История одного дня. Повести и рассказы венгерских писателей
Шрифт:
— Ну, вот еще! Есть на белом свете собаки и получше!
— Молчи, что ты понимаешь! Поищи-ка лучше вокруг, может, она здесь где-нибудь?
Мартов и сам Лаци обежали сад, подворье, посмотрели за курятниками, в каретном сарае, поискали между скирдами, не спряталась ли там где бедная Драва, так всерьез обидевшаяся на хозяина за побои.
Мало-помалу страх все сильнее стал разбирать Ласло: глаза его будто остекленели, на лбу холодный пот проступил, голос дрожал. Встав на камень, что возвышался перед корчмой, Лаци в отчаянии принялся громко звать собаку:
— Драва,
Но Драва не хотела идти на зов.
— Нехорошо с твоей стороны, Драва. Покинула меня одного в такой трудный час. Вернись, моя собачка!
Всех слуг из «Золотого медведя» разослал он на поиски собаки. Четыре золотых посулил в награду тому, кто найдет ее, и тут уж и сам Гергей Надь отправился искать Драву. Но к полудню все возвратились домой с пустыми руками. Пропала Драва, будто сквозь землю провалилась.
Неописуемая тяжесть сдавила грудь Ласло. Весело сияло июльское солнце, приветливо поблескивали в его лучах крыши домов, но ему весь мир казался угрюмым, и он еще никогда не чувствовал себя таким одиноким.
«Надо послать кого-нибудь к городскому голове, пусть объявит через глашатаев награду в сто золотых за находку Дравы», — решил он.
Через час уже загремел барабан по улицам Дюлафехервара, закричали глашатаи: «К сведению всех горожан…»
Теперь уже весь город был занят поисками собаки. Люди шли один за другим, приводили к «Золотому медведю» на веревке белых собак, но Дравы среди них не было. Собака пропала навсегда.
Тем временем Лаци пригласил Гергея Надя в одну из самых дальних каморок и спросил:
— Как вы думаете, сударь, можно было бы скупить все земельные участки в сгоревшей части города?
— За деньги все можно, ваша милость.
— Кому они принадлежат?
— Большей частью купцам-армянам. А они и душу продадут, если увидят, что на этом можно нажиться.
— Тогда скупите их для меня.
— А для чего они вашему вели… простите, вашему благородию?
— Дом хочу на этом месте выстроить да сад разбить.
— Гм. Значит, правду все-таки говорили? — покрутил себе ус хозяин.
— Что именно?
— Хорошая она девушка, право слово! Что тебе сказочная фея! Высокая, стройная. Глаза большие. Такая стоит того, чтобы ради нее новый дом выстроить, ваше величество.
— Да оставьте вы меня в покое с этим вашим «величеством». О какой девушке вы, собственно, говорите?
— О ком же еще, как не о барышне Телеки? Знаем мы уже, слышали! Все воробьи в Дюлафехерваре об этом чирикают. А вы так-таки ничего и не знаете? Хорошо, хорошо! Тайна так тайна! Сегодня же до вечера все участки будут нашими. Одно лишь скажу, что деньги «pro libertate» [40] эти негодяи принимать отказываются.
40
На деньгах, выпущенных князем Ракоци II, была надпись: «Pro libertate» — «За свободу» (лат.).
— Я
— Это другой разговор! Золото среди любых денег что тебе ученый: на всех языках говорит и ко всякому сердцу дорогу находит. А медь — как попугай: только те слова бормочет, которые вобьют в него.
Гергей Надь сдержал свое слово: в тот же день заключил с владельцами договоры о покупке на вечное владение всех участков со всем, что находится на них и под ними. Купцы и не подумали противиться.
А в городе уже с уверенностью заговорили о том, что принц снова здесь, собирается жениться на дочери Михая Телеки и строит для нее в Дюлафехерваре дворец, который будет краше княжеского.
Кто поглупее — перепугались: что ж это такое получается — два короля на одну Трансильванию? Плохо наше дело, землячки! Мы и одного Михая Апафи едва-едва в состоянии прокормить. А коли здесь еще один государь объявится, ей-богу, хоть совсем сбегай отсюда.
На другой день Лаци приступил к раскопкам, и работа закипела. Лаци приказал перекопать все пепелище. Сам он целый день бегал по выгоревшему полю от одного рабочего к другому, и больно было видеть, как лицо и взор его с каждым часом становились все мрачнее и мрачнее. Люди уж начали перешептываться: «С ума свихнулся!»
— Ройте, ройте! — подгонял он рабочих и сулил, позванивая золотом: — Хорошо заплачу за работу.
Даже на ночь не прекращали работы. Но это совсем не походило ни на закладку фундамента, ни на подготовку почвы под сад. Просто ковыряли твердую, неподатливую землю. Видно, совсем рехнулся бедный принц.
Кое-кто уже думал сообщить о печальном происшествии в Гернесег, где всемогущий Телеки проводил с семьей лето.
Раскопки шли целую неделю. Много ржавых железяк, старых горшков извлекли из земли землекопы, но заветного котла не было и следа.
Лаци уже готов был думать, что этого котла и не было никогда, если бы не напоминали о нем большое кольцо на пальце, да зеленые самоцветы, украшенные гербами, да золото в карманах и маленьком железном сундучке, который как зеницу ока стерег Мартон Бонц.
Впрочем, не много уже оставалось этого золота. Нет в мире такого богатства, которое нельзя было бы промотать. Уйму денег сожрала покупка земельных участков. Да и Драву продолжают искать по всей округе; множество народу снаряжено; каждый день сообщают: то там, то здесь видели белую собаку. Да разве на свете одна белая собака!..
Землекопы тоже обходились баснословно дорого, а Гергей Надь тот и вовсе оказался настоящей пиявкой, мастером высасывать чужие денежки. Словом, если Лаци не найдет клада, то первая половина сокровища как раз вся и уйдет на поиски второй. Придется, видно, ему отправляться в путь таким же нищим, каким он год тому назад прибыл сюда.
Поиски сделались теперь уже его манией. Его, будто азартного игрока, постоянно манили проблески надежды. Ложась спать ввечеру, он всякий раз подбадривал себя: «Ну, ничего! Завтра!» — пока наконец не опустели и его карманы и железный сундучок. Последний золотой был израсходован, а ни собаки, ни сокровища не было и в помине.