История на ночь

Титов Александр

Распрямился… и застыл в ужасе. В отражении я увидел за собой пьяницу из кафе. Он смотрел на меня через зеркало и нахально улыбался.

– Ты правда думаешь, что они тебе верят? – спросил он.

– Тебя здесь нет. – проговорил я шепотом.

Сложно было не верить своим глазам, но как бы он здесь появился? Взломал дверь? Пролез в окно? Всё это я бы услышал. Значит просто разыгралось воображение, и я знал, что с этим делать. Много раз уже прокрутил нашу встречу в памяти, и абсолютно точно убедился, что его надо было бить первым.

Так и поступил. С разворота

махнул кулаком, но попал по воздуху. Позади никого не оказалось, и только унитаз уставился на меня, удивлённо подняв ободок.

– Что за фигня? – спросил я вслух у самого себя.

– Лёх, ты меня вообще слушаешь? – прозвучал в телефоне возмущённый голос Кости.

Я тряхнул головой, отгоняя лишние мысли, и поднёс телефон к уху.

– Да, извини, я просто трубу уронил.

– Ага, ну ладно. Что ты последнее слышал? – не сдавался Костя.

– Ты про работу рассказывал.

– Это ж когда было? Я уже полчаса, как говорю, что скоро женюсь.

Я не мог сконцентрироваться на словах Кости. Они ускользали от меня далёким эхом, а в мозгу творился хаос. Одно за другим рождались объяснения видению, но все они меня не устраивали.

– Кость, я тебя поздравляю и все дела, но давай об этом в другой раз. Голова жутко болит. – попросил я, когда понял, что даже его голос вызывает тошноту.

Костя, конечно, сильно огорчился, что я не разделил его восторга, но мне было не до того. Мурашки ещё бегали по спине, а голова и правда гудела. Я раньше никогда не видел таких отчётливых галлюцинаций. В общем-то я их вообще никогда не видел. Так что первое знакомство мне совсем не понравилось и очень хотелось, чтобы оно стало последним.

Глава 2

Ночью я долго не мог уснуть. Беспокойно ворочался, тщетно пытаясь забыть про странное видение, и перебирал по кругу сотни причин его появления. Боялся, что это симптом какой-то страшной болезни, и если по началу выбор метался между банальным стрессом и сотрясением мозга, то уже к двум часам после полуночи я пришёл к выводу, что всё дело в шизофрении. Буквально чувствовал, как стремительно истачивает моё сознание червь паранойи, как он подобно трутню вгрызается в основы здравого рассудка, и уже совсем скоро безумие захлестнёт меня с головой.

К трём часам я так утомился от переживаний, что меня охватило безразличие, и сон наконец унёс в дебри кошмаров. А утром всё показалось таким мелким и не стоящим внимания, что я и вовсе оставил видение на запылённых полках памяти, между алкогольными похождениями и гриппозным бредом.

Мне предстоял долгий путь до мест, где я провёл лучшие месяцы жизни, и ностальгия заранее начала пульсировать в груди томительным предвкушением. Я отправлялся туда, где всё было до умиления просто, а незначительные проблемы представлялись невообразимым испытанием. Вечным тогда казалось всё, и дружба, и вражда, а уж какой любовь была чистой и страстной… ни в одном языке мира не найдётся слов, чтобы описать, как обжигал счастьем первый поцелуй, и почему ради одного лишь взгляда пятнадцатилетней девчушки нарушал все запреты.

Столько всего

я оставил позади, изо всех сил стараясь не вспоминать. Не хотел мучиться, пережёвывать ошибки и вдаваться в размышления, что мог бы изменить. А теперь всё это навалилось на меня и с беспощадной настойчивостью не позволяло думать ни о чём другом.

Я выехал незадолго до полудня, залив недостаток сна тремя чашками кофе. Дорога предстояла неблизкая, так что кроме завтрака и душа я её ничем задерживать не стал. Включил бодрящую музыку и вдавил педаль газа чуть сильнее положенного.

Мимо проносились леса и города, придорожные забегаловки, что с каждым километром от столицы выглядели всё сомнительнее. Никогда не понимал, насколько надо оголодать, чтобы решиться там перекусить. Наверняка под обилием приправ каждое блюдо скрывает запах тухлятины. А торговцы, разложившиеся на обочине, вовсе вызывали лишь презрение. Всё съедобное, что они продавали, за день впитывало столько ядов, что запросто могло называться химическим оружием медленного действия.

С таким же сомнением я смотрел на поля, вытянувшиеся вдоль трассы. Сейчас урожай уже был собран, но сколько осело на нём за лето? Хоть вовсе не ешь ничего.

Вскоре я решил, что слишком сильно ко всему придираюсь. Поменял радиостанцию и начал про себя проговаривать то, что мне нравится. Где-то дома красивые, где-то люди симпатичные, виды тоже частенько появлялись будто с открыток. И это подействовало. Настроение полезло наверх и постепенно добралось до черты «Ничего так, с пивом пойдёт». Заняло это половину пути.

Через шесть часов после того, как столица осталась позади, я съехал с шоссе и пустился по разбитой дороге. Чем дальше она уходила от магистрали, тем хуже становилась. А за несколько километров до посёлка Ветреный Утёс совсем потеряла асфальтное покрытие и превратилась в расхлябанную грунтовку. Но я упорно прорывался дальше, пока не добрался до места назначения.

Ветреный Утёс был одним из тех многочисленных посёлков на бескрайних просторах России, которые выживали не пойми как и неизвестно зачем. Чахли в запустении оставленные дома, разваливались чуть в стороне два закрытых тридцать лет назад завода, поросли густым лесом поля и спрятались под землёй останки совхоза. Год за годом людей здесь становилось всё меньше, редел частокол дымных столбов, а на разбитых улицах почти совсем не встречалась молодёжь. Да и по праву. Делать тут было нечего уже в дни моей юности, так к чему оставаться и чего ждать?

Я протиснулся по дороге мимо рядов запущенных дворов, где разрослись сливы и яблони, а сорная трава вымахала едва ли не с человеческий рост. Каждый третий столб, растеряв провода, догнивал на земле, каждый второй покосился и норовил рухнуть от малейшего дуновения. И ни души, только лай собак.

Несколько раз, заприметив знакомый домик, я вспоминал имена давно почивших людей. В розовой избушке с большим крыльцом, что спряталась в глубине грушевого сада жила баба Дуня. Гоняла нас с ребятами граблями, когда мы среди ночи пробирались на её участок и обтрясали деревья.