История отношений между русскими князьями Рюрикова дома
Шрифт:
Кроме Твери при Иване III окончательно присоединены княжества Ростовское и Ярославское. В 1463 году ярославские князья, сохранявшие до сих пор в своем уделе права владетельные, уступили свою отчину в. князю: это дело уладил московский дьяк Алексей Полуехтович{849}. Князья ростовские удерживали еще в своем владении половину города Ростова, тогда как другая половина была присоединена к Москве при Калите; в 1474 году два ростовские князя продали Ивану III и остальную половину{850}.
Иван постарался уничтожить в Московском княжестве последний удел, не принадлежавший потомкам Василия Димитриевича, удел Верейский. Мы видели, что Михаил Андреевич Верейский благодаря своему миролюбивому характеру, чуждому всяких притязаний, успел сохранить свой удел при Василии Темном. В начале княжения Ивана III он возобновил с в. князем договор на прежних основаниях{851}. Это было в 1463
Этого только и хотелось Ивану III: по древнему праву старшего в роде отбирать удел у провинившегося младшего князя, в. князь при жизни старика Михаила отнял отчину его Верею за мнимую вину его сына и в виде уже пожалования возвратил ее опять Михаилу, обязав его следующим договором{856}: «А с сыном ти своим со князем с Василием не ссылатися никоторою хитростью, а кого к тобе пришлет с какими речьми, и то ти мне в. князю сказати в правду, по сему крестному целованью; а того ти ко мне прислати, ково к тобе пришлет. И что яз к. великий пожаловал тобя своею вотчиною Вереею, что взял есмь в своей вине у твоего сына у князя у Василия: и то все тобе кн. Михайлу держати за собою до своего живота. А отоймет Бог тебя моего брата молодшего к. Мих[аил] Андр[еевич] ино после твоего живота та вся твоя вотчина мне в. князю; а мне в. князю и моему сыну, которому дам ту твою вотчину после своего живота, поминати нам твою душю». Есть что-то страшное в последних словах: прогнать сына от отца, заставить последнего вместо родного сына отказать владение его гонителю и за все за это обещать: «а мне в. князю и моему сыну, которому дам ту твою вотчину после своего живота, поминати нам твою душю!»
В 1485 году умер несчастный старик Михаил Верейский; в своей духовной он говорит, т. е. принужден сказать{857}: «Что моя отчина, чем мя благословил отец мой, и яз благословил дал есмь ту свою вотчину господину и государю в. князю Ивану Васильевичу всея Руси». Здесь слово: благословил звучит также как-то страшно! Важно здесь также выражение: государю, ибо господин было неопределенное выражение учтивости, тогда как государь указывало на отношения служебные, подданнические; южные Рюриковичи опередили в этом отношении северных: они прежде начали называть в. князя литовского осподарем, что одно и то же с словом «государь»: оба означают собственника, хозяина. Даже движимое имение свое Михаил отказывает Ивану III и сыну его. Не смея думать о сыне, несчастный князь умоляет в духовной: «да чтобы господин мой кн. вел. пожаловал, после моего живота судов моих не посудил. А что мои люди, кого буду чем пожаловал жалованьем и деревнями: и государь бы мой к. вел. после моего живота моего жалованья не порушил, чтобы мои люди после моего живота не заплакали, а мене бы государь мой кн. в. во всем в том не положил, занеже тобе государю моему в. князю приказана душа помянути и долг заплатити»{858}.
Когда дело было кончено, Верейский удел присоединен к Москве, в. князь позволил себе склониться на просьбы жены и сына и согласился принять бежавшего Василия Михайловича опять в Московское государство, но только на службу, в качестве служебного князя, не более; вот письмо, отправленное сыном великокняжеским Василием Ивановичем к изгнаннику в 1493 году{859}: «Присылал еси ко отца нашего сыну боярскому к Ивану к Микитину сыну Беклемишова, своего человека Щулепа Васюкова сына Усатаго; а велел еси ему нам бити челом, что бы мы о тебе били челом матери своей
Но известна нам судьба родных братьев Ивана III. До 1472 года Иван III жил мирно с братьями; однако около означенного года мы встречаем первый договор его со вторым братом Андреем Васильевичем Углицким, или Большим{860}. Этого обстоятельства нельзя упускать из виду, ибо появление договора столь долгое время спустя по восшествии на престол Ивана III могло произойти только вследствие каких-нибудь столкновений, тем более что договор был заключен с одним только Андреем Углицким, который и после является главным деятелем в борьбе с в. князем. В договоре нет ничего нового против известных нам договоров удельных князей с великими.
