ИСТОРИЯ НОСТИ-МЛАДШЕГО И МАРИИ TOOT

Миксат Кальман

После обеда настроение у него так повысилось, что он предложил сыграть в фербли, все равно деньги в семье останутся, и когда к вечеру прибыл Коперецкий, старый Ности уже проиграл кругленькую сумму из приданого невестки. Карета губернатора вкатилась во двор, все бросились к окнам, пытаясь догадаться о результате — конечно, не по внутренностям животных, как древние вещуны, а по различным другим признакам.

— Израиль весел, — сказала губернаторша, — он поднимается по лестнице, насвистывая.

— У Бубеника охотничья шапка набекрень, Бубеник пьян, — вглядывался Хомлоди.

— Видно, они попировали на славу, — заметила татарская княгиня.

Наконец Коперецкий поднялся, его тяжелые шаги раздавались все ближе, но прошла целая вечность, пока он распахнул дверь.

— Сено

или солома? — вскричало сразу несколько голосов в то время, как самодовольный Фери весьма флегматично расчесывал усы, держа перед собой карманное зеркальце.

— О соломе даже речи нет, — заявил губернатор, немного важничая, — но и сено еще не скошено. Настроение немного упало.

— Непонятно! Фери был тоже поражен.

— Не шути, пожалуйста, — нетерпеливо произнес он.

— Зря лошадей сгонял, черт побери, — продолжал Коперецкий, и лица присутствовавших потемнели. — Мне не повезло.

— Израиль, ради бога, ты нас убьешь! — укорила его Вильма. — Говори яснее. Отдал Тоот свою дочь или нет?

— Нет, — ответил Коперецкий с превеликим душевным спокойствием и выдержал короткую артистическую паузу, во время которой в комнате наступила мучительная, могильная тишина. — И не мог отдать, поскольку его не было дома.

— Значит, ты с ним не разговаривал?

— Разумеется, не разговаривал, он еще вчера уехал в Тренчен. Получил телеграмму, что его шурина Велковича хватил удар, и отправился на похороны. А потом ему надо будет привести там в порядок семейные дела. Все словно освободились понемногу от нависшего кошмара.

— Ну, слава богу, значит, ничего не расстроилось.

— Напротив, все идет блестяще, — утверждал Коперецкий.

Потом он добавил, что не скрыл от дам цели своего посещения, а те успокоили его, рассказав, что Мари позавчера вечером откровенно призналась родителям в том, что произошло в лесу, и заявила, что либо выйдет замуж за Фери, либо вообще не выйдет. Старик не возражал, напротив, заявил, что Фери ему симпатичен и, если он станет немного посерьезнее, из него выйдет отличный человек.

Лица прояснились. Ведь это почти наверняка! Фери можно считать женихом. Только самого Фери угнетала мысль о том что удар хватил Велковича. Почему именно Велковича, а не кого-либо другого? Ему совсем не нравилось, что господину Тооту пришлось ехать именно в Тренчен.

— На чем вы порешили? — спросил он Коперецкого.

— А на чем мы могли порешить? Время свадьбы вы сами с ней установите. Да, госпожа Тоот говорила, что она как будто осенью хочет.

— Это долго! Коперецкий проказливо подмигнул:

— Понимаю тебя, шельмец! Прелестное существо! Даже, я налюбоваться не мог, а когда начал мысленно раздевать ее, освобождать от всех этих кофточек-юбочек…

— Ты просто отвратителен, Израиль! — перебила губернаторша. — Я больше никогда не смогу спокойно смотреть тебе в глаза, зная, сколько похоти в них скрыто.

— Когда старик вернется домой? — спросил Фери.

— Они не знают. Но за этим ты проследи, я обещал нанести им визит, как только он вернется. Хотя Мари сказала, что это необязательно; словом, ты мог бы уже привезти кольца…

— Нет, это неприлично, — рассудила Хомлоди. — С обручением надо подождать до приезда отца.

