История одной судьбы
Шрифт:
Все это вырвалось у нее как-то внезапно, она и не собиралась говорить об этом с Костровым. Но она действительно часто думала, не уйти ли ей и вправду с партийной работы. Алексей ее срамит, лежит у нее на совести нестерпимым грузом.
Она безвольно опустилась на стул.
— Как быть, Петр Кузьмич?
— Не распускаться!
Он выкрикнул это резко, отрывисто, даже зло. Взял за плечо, грубо, бесцеремонно, — Анна никогда не подумала бы, что у Кострова такие жесткие, такие беспощадные пальцы, —
— Что вы нюните? — отрывисто спросил он. — У вас пьяница, у другого жена мещанка, у третьего сын не задался… Так из-за этого изменять себе? Воспитывайте! А не поддается. — судите. Но не опускайте рук. Не опускайте, понятно? Теперь нечего отступать…
Этот крик задел Анну за живое.
— Я не отступаю, — проговорила она, сдавленным голосом. — От работы не отказываюсь. Я никакой работы не боюсь. Пойду всюду, куда пошлет партия. Но ведь я возглавляю райком. Могут упрекнуть. Я на сессию, а его в милицейской машине везут. Стыдно. Пошлите дояркой, свинаркой. На любую стройку. Вы увидите…
— А кто вас упрекает? — резко оборвал Костров. — Свинаркой… — саркастически повторил он. — А нам надо, чтобы вы были первым секретарем.
XLIX
Беспокойно провела Анна ночь перед конференцией. Ей хотелось выспаться, но заснуть не дал Алексей. Вернулся он домой необычно рано и трезвый. В последнее время это редко случалось. Анна было подумала, что он щадит ее, боится сорвать ей доклад. Но именно для того, чтобы сорвать доклад, он и пришел на этот раз трезвым.
— Нам нужно поговорить, — сказал Алексей.
— А может, лучше выспаться? — спросила Анна.
— Успею…
Он еще раз потребовал от нее, чтобы она ушла с партийной работы. Ни больше, ни меньше. Чтобы отвела свою кандидатуру при выборах райкома. Он хотел вернуться вместе с Анной в деревню. Не обязательно в «Рассвет». В любой колхоз. Он хотел, чтобы Анна вновь превратилась в агронома и в равной степени занималась собственным домом и полеводством. Он хотел, чтобы Анна была такой, как десять дет назад.
— Пойди лучше выпей, — сказала Анна, — Пьяный ты умнее.
— Ты, откажешься? — повторил Алексей.
— И, не подумаю, — ответила она.
— Значит, я ничего для тебя не значу? — спросил он.
— Значишь, — сказала она. — Все еще значишь, но теперь не так уж много.
— Партия тебе, конечно, дороже, — насмешливо сказал Алексей.
— Ты не ошибся, — подтвердила Анна.
Он принялся ругаться. Негромко, но гнусно. Так, чтобы не слышали дети, — он не был на этот раз пьян, — но так, чтобы как можно сильнее унизить и оскорбить Анну.
Она взяла книгу, принялась читать. Спать было невозможно. Она читала, а Бахрушин ругался. Так они провели ночь.
Она пришла в райком с таким ощущением, точно всю ночь провела под обстрелом. Но она взяла себя в руки. Нет, нет, она уже не та Анна, какой была десять лет назад.
Пригласила членов бюро. Провела краткое заседание. В последний раз обменялась мнениями о составе президиума…
И разошлись. Собственно говоря, райком в его теперешнем составе уже не существовал. Через два часа откроется конференция, и райком сложит свои полномочия.
Анна просмотрела утреннюю корреспонденцию. Открыла папку с докладом. Проверила, внесла ли Клаша исправления в соответствии со сводкой о надоях…
Вздохнула. Вот они — итоги труда всех сурожцев. Через два часа она встанет со своим отчетом перед делегатами конференции…
Кто-то осторожно приотворил дверь.
Кто это? Анна просила Клашу по возможности никого к ней не пускать. Хотелось сосредоточиться, собраться с мыслями. Она не прочь была даже вздремнуть с часок.
Алексей… Что ему нужно?
Он плотно притворил дверь и пошел к ней.
— Что тебе?
Он не ответил. Он шел к ней. Шел, выпрямившись, твердыми, уверенными шагами. Одна Анна могла понять, что он пьян. Не хватало только, чтобы он пьяным явился сейчас к ней в райком!
— Ну, сядь, сядь…
Он опять не ответил. Подошел к столу.
— Я спрашиваю, что тебе?
Он обошел вокруг стола и рывком схватил Анну за руку.
— Пусти!
Он опять ничего не сказал. Только держал за руку и ничего не говорил. Она привстала. Сколько он ни пьет, а силы ему не занимать стать. Рука Анны была точно в железных тисках.
— Сейчас же пусти!… Ты чего молчишь? Больно. Ты с ума сошел!
На нее пахнуло едким запахом водки.
— Ты уйдешь из этого чертова райкома?
— Послушай, Алеша…
Он вдруг ударил ее в бок, нанес короткий и тяжелый удар в подреберье.
От неожиданности Анна чуть не вскрикнула, но она только охнула и опустилась в кресло.
— Уйдешь?…
Он принялся выкручивать ей руку.
— Уйдешь? Уйдешь?… Слышишь?… Искровеню всю! Кому секретарь, а мне ты жена… Выкобениваешься, тварь…
Все это было и отвратительно и унизительно. И просто ей было больно. А он все наносил и наносил удары, все норовил ударить ее в живот.
Крикнуть она не могла. Не могла выставлять себя на всеобщий позор. Вот как она его перевоспитала! Что она за руководитель, если собственный муж бьет ее.
Она боялась вскрикнуть.
— Алеша, ты пьян… Ты пьян. Образумься. Поди проспись. Я прошу. У меня конференция. После поговорим, Алеша…
Но Алексей все продолжал и продолжал наносить ей короткие и тяжелые удары.