В 1472 году умер старший из братьев Юрий, князь дмитровский, бездетным; в духовной, которая дошла до нас{861}, он делит по церквам, монастырям и родным села, движимое имущество, совершенно как частный человек, не говоря ничего о богатом уделе своем, Дмитрове, Можайске, Серпухове. Причина такого молчания ясна: благословить поровну всех братьев значило разгневать в. князя; отказать все в. князю значило обидеть остальных братьев: Юрий промолчал. В. князь взял удел себе; братья — Андрей Углицкий и Борис Волоцкий объявили старые притязания на ровный раздел между родичами{862}; на этот раз дело кончилось, однако, перемирием: Иван III отдал Борису Вышгород, взятый перед тем у Михаила Верейского; Андрею Меньшому Вологодскому, который не представлял никаких притязаний, дал Торусу, одному Андрею Большому не дал ничего сам, уже мать его Мария, очень любившая Андрея, дала ему свою куплю, Романов городок на Волге. Из этого распоряжения видно также, что в. к. злобился всего более на Андрея как на зачинщика и, удовольствовав остальных братьев, не дал ему ничего сам: пусть, думал он, мать, которая так его любит, и награждает сама своего любимца. В это же время с обоими братьями Андреем Углицким и Борисом Волоцким были заключены договоры на обычных условиях{863}, причем и Андрей, и Борис обязались не думать об уделе Юрия. Ясно, что эта сделка была совершенно не в пользу братьев: выморочный удел остался за в. князем, они лишались своего права, подтвердив клятвою обязательство не вступаться в означенный удел, и таким образом давали старшему брату право на все выморочные области, какие будут вперед: мир, в котором одна сторона оскорблена, но не обессилена еще окончательно, такой мир ненадежен; оба брата утаили негодование до удобного времени; случай к разрыву не замедлил представиться.
Право бояр отъезжать от одного князя к другому подтверждалось еще во всех договорах между князьями; но оно могло оставаться ненарушимым только тогда, когда существовало несколько независимых княжеств; когда же все княжества поникли пред московским, когда все князья признали старшинство московского, то переход бояр мог иметь место только от первых к последнему: в самом деле, каким образом младший брат, удельный, подчиненный князь, мог принять к себе боярина, навлекшего на себя гнев в. князя, сохраняя по-прежнему свои родственные отношения, не возбуждая нелюбья старшего брата и государя? Это противоречило естественному порядку вещей, противоречило здравому смыслу. Опираясь на это-то странное, несвоевременное право, Андрей Углицкий и Борис Волоцкий снова вооружились против Ивана III.
В 1479 году в. к. отнял Великолуцкое наместничество у князя Ивана Оболенского Лыка по жалобе граждан, обвинявших его в притеснениях{864}. Иван III нарядил суд, и кн. Оболенский должен был выплатить гражданам все, что взял у них неправдою. Но граждане, говорит летописец{865}, видя, что в. князь взял их сторону, начали взводить напраслины на бывшего наместника, а в. князь потакал им. Оболенский, раздосадованный этим, отъехал к волоцкому князю Борису; Иван послал к брату вытребовать отъехавшего боярина; Борис не выдал и велел сказать старшему брату: «Если кому есть дело до Оболенского, то оно должно быть исследовано в суде». Тогда в. князь решился показать невозможность отъезда от старшего к младшим: он велел тайно схватить Оболенского, сковать и привезти в Москву, что и было исполнено.
Теперь уже Борис, начавший трудное дело, не мог перенести оскорбления, которое было слишком явно; он послал в Углич к старшему из удельных Андрею жаловаться на в. князя. «Неслыханные насилия должны терпеть мы, — говорили князья, — уже теперь нельзя никому отъехать к нам; старший брат кн. Юрий умер — кн. вел. досталась вся его отчина, а нам не было никакого подела; Новгород В. с нами взял, но все досталось ему одному, нам не дал жребия; а теперь уже дошло дело и до насилий: кто отъедет от него к нам, тех берет без суда, ставит нас ниже бояр своих, позабыв отцовское завещание».