История одной практики
Шрифт:
Эрик покивал, морща лоб.
— А до ужина он тут работал, и все нормально было? — спросил он.
— Да, — сказала Банни. — Его и не было-то, ну полчаса от силы. Ну, минут сорок. Вернулся, а она…
Эрик снова покивал.
— То есть, где-то на закате, — сказал он. — Интересно…
— Что?
— Я думаю, надо устроить засаду, — сказал Эрик, стряхивая пепел за порог. — Спрятаться тут где-нибудь и посмотреть, что такого с огневкой происходит, отчего она гаснет. Это точно не от старости, как я было сначала подумал, она у тебя маленькая еще, ей рано. Ее что-то
— Кто? — ахнула Банни.
— Не знаю, — ответил Эрик, докуривая сигарету и прикуривая от нее новую. — Спрячешься и посмотришь.
Воцарилось молчание, нарушаемое только тихим потрескиванием из горна, где огненная саламандра глодала уголек, и мокрым шелестом крупных дождевых капель, падающих на землю. Дождь, сделав передышку, теперь готовился припустить со свежими силами. От этого, а может и еще по какой-то причине, настроение Эрика, и без того паршивое, стало совсем отвратительным. Он сейчас злился, злился на себя, сам не особо понимая, почему злится.
— А ты не поможешь? — тихо спросила Банни.
Эрик в очередной раз выдохнул табачный дым и качнул головой.
— Самое позднее в девять вечера мне нужно быть в общежитии, в Корпусе, — ответил он несколько резко. — Если вдруг обнаружится, что меня нет, у меня будут проблемы.
— Аааа… — протянула Банни. — Ты потому злишься?
Эрик вздрогнул.
— Нет, — ответил он. — Это все дождь… терпеть не могу такую погоду.
Он замолчал, рассматривая огонек на кончике своей сигареты.
— Ректор обожает по ночам устраивать построения, — буркнул он. — Учебные тревоги. Чем хуже погода, тем только лучше, с его точки зрения. Сегодня обязательно что-нибудь сделает такое. Не могу же я и тут, и там быть.
Капли с неба стали падать чаще, грозя обернуться новым ливнем. Банни хмурила лоб, Эрик курил.
— Вообще-то, — щеки Банни покраснели, она засмущалась, и оттого говорила совсем тихо, — никто тебя не собирался… на ночь. Просто хотела попросить о помощи. Папа заполночь вернется, а мне что-то как-то страшно одной в засаде. Вдруг, это что-то ужасное мою огнюшку тушит? А?
Уши Эрика стали приобретать розовый оттенок, всего на полтона бледнее румянца девушки, а сам он закашлялся.
— Вообще, Лонгвиль раньше полуночи редко обход делает, — сказал он, сжигая окурок на ладони и стряхивая пепел на улицу. — Тем более, в такую погоду. Так что, если вдруг тебе действительно страшно… то я рискну. С одним условием.
— Каким? — спросила Банни подозрительно.
— Ты меня накормишь. Если я на ужин в общагу побегу, то точно к закату обратно не успею, — ответил Эрик. — И еще… у вас тут есть мел?
— Паровой молот — вещь. Но дорого — жуть! Папа говорит, что и без него прекрасно справляется, но я же вижу — хочет. Так что я подумала: расплачусь за огнюшку, подкоплю и, может быть, года через полтора вот на этом самом месте, где мы сидим, он и будет стоять.
Сидели они прямо на полу, прижавшись спинами к одной из наковален внутри нарисованного на полу магического круга. Впрочем, кругом эта фигура называлась весьма
— Папа тогда все-все сможет ковать и гораздо быстрее, чем сейчас, — продолжала Банни, осторожно вытягивая левую ногу, стараясь не задеть меловых линий, слабо светящихся в полумраке. — Он уже не молод, у него и спина побаливает и шея… а у папы заказов много, он один из лучших кузнецов в городе.
Эрик крутил между пальцев незажжённую сигарету, подносил ее к носу и нюхал, прятал за ухо, снова доставал, мял фильтр и снова крутил между пальцев. Мало того что здесь нельзя было курить, так еще и сидеть было совсем неудобно. Круг был небольшой, приходилось поджимать под себя одну ногу и опираться на одну руку. Выходить за границу было нельзя — это бы немедленно разрушило маскировочное заклинание, которое Эрик с таким старанием наложил.
— У меня тоже что-то шея… — пробормотал он, несколько смещая колено и поворачивая голову. — И что, паровой молот сильно поможет?
— Конечно! Спрашиваешь! Одно дело — кувалдой махать, а другое дело — заготовку под молот подсовывать и поправлять, — ответила Банни. — Мог бы круг побольше, пошире нарисовать, тогда и сидеть удобнее было бы.
Эрик фыркнул.
— Нет, мне конечно приятно, что ты такого мнения о моих способностях, — сказал он. — Но чем шире круг, тем больше сил на него надо, да и вероятность ошибки при вырисовывании выше. А я, знаешь ли, не высший маг и никогда им не буду. Что-то никто за саламандрой не торопится…
Банни бы вполне устроило, если бы ее огненную ящерку оставили в покое, и никто бы за ней совсем не являлся.
— Кстати, — спросила она. — А куда твоя саламандра делась? Ну, та, которая у тебя жила.
— Она… ее нет больше, — ответил Эрик, снова доставая сигарету из-за уха. Вот уж о чем он не собирался разговаривать, так об этом. Но вдруг, неожиданно сам для себя, добавил: — Диану совсем не правильно назвали Драконом. Ее правильнее было назвать Саламандрой. Она у нашей огневки и позаимствовала сущность, когда… тогда… До этого вообще считалось, что заимствовать огненных ящериц нельзя.
— О-о-о, — только и сказала Банни. — Извини… Я не хотела… Тебе неприятно об этом говорить, я понимаю…
— Да ладно, — махнул рукой Эрик. — В огненной магии есть такое заклинание, «огненный элементаль» называется. На самом деле с элементалями огня оно мало общего имеет. Маг просто заставляет воздух вокруг себя гореть. Если температура горения высокая — то очень эффектно выглядит, и в драке весьма эффективно. Но маг при этом остается человеком, а Диана, как мне кажется, этого как раз и не хотела.