История Оливера
Шрифт:
– Как ты? – спросил папа.
– Да все по-прежнему, – ответил я. (Каюсь, я никогда не пытался облегчить наши разговоры.)
– С настроением… получше? – пытается проявлять интерес. Допустим.
– Немного.
– Замечательно.
Сегодня я заметил, что отец выглядел более хмурым, чем в прошлом году. И даже более озадаченным, чем когда мы ужинали в Нью-Йорке прошлым летом.
– Оливер, – начал он тоном, обычно предвещающим неприятности, – могу я быть откровенным?
Пап, ты что, серьезно?!
– Разумеется, – ответил я.
– Я хотел бы поговорить с тобой
– О моем будущем, сэр? – спросил я, в душе уже вовсю готовясь к обороне.
– Не совсем. О будущем Семьи.
Я вдруг подумал, что либо отец болен, либо мама. С этих двоих вполне сталось бы сообщить об этом с таким вот флегматичным видом. Или вообще просто прислать письмо. (Очень в стиле мамы!)
– Как ты знаешь, мне уже шестьдесят пять, – объявил он.
– Будет в марте, – поправил я. Пусть знает, что я в курсе.
– Хорошо, тем не менее я должен думать так, будто мне уже шестьдесят пять.
Ему что, не терпится узнать размер своей пенсии?
– Согласно правилам партнерства…
Я абстрагировался от того, что он нес ближайшие минут десять. Поскольку слышал все это в тех же выражениях и относительно того же вопроса двенадцать месяцев назад. То есть я уже заранее знал, о чем он.
Только в этот раз обставлено все было несколько иначе. В прошлом году, после нескольких разговоров с гарвардскими шишками, мы остановились перекусить уже в Бостоне. Отец припарковался прямо у своего офиса на Стэйт-стрит. В этом здании размещалась лишь одна фирма, та, чье название, собственно, и украшало фасад: «Инвестиционный банк Барретта, Уорда и Сеймура».
По пути к ресторану отец посмотрел наверх и заметил:
– Правда, по вечерам здесь зловещая тишина?
– В твоем личном офисе всегда тихо, – отозвался я.
– Так вот, это затишье перед бурей.
– Но ты ведь любишь такое затишье.
– Да, Оливер, – сказал он, – мне нравится.
Что? Не деньги, определенно. И не сама власть, гарантированная за счет вложений в города, предприятия или корпорации. Думаю, он имел в виду ответственность. Вот что его возбуждало – если отца вообще когда-нибудь что-нибудь возбуждало. Ответственность по отношению к заводам, которыми владела Компания, к самой Компании и к ее священному институту моральных ценностей – Гарварду. И, конечно, к Семье.
– Как ты знаешь, мне уже шестьдесят четыре, – объявил отец тем вечером в Бостоне – целый матч Гарвард – Йель назад.
– В следующем марте, – уточнил я, дав таким образом понять, что помню день его рождения.
– …а согласно правилам партнерства, я должен уйти в отставку в шестьдесят восемь.
Повисла пауза. Мы шли по пустынным улочкам Бостона.
– Нам необходимо поговорить об этом, Оливер.
– О чем, сэр?
– Кто станет старшим партнером после меня.
– Мистер Сеймур, – предположил я. В конце концов, есть еще два партнера – судя по названию компании и вывеске над офисом.
– Сеймур и его семья владеют двенадцатью процентами, – сказал отец. – У Уорда десять.
Господь свидетель – не я спросил его об этом, он сам.
– Еще несколько процентов акций у тети Элен – их
Мне захотелось перебить его. Просто чтобы не дать закончить:
– … а в конечном счете – тебе.
Если бы я не представлял, каких усилий от него потребовал этот разговор, давно бы сменил тему. Вот только он однозначно готовился к этому моменту долго и тщательно.
– Разве Сеймур не может стать старшим партнером? – поинтересовался я.
– Может. В случае, если никто больше не согласится принять… непосредственной ответственности за долю Барреттов.
– О’кей, допустим, он согласится? – что должно было означать «Допустим, я не соглашусь?».
– Тогда, согласно правилам партнерства, они могут выкупить нашу долю, – он помедлил, – но, разумеется, после этого все будет по-другому.
Папа не просто констатировал факт. Его голос звучал жалобно.
– Что это значит? – спросил я.
– Семья… Ее… участие.
Он знал, что я понял. Он знал, что я знал, почему мы идем так медленно. Но дистанция подошла к концу. Мы стояли у входа в «Locke-Ober’s».
Так что он успел добавить только:
– Подумай об этом.
Я кивнул, но знал, что не стану думать об этом ни секунды.
Атмосфера внутри была немного лучше теперешней. «Малиновые» в тот день совершили чудеса. На последней минуте Господь простер десницу свою над командой Гарварда, посредством посланника своего молодого защитника по имени Чампи. Шестнадцать очков меньше чем за шестьдесят финальных секунд, и на тебе – поразительный результат – ничья. Повод, чтобы отметить. Радостные мелодии неслись отовсюду:
Мы к воротам устремимся дружно,Наш взрывной порыв неукротим!И за Гарвард всех порвем, коль нужно, —Гарвард наш родной непобедим! [65]В такой атмосфере любые разговоры о семейных традициях казались совершенно неуместными – ведь все вокруг говорили о футболе. Мы прославляли Чампи, Гатто и «малиновых». Мы пили за сезон без единого проигрыша – первый для Гарварда с тех пор, как мой отец поступил в колледж.
65
Перевод И. Рапопорта.
Теперь, год спустя, все было совсем иначе и намного серьезнее. Дело было не только в том, что Гарвард продул, но и в том, что прошел еще год, а вопрос с наследником оставался нерешенным. И стал намного более насущным.
– Отец, я юрист. У меня свои обязанности, своя ответственность, – сказал я.
– Понимаю. Но наш центр операций в Бостоне совсем не будет мешать твоей социальной деятельности. Скорее наоборот: можешь считать работу в Фирме ее другой стороной.
Мне не хотелось обижать его, поэтому я не стал говорить, что «другая сторона» – как раз то, с чем я так серьезно борюсь.