История падшего ангела

Жукова-Гладкова Мария

– Чего это вас вдруг заинтересовало? – спросил он с самым серьезным видом.

Мы пояснили.

– Логично, – признал майор. – Но, дорогие мои, мы до этого додумались раньше вас. Что же вы такого плохого мнения о милиции? Считаете, что тут идиоты работают?

Мы в два голоса стали заверять майора, что совсем так не думаем, просто нам обоим с утра (после часу дня, конечно, но это неважно) пришла в голову мысль о возможном мотиве.

– Максимов был единоличным владельцем центра. Ну там по одной акции у четверых или пятерых, но они роли не играют, – сообщил Петров. – Так что

все переходит к жене. Родители его, как вам, наверное, известно, умерли. Детей, по крайней мере законных, у него нет.

Я пораспространялась на тему о претендентах на лакомый «кокосовый» кусочек и предложила майору выяснить, кто именно был нашим спонсором. Или в последнее время Максимов так раскрутился, что спонсоры больше не требовались? Вначале, конечно, да, кто-то давал ему деньги под какие-то проекты. Но в последнее время бабки потекли рекой, и, как мне казалось, необходимость в спонсорах отпадала.

Славка встрял насчет Риткиного алиби. Я не стала его обрывать, хотя не только не могла представить Ритку убийцей, но и не видела в этом для нее выгоды, да она и не появлялась никогда ни на наших концертах, ни на репетициях. Петров хмыкнул.

– Телевизор весь вечер смотрела, – сообщил он. – Одна дома. Программы перечислила точно. И их содержание. Правда, подтвердить это некому.

После чего майор попросил нас подробно рассказать о жене Максимова. Мы рассказали.

– Кстати, вы знаете, что она специально посещала курсы самообороны? Есть такие для жен богатых людей. Ну не только для них, конечно, а для всех желающих, но позволить их себе может только определенный контингент.

– Нам на эти курсы год работать надо, – встрял Санизде. – Иваныч, может, самим курсы организовать? Брать будем в пять раз меньше и все равно внакладе не останемся!

Петров только отмахнулся от коллеги и внимательно посмотрел на нас со Славкой. Нет, челюсти мы, конечно, не отвесили – в том, что такие курсы существуют и на них ходила Ритка, ничего странного я не видела. Просто как-то… А почему Максимов, например, не предложил мне на них записаться? Или Аньке? Я, кстати, с удовольствием бы походила. И мне, между прочим, они были бы нужнее, чем Ритке. Она сама кому нужна? А мне уже доводилось от поклонников отбиваться. Максимов про курсы даже ни разу не упомянул. Сволочь. Ой, о мертвых так нельзя. Но ведь все равно он был сволочью?

– О чем думаете, Анастасия Михайловна? – прервал поток моих размышлений Петров.

– Адрес дадите?

– Чего?

– Ну как чего? Курсов, конечно!

– Больше ничто в голову не приходит?

– Вы про Ритку? – посмотрела я на майора. – Ну в смысле, не могла ли она Леонида Борисовича прикончить? – Николай Иванович кивнул. – Нет. Невыгодно ей это. Даже если она и получит все наследство. Но что она делать-то будет? Ритка не дура – понимает, что ее без Максимова вполне могут оставить в дурах. И не только в дурах – она может всего лишиться. Всего! В бизнесе она сечет не больше, чем я, Ритка никогда в жизни не работала. Кто ей бабки в дом приносить будет? Мы ведь в самом скором времени из центра свалим. По крайней мере, надеемся свалить.

Николай Иванович вопросительно приподнял бровь, а мы со Славкой поведали

ему про сегодняшнее изучение моего договора. У всех членов группы был аналогичный.

– Значит, вы склоняетесь к мысли, что это Агнесса Геннадьевна? – уточнил Петров.

Мы дружно кивнули, я тут же добавила, что нам, конечно, не хотелось бы зря обвинять человека, это вполне может оказаться кто-то другой. Славка объяснил, что мы только предоставили милиции известные нам факты.

– И где эта кассета, на которой ваша Агнесса валяется у Максимова в ногах? Хотелось бы взглянуть, знаете ли, в особенности после ее сольного концерта в этом кабинете.

Мне тоже хотелось бы взглянуть (из чисто женского любопытства), и я, как и Петров, вопросительно посмотрела на Славку.

– Была у Алика дома. Вчера мы смотрели, – сообщил он. – Он ее забрал у Борьки, ну в смысле звукоинженера, который сцену записал, чтобы нам показать. Или это уже копия. Я, честно, не знаю.

Тут мы как раз вернулись к теме своих коллег, так в ментовке и не появившихся. Петров любезно предоставил телефон и предложил им позвонить. Славка позвонил – и опять с тем же результатом. С моей мамой они также не связывались.

– Так, друзья хорошие, таинственные исчезновения людей мне никогда не нравились, – заявил Николай Иванович и предложил совершить совместный вояж к Алику, чтобы, по крайней мере, выяснить у соседей, появлялись там вчера молодые люди или нет. Ну или хотя бы осмотреться на месте.

Поскольку делать нам со Славкой все равно было нечего, мы согласились. По пути к моей машине Славика несколько раз останавливали (он вне сцены выглядел, как и на ней), он улыбался женщинам, даже целовал ручки, от чего дамы бальзаковского возраста просто млели, расписывался, нес какую-то чепуху, в общем, вел себя в своем традиционном стиле.

Дама из паспортного стола, уже хорошо мне знакомая, вылетела на улицу, накинув на плечи пальто, расцеловала меня, как давно потерянную родственницу, вернувшуюся в лоно семьи, и пригласила обязательно заходить в гости, если буду в этих местах. «Бывать в этих местах» у меня большого желания не было, но я не исключала, что когда-нибудь придется воспользоваться услугами паспортистки. Мало ли как жизнь повернется? Знакомых лучше иметь везде. И побольше. Я тоже облобызала тетку. Потом пришел черед Славика. Он справился достойно.

– Ох, не доводилось мне в таких машинах кататься, – заявил Петров, устраиваясь на заднем сиденье моей «БМВ». – Может, мне тоже запеть?

– А что? – усмехнулась я. – Пойдете к нам в группу? Оригинально. Наша милиция нас бережет. Будете прыгать по сцене с дубинкой. Или в потолок стрелять. В форме. Или в кожаных штанах и милицейском кителе.

– А это мысль, – заметил Славка на полном серьезе.

Был бы жив Максимов, подумала я, он мог бы что-то придумать в этом плане. Голова у него на всякую чернуху и выходки работала прекрасно. В отличие от моей. Версию для прессы, пожалуй, сочинить я не могла бы никогда. Я вообще не понимаю, почему нельзя сказать прессе правду? Но Максимов объяснял мне, что народ любит сплетни, полунамеки и чернуху и ему их следует подавать на блюдечке с голубой каемочкой. Он и подавал.