Тем не менее Фери в тот же день заказал кольца у серебряных дел мастера Шкарбы, велел выгравировать на внутренней стороне инициалы и дату. Весть о событии быстро разнеслась по городу, и тотчас посыпались нескончаемые поздравления, расспросы и допросы. Ности даже досадовал, ибо оказался в роли счастливчика, выигравшего по лотерейному билету. Правда, кредиторы умолкли, даже приходили предлагать новые займы, разумеется, под хорошие проценты, ибо волшебный замок еще висит в воздухе или вертится на курьих ножках (как] замечали злые языки), но зато потоком хлынули просители, изобретатели, которым необходима всего сотня-другая форинтов, чтобы одарить мир великим открытием, и тут очень кстати настоящий джентльмен, который получает вдруг уйму денег, — неплохо бы сейчас же, по горячим следам, зацапать его; приходили некие вдовы, мужья

которых пали во время революции, являлись благотворительные общества, избравшие его почетным членом, из каких-то дальних закоулков вылезали старые школьные приятели, и всем им было что-то нужно. Редактор Клементи попросил небольшой дружеский заем, ему невозможно было отказать хотя бы ради того, чтобы он не помещал пока в своей газете сенсационного известия о предстоящем браке. (Чтобы он, когда при дет время, сообщил об этом, потребуется новая ссуда.) Но кто может перечислить, чем выстлана оборотная сторона такого счастья! Самая крупная неприятность произошла с папашей Ности, которого (но пусть это останется между нами) пештские кредиторы угрожали объявить банкротом, так что ему очень на руку пришлась телеграмма о «дыне», и он использовал положение для небольшой финансовой операции. Старик заставил Фери подписать вексель на десять тысяч форинтов, который и Коперецкий подмахнул теперь. Нельзя же было допустить, чтобы старика объявили банкротом, тогда, быть может, и дело все расстроится, и деньги, что до сих пор на них тратил, уплывут. Коперецкому ничего не оставалось, как спасать свои денежки. Фери тоже приходилось держать марку, он с маху купил четверку черных коней у графа Топшича, на них ездил в Рекеттеш, лошади летели, словно птицы, едва касаясь земли ногами. Тоот все еще не возвращался, он писал домой, что покойный Велкович оставил дела в полном беспорядке, так что ему придется пробыть в городе до тех пор, пока положение не станет сносным. Ну и пусть себе там остается, без него теперь никто не скучал. Мари счастливо ворковала с Фери, а госпожа Тоот была влюблена в будущего зятя еще больше, чем дочь. В воскресенье на четверке Фери они нанесли визит в вогланьский замок, там и обедали, татарская княгиня чуть ли не пылинки с их стульев сдувала, такой почет оказывала. Ох, совсем по-другому вельможи эти живут! У них и ножи да ложки иначе звякают, чем в домах попроще.

Фери почти каждый день наезжал в Рекеттеш, а когда приехать не мог, посылал, по крайней мере, букет с Пимпоши, который верхом на коне возил весточки туда и обратно, и всегда, между прочим, сообщал хозяину, что «его честь еще не прибыли».

Прошло две недели, наступила июльская жара, а Тоот все не приезжал. Теперь и Коперецкий был в нетерпении, ему нужно было в Пешт ехать, но он откладывал поездку со дня на день, чтобы сначала закончить с Тоотом, а потом уже отправиться в Часарфюрде лечить ревматические ноги. Сам Фери тоже уехал, какой-то граф, проживавший в комитате Земплен, распродавал свои беговые конюшни, вот тебе и случай, который никак нельзя упустить — а вдруг на добровольном аукционе удастся недорого купить благородных животных, которые, может быть, и Мари порадуют; однако в поезде он услышал, что другой граф продает стоявшую на приколе на Балатоне яхту, граф теперь в затруднительном положении, в «Казино» проигрался, за бесценок можно яхту приобрести! Гвоздем засела в голове у Фери и яхта.

Вот дьявольщина, яхта! Это да! Совершить свадебное путешествие по Балатону на собственной яхте — право же, это великолепно! Такого еще ни одному Ности не удавалось! Взял Фери да и слез на первой же остановке и вместо земпленского аукциона помчался по задунайской дороге в Шиофок.

Так как Фери был далеко, Коперецкий теперь ровным счетом ничего не знал о господине Тооте. Но для чего ж губернатору власть дана? Он приказал рекеттешскому начальнику станции ежедневно сообщать ему, не прибыл ли Михай Тоот, что и выполнялось; однако донесения были всегда одинаковыми: пока не прибыл.

Однажды утром, когда губернатор еще лежал в постели, Бу-беник принес ему на серебряном подносе телеграмму и визитную карточку. Коперецкий сначала вскрыл телеграмму и с досадой бросил ее на пол; она заключала обычное донесение начальника станции: «Михай Тоот и сегодня не прибыл». Затем он потянулся к визитной карточке, на ней стояло: «Михай Тоот».

— Он сам тут? — изумился губернатор.

— Сам. Коперецкий весело выскочил из кровати.

— Проводи его в приемную, принеси сигары п коньяк. Скажи, я через пять минут буду к его услугам.