История Османской империи. Видение Османа
Шрифт:
Еще один жест, подчеркивающий привязанность власть предержащих к празднованиям священных дат мусульманского календаря, был сделан Дамад Ибрагим-пашой, придавшим более экстравагантную форму пиршествам, которыми традиционно отмечалось окончание месяца рамадан. В 1721 году вскоре после назначения на пост великого визиря, он устроил пир в Эйюпе, после которого он и его свита вернулись в Стамбул с большой помпой. Со временем эти пиры стали еще более роскошными и на протяжении всего столетия оставались такими благодаря стараниям Махмуда I и его преемников, которые рассматривали их как способ производить впечатление на придворных и на простых людей, убеждая их в набожности султана и его непреходящей значимости как главы государства. [44]
44
Сегодня во время месяца рамадан политики по вечерам устраивают банкеты в надежде получить голоса, а бизнесмены желают произвести впечатление своей щедростью.
Несмотря на свои сомнения относительно придворного общества, представители духовного сословия легко становились его частью. В месяц рамадан они читали
Когда деятельность в духовной сфере стала в гораздо большей степени отвечать целям династии, ею стали манипулировать, чтобы дать султану большие правовые возможности и расширить круг его союзников. В жизни духовенства происходили и менее заметные изменения: оно становилось все более и более похожим на некую «закрытую корпорацию». Были семьи, которые в прошлом дали государству не одного шейх-уль-ислама. Теперь, и это было существенно, только династии священнослужителей стали пользоваться монополией на получение этой и других церковных должностей, и стал неукоснительно соблюдаться принцип династического наследования высших постов духовной иерархии. Шейх-уль-ислама Фейзуллу-эфенди могли убить, но его наследников реабилитировали, и они снова поднялись наверх, когда на троне оказался новый султан, Ахмед III. В период между 1703 годом, когда был убит шейх-уль-ислам Фейзулла-эфенди и на трон взошел Ахмед III, и 1839 годом, три семьи, в том числе семья Фейзуллазаде, дали стране 13 из 58 шейх-уль-исламов, а поскольку шейх-уль-исламов часто смещали, а потом снова назначали, то за ними числилось 20 сроков пребывания на этой должности из 76. Подобные династии были у военных и у чиновников, но поскольку среди священнослужителей высокого ранга можно было найти значительное количество отпрысков военных и бюрократов, принятое в 1715 году законодательство ограничило их проникновение в сферу духовной деятельноети, что было выгодно сыновьям священнослужителей и давало официальное разрешение на кумовство. Как и в сфере налогообложения, где именно столичные вельможи получили возможность пользоваться чем-то вроде монополии на систему пожизненного права собирать налоги, так и в духовной сфере именно столица получила монополию на воспитание кандидатов стать священнослужителями. «Новое кумовство» противоречило традиционным государственным «предписаниям» воспроизводить объединенный общими интересами привилегированный класс (подлинную аристократию), способный противостоять вызовам, брошенным его власти и власти султана, с которыми на протяжении XVII века сталкивалась деградировавшая система государственной власти.
Взаимоотношения великого визиря Невшехирли Дамад Ибрагим-паши и султана Ахмеда имели сходство с имевшими место в начале столетия взаимоотношениями шейх-уль-ислама Фейзуллы-эфенди и султана Мустафы II, и он точно так же сумел использовать их во благо своей обширной семьи. Члены семейства Дамад Ибрагима Невше-хирлизаде обладали значительным влиянием, так как должности в имперском совете были монополизированы его людьми: один зять Дамад Ибрагима был его заместителем на посту великого визиря, а другой являлся главным адмиралом. Сам он женился на старшей дочери султана Ахмеда, Фатиме Султан, а другие члены его семьи вступили в браки с остальными тремя принцессами. Еще не будучи великим визирем, Дамад Ибрагим уже устраивал браки между членами своей семьи и членами османской династии и выстраивал сеть, состоявшую из людей, находившихся под его покровительством. Он не терпел никакого соперничества: члены семьи Кёпрюлю (Абдулла-паша и Эсад-паша, являвшиеся сыновьями Фазыла Мустафы-паши, а также бывший великий визирь Нуман-паша) получили назначения в отдаленных провинциях империи, что было их уделом и в годы возвышения Фейзуллы-эфенди.
Невшехирли Дамад Ибрагим-паша находился на посту великого визиря в течение двенадцати лет, и это был редкий период стабильности государственного управления, сравнимый с тем, который имел место во время пребывания на этом посту Фазыла Ахмед-паши. Шейх-уль-ислам Енишехирли Абдулла-эфенди также находился на своем посту в течение двенадцати лет. Зять Дамад Ибрагима, главный адмирал, оставался на своем посту девять лет, министр финансов, Хаки Ибрагим-эфенди, — десять лет, канцлер Ючанбарли («Три амбара») Мехмед-эфенди — двенадцать лет. Однако дольше всех из окружения этого султана на своей должности оставался главный черный евнух Хаки Бешир-ага, который, несмотря на свою коррумпированность (а возможно, и благодаря ей), получив назначение на должность в. 1717 году, продержался на ней целых 29 лет.
