История одной болезни

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

С недопитой бутылкой водки в левой руке, и, с истлевшей до фильтра сигаретой, в правой, Инна сидела, свесив ноги с открытого окна пятого этажа. Она хотела прыгнуть. По факту решать уже было нечего. Ее душа умерла пару часов назад.

Она была расстреляна в упор безжалостными словами, человека, которого Инна любила. Без права на амнистию ее тяжкий грех был соучастником этой инквизиции для души, и теперь осталось на удивление трезвое, разумно

Инна смотрела, как лучи уходящего солнца ласкают все еще зеленую лужайку под окнами. Она не решалась прыгнуть из-за неистового чувства ответственности перед теми, кто любил ее. Апогеем эгоизма стала бы ее смерть в этот вечер, поэтому, сделав большой глоток Nemiroff, Инна отчаянно закричала.

Он смотрел на нее грустными и жалкими глазами. Все было так, как Инна себе и представляла: раннее утро, стук в дверь, она полусонная и раздетая, и он на пороге, с букетом белых роз.

Было только одно НО. В своем больном воображении Инна кидалась ему на шею, целовала его, тащила в спальню. Инна его любила. А сейчас, ей просто хотелось закрыть дверь и сделать вид, что это был сон.

Но, увы. Это было наяву. Он стоял перед ней с букетом. Исподлобья косился, как виноватый пес, и ловил взглядом каждый ее вздох. Он словно ожидал приговора, в надежде на то, что сейчас она бросится к нему на руки, или на худой конец ее рот растянется в широкой улыбке.

– Привет. Не ожидала, правда?…

«Оооо не представляешь, как ожидала! Даже, скажу тебе больше, грезила день и ночь об этой минуте. В мельчайших подробностях представляла, как все это будет!» – пронеслась мысль в ее голове.

Год назад за этот миг, она бы отдала лучшую часть своей жизни. Если не всю. Год назад, видя его на пороге, она закружилась бы в бешеном вальсе от счастья, которое ее переполнило. Но прошел год. Целый год, и сейчас та другая, окрыленная мечтами о счастливой жизни с раскаявшимся любимым, канула в небытие. Сейчас была Инна-настоящая, циничная, больная на голову невротичка, все еще помнящая и ничего не простившая до конца. Так и не сумевшая вылечить душу от ран, и от этого равнодушная к чужой боли.

Прежде чем она ответила ему, прошел, казалось, час. Она сказала «привет» с торжествующей ухмылкой на лице. Не сказать, что Инна была не рада. Еще как она радовалась своей Пирровой победе. Вот правда, еще не до конца осознавала, что теперь с этим делать.

– Что ты хотел?

– Поговорить хотел. Это тебе, кстати. – сказал он и неуклюже протянул букет.

– Зачем?

– Что зачем?

– Поговорить.

– Эмм… может, хотя бы чаю для начала нальешь?

– Нет, не налью. Не о чем говорить.

Она закрыла дверь у него перед носом.

В голову снова полезли искалеченные мысли. «После 3 месяцев спокойствия и года ожидания, он позвонил мне. Зачем?»

Говорил какую-то чушь. Давай просто общаться, будем друзьями.

У него все было «просто». Просто можно было любить другую, и просто общаться с ней. Просто можно было приходить с утра, без звонка, и просить налить чаю, словно его тут ждали все время.

В его ограниченном мире все было просто. Он умел строить диалог так, словно ничего не произошло. Словно он не предавал ее, а просто вышел в магазин за хлебом. Его магнетизм, притягивая и убаюкивая, каждый раз заставлял Инну все больше себя ненавидеть.

Инна не могла его ни забыть, ни простить, ни принять. Зачем рядом нужна она, когда есть другая? Как можно не понимать, что «просто» уже никогда ничего не будет. Что старые раны не заживают, а только гноятся. Боль никуда не исчезает, а только притупляется. Искалеченная душа не излечивается, а только черствеет. А люди-то по сути не меняются, и проблемы остаются все те же.

Закрыв дверь, она послала его ко всем чертям. Весь день билась в истерике. «Не хочу, не могу, только не это, пожалуйста.» Его эгоизм был выше всякого разумного понимания. Снова возвращаясь «незачем» и «просто» он заливал морскую воду в ее шрамы. Инна не хотела больше ни думать о нем, ни плакать о нем, ни хоронить себя снова. Но не получалось. Каждый раз, когда он приоткрывал дверь в ее жизнь, она его пускала. Не сумев простить ни его, ни себя, она проходила через семь кругов ада снова и снова, отправляя свою душу в мясорубку.

Инна расплачивалась за убийство невинного и нерожденного. Наказывала себя сама, позволяя ему вытирать ноги о ее гордость, и выедать мозг чайной ложкой. Но эти трудности увы, не убили Инну, но и сильнее не сделали.

Безответная любовь никого еще не сделала сильнее. Она опустошает, ломает, делает жестче, циничнее, но не сильнее. Режет ножом надежду на малейшее понимание и доверие. Самое страшное было то, что между ними так и оставались километры несказанных слов, обида за разрушенные мечты и глупая вера в то, что он полюбит ее когда-нибудь. Было глупо винить только его.

Невообразимая боль, детская обида и злоба на мир разъедало ее сердце. Вечная борьба сердца и разума доводила только печень.

Она закурила, стараясь ровно дышать. «Позвонил 3 месяца назад, сегодня приперся с утра, целый год думал обо мне. Зачем?» Этот вопрос без ответа, каждый день всплывал в ее голове. Зачем? Прошло уже столько месяцев, и она почти начала приходить в себя, а сейчас опять все возвращалось: она разбитая и сама себе ненужная, он обиженный глупый ребенок, осень за окном, тоска, листающая улицы и лица. Все было так же безысходно, как и 2 года назад, когда этот кошмар только начинался.

Тоска листала улицы и лица, и, тяжелыми, холодными каплями боли скатывалась куда-то вниз. В это черно-белое воскресенье, она, как обычно, вспоминала о том, как он уходил. Медленно, мучительно и больно, оставляя ее перед тяжелым выбором: оставлять или не оставлять их общего ребенка. Давать ли ему право родиться?

Как ей казалось из двух зол она выбрала меньшую – не оставлять. У нее не было нормальной работы, да и откуда она может быть на втором курсе обучения в ВУЗе? Она не смогла бы прокормить его одна. Отправлять его к маме в маленький провинциальный город тоже было неправильно.