"История одного мифа: Очерки русской литературы XIX-XX вв
Шрифт:
80 См.: (Аноним) Плач евреев на берегах Днепра // Новороссийский телеграф. 1880. №1665
81 См.: (Аноним) Сумбур идет // Рассвет. 1880. № 13.
82 См.: Крестовский Вс. Собр. соч. Т. 8. С. 286.
83 Первая часть романа была опубликована в журнале "Русский вестник", № 1-2, за 1881 г. Первое издание – Крестовский Вс. Тьма египетская. СПб., 1889.
84 См.: Крестовский Вс. Собр. соч. Т. 9. С. 488.
85 Германофобия Вс. Крестовского – чрезвычайно важное историческое явление. Ср.: Манфред А.З. Указ. соч. С. 22-23: "Во время войны 1870-1871 гг. официальная позиция русского правительства была, как известно, откровенно благожелательной к Пруссии… Габриак… так определил своеобразие нейтралитета России: "Император… оставался нейтральным до конца… тогда как большинство России придерживалось нейтралитета, благожелательного к Франции…" "Никогда еще наше правительство не находилось в таком разъединении с общественным мнением…" – записывал Феоктистов. Мещерский, редактор "Гражданина", "слуга царя", и тот в своих мемуарах отмечал резкое расхождение правительственного
86 Крестовский Вс. Собр. соч. Т. 8. В дальнейшем страницы романа указываются в круглых скобках.
87 Елец Ю. Послесловие. – В кн.: Крестовский Вс. Собр. соч. Т. 9. С. 489.
88 Там же. Т. 8. С. 207.
89 Там же. С. 489.
90 Там же. Т. 8. С. 248.
91 Там же. Т. 8. С. 290-291.
92 Там же. Т. 8. С. 289.
Глава четвертая
ВРАГИ РОДА ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО
ПРОВОКАТОР
Одной из особенностей антисемитской беллетристики (впрочем, как и публицистики) является диффузия одинаковых идей и сюжетов. Не претендуя на оригинальность, творцы повестей и романов о евреях, как и многочисленные "критики" еврейского образа жизни и иудаизма, без зазрения совести заимствовали друг у друга все, что только могли, абсолютно не считаясь с фактом, что они "открывали" давно открытое их предшественниками. Возможно, этим феноменом эпигонства объясняется то колоссальное количество статей и брошюр, книг и томов, которые буквально завалили издательства и полки магазинов. Однако, если "научные труды" конца XIX в.1 вряд ли сыграли главную роль в создании "Протоколов Сионских мудрецов", то беллетристика, несомненно, была в этом деле не только "повивальной бабкой", но и "кормящей мамкой". Вот почему в мифе о "всемирном заговоре" евреев беллетристическое начало занимает по праву доминирующее место, а среди беллетристов конца 90-х годов, подвизавшихся на ролях "ревнителей" и "пророков", пожалуй, главенствует мрачная фигура выкреста и ренегата С.К. Эфрона-Литвина.
Эфрон (Ефрон) родился в 1849 г. в Виленской губернии в весьма набожной еврейской семье и, возможно, приходился родственником одному из издателей энциклопедии "Брокгауз и Ефрон", а, следовательно, находился в родстве с виленским гаоном2. Имя Эфрона до крещения неизвестно. Его дед был раввином. В 12 лет Эфрон поступил в Виленское училище. Глубокое впечатление на юношу оказало польское восстание 1863 г., так что роман "В лесах и в подполье" (СПб., 1893) во многом строился на воспоминаниях автора. Учась в раввинатском училище (впоследствии, кстати, преобразованном в Еврейский учительский институт), Эфрон сотрудничал в "Виленском вестнике". Закончив в 20 лет училище, юноша собирался поступить в Петербургский университет, но, опоздав сдать экзамены, начал преподавать русский язык и арифметику в еврейской школе ("Талмуд-Тора") уездного города Слонима. С 1869 г. Эфрон стал печататься в русской прессе: в "Вестнике Западной России" (№ 9 и 11) появился первый рассказ юноши под названием "Из еврейского быта". В начале 70-х годов он перебрался из Вильны в Петербург и стал вольнослушателем Горного института.
Стремясь к писательству, Эфрон отнес в журнал "Русский мир" (редактор генерал М.Г. Черняев) свой "обличительный очерк", который чрезвычайно понравился Черняеву, хотя тот и обозвал плохо говорившего по-русски автора "наглым жидом". Это не помешало тому, что между прославленным генералом и начинающим писателем завязалась дружба, продолжавшаяся до смерти М.Г. Черняева. Редактор "Русского мира" предсказал Эфрону литературную известность, постоянно поддерживал писателя материально и даже внес деньги за учебу студента. Однако, проучившись три года в Горном институте и так и не закончив курса, Эфрон неожиданно покинул Петербург и поселился у родителей в Вильне. Затем столь же неожиданно он уехал в Москву, надеясь поступить в Императорское Московское техническое училище, но занятия литературой отвлекли его и на этот раз от учебы. Здесь он стал активно сотрудничать в редакции "Современных известий", редактором которых был известный антисемит Н.П. Гиляров-Платонов3.