Хотя Невшехирли Дамад Ибрагим-паша вызывал восхищение у приезжавших в Стамбул европейцев (как и у многих современных авторов), видевших в нем просвещенного реформатора, который пытался сделать империю частью современного ему мира, турецкие оценки того времени были менее восторженными. Его приверженность мирной политике явно не устраивала некоторые слои общества. Они считали, что для Османского государства оборонительная позиция является предательством всего того, за что оно боролось. Большинство османских хронистов XVIII и XIX столетий, влучшем случае, возлагали на Дамад Ибрагима ответственность за насаждение чуждых идей, а также за чрезмерное налогообложение и кумовство. Они видели в нем расточителя государственных ресурсов, излишне либерального в своем отношении к тому, что вельможи вели праздный образ жизни в своих парках и дворцах, а в худшем случае, винили его в том, что он дал зеленый свет сексуальному распутству, которое разрушило отношения между мужчинами и женщинами. Кроме того, хронисты сожалели о том, что и у простых людей появилась возможность принимать участие в этих развлечениях и подражать вышестоящим.
Дипломатические соглашения, достигнутые в Карловице в 1699 году и в Пожаревеце в 1719 году, принесли мир на западные и северные рубежи Османской империи и стали той ценой, за которую богатые и влиятельные получили некоторую отсрочку и могли наслаждаться красотами Саадабада и новых босфорских дворцов «эпохи тюльпана». Казалось, что султан Ахмед завоевывает сердца и души своих подданных и что он
Рост численности низших слоев общества, состоявших из перемещенных и лишенных имущества лиц, а также едва сдерживаемая неприязнь со стороны занятых в торговле коренных горожан и социальное неравенство стали заметнее, чем когда-либо прежде, и жестокие проявления народного гнева показали, что пропасть между теми, кто выставляет свое богатство напоказ, и остальными угрожающе расширяется. В 1726 году толпа в течение десяти ночей забрасывала камнями дворец султана Ахмеда в Бешикташе, заставив его переехать в одну их резиденций, расположенных на берегах Золотого Рога. В 1727 и 1728 годах в Измире наблюдались столкновения между янычарами и войсками, подчинявшимися представителю правительства в этом городе. Вызванные спорами относительно сфер влияния, эти столкновения переросли в длительный мятеж, в котором приняли участие те представители различных слоев населения, которые были недовольны существующим положением дел. Пришлось вмешаться Стамбулу, но все кончилось тем, что зачинщики мятежа сбежали. Что касается пожизненного права собирать налоги, то оно приумножало богатства тех, кто уже был настолько богат, что мог принимать участие в торгах, и приносило доходы их доверенным лицам. В то же время таким людям, как торговцы и ремесленники, предоставлявшие товары и услуги тем, у кого были деньги, чтобы их оплатить, а также тем, кто платил налоги, эта система открывала путь к небывалому спросу на их товары и услуги, а также к юридическим спорам о праве на сбор налогов, и в этих спорах они неизбежно становились проигравшей стороной.
На самом деле апатия османского двора и династий вельмож вызывала все большую и большую неприязнь, и к тому времени, когда государственные деятели стали это понимать, было уже слишком поздно, чтобы утихомирить беспокойство народа.
Если не считать всплеска военной активности, вызванной тем, что в 1696 году Петр Великий взял Азов, мало что нарушало мир на востоке, установленный благодаря мирному договору 1639 года, подписанному в Зухабе между Османской империей и сефевидским Ираном. В первые десятилетия XVIII века в Иране были свои внутренние проблемы, и в 1720 году султан, страстно желавший получить сведения о том, что творится в этой стране, отправил к шаху Хусейну своего посла, Ахмеда Дюрри-эфенди. Официально целью этого визита являлись консультации с Сефевидами в отношении турецко-австрийского торгового соглашения 1718 года, в котором имелся пункт, регулирующий проезд иранских купцов по территории Османской империи. В 1721 году афганские суннитские племена вторглись в Иран с востока и в следующем году взяли столицу Сефевидов, город Исфахан. Шиитская династия Сефевидов пала, а Россия в обмен на территориальные уступки согласилась помочь остаткам государства Сефевидов в их борьбе с афганцами. Турки опасались, что нестабильность распространится и на их, граничившие с Россией, кавказские регионы, и поэтому, выдвинув в качестве оправдания своих действий стародавнее обвинение в том, что Сефевиды не являются истинными мусульманами, воспользовались замешательством и оккупировали северо-западные провинции Ирана, которые до 1639 года в разное время находились под их властью. Возникла угроза столкновения между Османской империей и Россией, но возобладала дипломатия, и в 1724 году этими двумя государствами при содействии французских посредников были согласованы условия раздела северо-западного Ирана, и турки добились того, что русские признали их территориальные приобретения. Любопытным аспектом соглашения с Россией является то, что, несмотря на выдвинутое ими религиозное оправдание своих действий, турки решили оказывать поддержку не афганцам, а восстановлению династии Сефевидов.
Но мир в Иране оказался кратковременным. У Сефевидов не было никаких надежд остановить афганское наступление, а у афганцев хватило дерзости использовать против турок их же казуистику. Они обратились к султану с просьбой признать их законными правителями Ирана на основании того, что иранские шииты являются еретиками и что их клеймят точно так же, как клеймят еретиков в Османской империи. В Стамбуле этот призыв не произвел никакого впечатления: афганцев считали мятежниками, и двухлетняя война, которая последовала за этим обращением, закончилась в 1728 году, когда Мехмед Рашид-эфенди (смещенный с поста придворного летописца, который он занимал в период между 1714 и 1723 годами) был направлен Ахмедом III в Иран, чтобы ратифицировать мирный договор между турками и афганцами. Вскоре афганцы были свергнуты Надир Ханом (которого также называли Тахмасп Кули Ханом) из туркменского племени Афшар. Этот энергичный военный лидер противостоял туркам и 12 августа 1730 года забрал у них город Тебриз, который они взяли в 1725 году. Как и прежние войны на Западе, эта война с Ираном породила очередную волну сельских иммигрантов, пробиравшихся в Стамбул.