя из кабины. — Куда вы подевались, к чертям собачьим? Что вы со мной в прятки играете?
А я обошел кабинку от угла до угла, чтобы она не могла меня догнать, сказал ей «ку-ку!» или свистнул, как некогда своим птицам, и скрылся за
— Мадам, позвольте великодушно вас сопроводить, — подошел я к ней и приподнял шляпу. Она сердито посмотрела мне в глаза.
— Мадам, — продолжил я, — мои намерения чисты. Если мое общество не покажется вам обременительным, я буду всего лишь вашим провожатым на короткое время. Короткое и преходящее. И если вдуматься, ну что тут такого особенного? Ведь в наше время даже на танцах можно заводить знакомства.
— Вот и отправляйтесь в танцевальный зал, сударь. Всего доброго. — Она отвернулась от меня и перешла на другую сторону улицы. А у меня даже сердце екнуло, до того я вошел в игру, и она мне нравилась.
— Мадам, — поспешил я за ней. — Вы на редкость привлекательны, даже ваша очаровательная улыбка выдает в вас француженку. А уж ваша походка!.. Должен признаться, я всю жизнь был большим поклонником французских женщин…
— Тогда вам место в Париже, сударь. Расточайте свои комплименты там.
— Ах, мадам, — не отступал я, — не будьте столь жестокосердной! Я постараюсь, насколько это в моих силах, сделать приятным наше недолгое общение. Это все, чего я прошу у вас. Будьте же великодушны! И без того я вскоре исчезну отсюда, уеду за моря-океаны, на другой край света. Мадам, я отбываю отсюда навсегда! Дело в том, что я — морской капитан, — добавил я внезапно.
— Ах, вы морской капитан? В самом деле? — воскликнула она и даже остановилась. Тогда я вновь подошел к ней вплотную, опять приподнял шляпу и представился: «Капитан Жерар Бист».
— Тогда разрешаю немного пройтись со мной, — нагло заявляет она. — Если, конечно, вы действительно капитан, вот в чем вопрос. Потому что по вас не скажешь, — она смерила меня взглядом.
— Не скажешь? — удивился я. И поведал ей, что, мол, засиделся дома, то бишь пробыл на суше лишнего, а это отражается на внешности. Суша нам не на пользу, торчать на суше — гибель для моряка, мадам. Ведь чего только мне не довелось пережить в этом городе…
— Что вы говорите! А ну, поделитесь со мной своими переживаниями. Полагаю, это очень интересно.
— А сами-то вы умеете говорить о чем-нибудь?
— Умею ли я говорить? — Глаза ее сверкнули отчаянным вызовом, и я поспешил сбить настроение.
— Ваша милость, умоляю — один поцелуй, а то застрелюсь!
— Что-о? — она даже побледнела.
— Я имел дерзость молить вас о поцелуе…
— Убирайтесь прочь, наглец вы этакий, иначе немедленно позову полицейского.
«Да-а, дело нешуточное, — подумал я. — Ведь она в игре удержу не знает. С нее действительно станется
— Прошу прощения, мадам, — попытался я исправить положение. — Вы превратно истолковали мои слова. Я ведь не какой-нибудь охотник за юбками, готов подтвердить под присягой. Человек я темпераментный, вот и увлекся. Вдобавок, мы, моряки, народ неотесанный, проявите снисходительность. Да и не слишком-то хорошо я чувствую себя в ваших краях. Так тревожно на сердце… Сердце мое ранено, мадам… — шепнул я ей на ушко.
— Ах, ранено? Вы достойны жалости, бедняга, — утешает меня моя собственная жена.
— Разве у вас нет супруги? — вдруг вскидывает она на меня взгляд.
— Почему вы спрашиваете?
— Потому как вижу по вашему лицу, что у вас имеется несчастная супруга. Возвращайтесь к ней, если у вас тревожно на сердце. Искренний мой вам совет. Прощайте, капитан. — И кивнула головой.
— Нет, мадам, вам не удастся так легко отделаться от меня. Умру, но не отпущу вас. Умоляю, не гоните меня. Иначе упустите сегодня слишком многое… в это мгновение мое сердце исполнено чувств и открыто нараспашку. Хотите, брошусь перед вами на колени? Я мог бы любить вас до гробовой доски, мадам…
И наклоняясь к самому ее уху:
— С тех пор, как помню себя, вы были моим идеалом. Предел моих мечтаний — это вы. Сейчас, когда я смотрю на вас, то впервые замечаю…
Как видите, я говорил ей такие вещи, каких она от меня никогда не слышала. Главные слова моей жизни. И все же до сих пор я был не в состоянии произнести их вслух. Лишь сейчас, когда можно было не стесняться, то есть спрятавшись за маской и полушутя… да, именно так все и было. Именно я не мог сделать ей этих заветных признаний, тогда как любой другой с легкостью выболтал бы враз.
Вокруг царили мир и покой. Ведь мы тоже брели по Риджент-парку, в ранние часы пополудни.
— Только вы кое о чем забываете, сударь, — вдруг повернулась она ко мне.
— О чем же?
— У меня есть муж, которого я люблю.
— О, вы любите своего мужа?
— А почему бы мне его не любить?
— Собственного мужа?
— Да. Что здесь удивительного?
— И очень любите? — поинтересовался я и продолжил: — Дивны дела твои, Господи! Что же это должен быть за муж?
— Что за муж? Готова удовлетворить ваше любопытство, сударь. Очень милый человек и — что я больше всего ценю в нем — крайне порядочный.
— Правда?
— Истинная правда. Он и вам наверняка бы понравился. А уж до чего нежен со мной — словами не передать.
— Так он еще и нежен?
— Само внимание и забота.
— Выходит, черт побери, у этого человека и недостатков нет?
— Есть. Он несколько обеспокоенный, а так жить нельзя. Жить можно только отчаянно и дерзко, — поучала меня жена.
— Но вот что странно: при этом он ведь такой легковерный…
— Легковерный? Не понимаю! В каком отношении?
— Он всегда верит тому, что сам же и вымыслит.