Скорее всего в конце 70-х или в начале 80-х годов Эфрон крестился, но о неискренности этого шага судить трудно: митрополит Антоний утверждал, что в период их знакомства "крещеный иудей" был последовательным, достойным уважения христианином "из евреев", который сожалел о своих братьях ("израильтянах"), пребывающих в религиозном заблуждении4. Вместе с тем "либеральная болтовня" закончилась для Эфрона в конце царствования Александра II весьма печально: он был арестован по подозрению в "революционной пропаганде", но вскоре освобожден. Отделавшись легким испугом, Эфрон любил подчеркивать, что его либерализм не доходил до требований конституции, ибо он "не желал наступления царства адвокатов и говорунов и всяких других хищников-разночинцев с волчьими аппетитами и покладистою совестью"5. Как бы там ни было, но с этого времени друзьями Эфрона становятся люди только из правого лагеря: обер-прокурор Синода К.П. Победоносцев, государственный контролер Т.И. Филиппов, славянофилы М.Н. Катков и.С.Ф. Шарапов. Как у многих ренегатов того времени, отступничество Эфрона было двойным – религиозным и политическим, а его путь,
В литературной критике творчество С. Эфрона-Литвина было оценено по-разному: одни – С. Гинзбург и Ю. Гессен7 – отказывали ему в писательском таланте, зато другие превозносили его дар. Так, Д.В. Туткевич неоднократно цитировал С. Эфрона-Литвина, считая, что в "отношении психологии еврея Крестовский значительно слабее…"8, а В.В. Розанов отмечал (по поводу рассказа "Искупление") при идейной отчужденности от него кровную связь писателя с иудейством, ибо как "у серьезного человека, дар автора – серьезен")9. Все произведения С. Эфрона-Литвина построены по известному шаблону. Обычно, по мысли автора, лучшие представители еврейства (чаще всего женщины) начинают сомневаться в истинности иудаизма и решают перейти в христианство. Кагал, естественно, изо всех сил преследует отступницу (реже, отступника). Счастливая или же несчастливая концовка, в зависимости от желания автора, одинаково возможна: так, в повести "Замужество Ревекки" дело заканчивается крещением и браком с "благородным гоем"; зато в повести "Жертвоприношение" (повесть удивительно напоминает роман Крестовского "Тьма египетская") девочка-отступница, преследуемая фанатиками, кончает жизнь самоубийством10.
В 1897 г. в Петербурге появилась книга С. Эфрона-Литвина "Среди евреев", названная так по первой из помещенных в ней повестей, впервые опубликованной в 1896 г.11.
Как это стало ясно спустя 10 лет, в основе сюжета повести оказалась литературная версия похищения "Протоколов Сионских мудрецов".
Некий еврей "коммерции советник" Моисей Борисович Бердичевский предложил безработной учительнице место гувернантки в его семье, состоящей из двух дочерей 10 и 8 лет, жены и ее отца-миллионера Бобруйского. Кстати напомним, что фамилия Волка (Желябова) в романе Б. Маркевича "Бездна" также была Бобруйский. Убедившись в совершенном знании немецкого языка будущей гувернантки, Моисей Соломонович ставит перед ней непременное условие: русская учительница обязана представиться семье в качестве курляндской еврейки. По словам Бердичевского, отец, человек старого закала, не может пустить в свой дом иноверку. Хотя такая роль и претила молодой учительнице, она из-за материальных трудностей все же приняла предложение.
Совершенно очаровав старого еврея, Пеша (как стали именовать учительницу) в качестве секретарши проникает в тайны кагала: тщедушный еврей оказался "всего-навсего" главой мирового заговора.
При встрече со старым Борухом Пеша почувствовала (повествование в повести "Среди евреев" ведется от первого лица) неординарность личности героя: "Последние слова он произнес с такой силой и с таким глубоким сознанием своего могущества, что, как мне казалось, совершенно изменился, превратившись из хилого, плюгавого старичка в крепкого духом и мощного телом, в какое-то чуть ли не высшее существо, способное уничтожить на своем пути всякие препятствия какими бы то ни было средствами, ни перед чем не останавливаясь, никого не страшась… Да, я вполне сознала, что передо мною был жид сильный и такой же мстительный и грозный, как и Иегова, которому он поклоняется" (33).
Войдя в доверие к старику, Пеша попадает в тщательно скрываемую от посетителей дома комнату (комната напоминала сарай, но с зарешеченными окнами, а в одном из углов стоял громадный железный шкап, крепко прикованный к стене) и узнает от Боруха: "Все тайны Израиля сосредоточены здесь… не пройдет и часа, и ты будешь посвящена в эти тайны… Тут вся моя тайная корреспонденция из всех концов мира… Вот письма из Вены! Вот из Берлина!.. Вот из Парижа!.. Вот из Лондона!.. Вот из Нью-Йорка!.. Вот из Константинополя!.. Вот из Иерусалима!.. Вот из Мадрида!.." (45). Далее гувернантка сообщала: «Он сортировал свои письма, продолжая именовать различные города разных стран света, откуда они получены. Письма, которые были написаны на древнееврейском языке, он отодвинул подальше, а на европейских языках разложил передо мною. "Видишь, сколько благочестивых евреев заняты борьбою с неверными и уделяют свое время и свои капиталы… Борьба идет не на жизнь, а на смерть! И победим мы, потому что с нами Бог, давший нам Тору на горе Синай, поставивший нас в челе всех народов, возвысивший нас над всеми и обещавший нам в наследство весь мир! Мы, народ царственный, всех победим, поработим и будем владычествовать над, всеми языками. Нечестивые народы погибнут от страстей своих, которыми наделил их сатана, а мы победим добродетелями, которыми наделил нас сам Бог-Цаваоф…"» (74, 79-80).