История одной судьбы
Шрифт:
— Да вы его знаете. Второй секретарь из Борска.
Ничего особо хорошего Анна о Щадилове не слышала, но и возразить ничего не могла.
— Маленечко зазнался у себя в Борске, напортачил с мясом, вот и решили к вам, — объяснил Косяченко.
— А зачем к нам, если напортачил?
— Пусть не зазнается!
— Зачем же…
— Да вы не бойтесь, он крепкий мужик, в случае чего может нажать, при вас в Суроже в самый раз будет…
Она пыталась возразить:
— Если Щадилов, мы у себя получше найдем…
Голос Косяченко посерьезнел:
— А
Косяченко испортил Анне настроение. Она плохо знала Щадилова, но уже одно то, что Щадилова посылали в Сурож в наказание за какие-то провинности, мало ее устраивало. Однако Косяченко говорил столь решительно, что она не осмелилась отвергнуть неожиданно свалившуюся как снег на голову кандидатуру.
На следующий день она поделилась новостью с товарищами, но никто не выразил ни особой радости, ни недовольства.
Неожиданно в райкоме появился Костров. Его-то Анна уж никак не ожидала.
— Был в Калачеве, у текстильщиков, — объяснил он. — К вам не собирался, но по дороге решил завернуть…
В Калачеве находилось несколько крупных ткацких фабрик, «по дороге» выглядело очень относительно, Калачево стояло в стороне. Однако появлению Кострова Анна обрадовалась.
Костров поинтересовался:
— Отчет готов?
— Читали на бюро, утвердили.
Анна подала Кострову папку с отчетом.
Костров небрежно перелистал несколько страниц.
— Не боитесь?
— Боюсь, — призналась Анна. — Все в порядке, и боюсь.
Костров снисходительно усмехнулся:
— Привыкнете.
Он прошелся вдоль кабинета быстрым своим пружинящим шагом и остановился у окна.
— Ну, а как со вторым секретарем? Устраивает вас Щадилов?
Он, конечно, знал уже о звонке Косяченко. Кострову Анна и подавно не собиралась возражать. Почему-то она чувствовала себя в присутствии Кострова девчонкой. Давно уже и не считала себя, и не была девчонкой, но в присутствии Кострова почему-то терялась — настолько для нее велик был его авторитет. Но и лгать не хотелось. Конечно, она не могла не считаться с мнением обкома, она подчинится любому решению, но пусть все-таки знают, что она подчиняется, но не принимает это решение душой.
— Нет, — произнесла она почти что с отчаянием. — Не устраивает он меня, Петр Кузьмич!
Кострову нравилась прямота этой женщины.
— Вы не стесняйтесь, — поощрил он Анну. — Говорите прямо, как думаете. Я для того и заехал, чтобы вы могли высказаться начистоту.
— На что нам Щадилов? — сказала Анна. — В Борске недотянул, а у нас справится? Петр Кузьмич! Я бы партработников, у которых слаб авторитет, не задерживала на партийной работе. Пошлите Щадилова по специальности, а если не знает ничего, пусть поучится.
Костров опять усмехнулся.
— То-то и беда, не дотянул, а перетянул, администрировать любит. Вот мы и надумали его сюда. Вы женщина, характер у вас помягче, Щадилов
Анна бросила на Кострова недовольный взгляд.
— А я, думаете, не нажму?
Глаза Кострова смеялись.
— Нажмете?
— Нажму.
— Работать, конечно, вам… — Костров задумался. — А если не Щадилов, кого тогда?
Анна осмелела.
— А вы позвольте нам самим выбрать.
— А кого?
Анна назвала:
— Ксенофонтов.
Костров пытливо смотрел на Анну, он не припоминал, о ком это говорит Гончарова.
— Ксенофонтов?
— Из Сурожской РТС, — пояснила Анна. — Механик и секретарь партийной организации.
— Фамилию будто слышал, а не припоминаю, — Костров прищурился. — Чем он знаменит, этот ваш Ксенофонтов?
— Честностью, — ответила Анна. — Честностью, прямотой.
— Серьезные качества. А вы давно его знаете?
— Пятнадцать лет. Я жила у Ксенофонтовых на квартире, когда приехала в Сурож. Он еще мальчик был.
— А недостатки?
— Резок. Упрям. Нетерпелив…
Костров понимающе кивнул.
— Вызовите-ка сюда вашего Ксенофонтова.
— А может быть, к нему проехать? — предложила Анна.
— И то ладно, — согласился Костров. — Посмотрю кстати РТС.
Анна пошла вместе с Костровым к выходу.
— А вы не ходите, — остановил он ее. — Я один, не надо мне представлять Ксенофонтова.
Анна с нетерпением ждала возвращения Кострова. Он отсутствовал около часа. Вернулся серьезный, насупленный. По-хозяйски сел у стола. Молчал. Анна не могла определить, с каким решением он вернулся. Что он высмотрел в мастерских? Она не выдержала.
— Ну как, Петр Кузьмич?
— Дайте-ка его учетную карточку…
Просмотрел карточку.
Спросил:
— Почему предлагаете его в секретари?
— Его весь город знает. Я агроном. А он механик. Полезно и для сельского хозяйства и для промышленности. И уж очень с аппетитом работает.
Костров опять вскинул на Анну глаза.
Переспросил:
— С аппетитом?
Потом поморщился.
— Не понравилась мне РТС. Тесно, станки старые. Надо расширяться…
— Ксенофонтов не раз выступал с этим вопросом. А в райком попадет — нажмет…
Костров еще раз усмехнулся и вдруг согласился:
— Ну что ж, у меня нет возражений. Сегодня сделайте представление, а завтра рассмотрим на бюро…
Он поднялся.
— Как будто не ошиблись. А как сама? Уверены в себе?
Анна смежила веки, покачала головой:
— О себе тоже хотела поговорить.
Костров испытующе взглянул на Анну:
— Колеблетесь?
— Нет. Но боюсь упреков.
Костров разглядывал Анну.
— В чем?
Анна потупилась.
— Вы знаете, Петр Кузьмич… Я уже решила. Не выберут, выгоню мужа. Пьет. Ужасно пьет. Хотела развестись, не позволили. Говорят, перевоспитывай. Других за такие поступки я исключаю из партии. А своего… ни исключить, ни перевоспитать. Любой делегат может сказать: с других требуешь, а у себя…