История папства
Шрифт:
«Я, Роберт, милостью Божией и святого Петра герцог Апулии и Калабрии и, если поможет Бог, будущий герцог Сицилии, буду отныне и впредь верен римско-католической церкви и тебе, папа Николай, мой повелитель. Никогда не стану я участвовать в заговорах или предприятиях, которые могут быть направлены на то, чтобы взять у тебя жизнь, ранить твое тело или лишить тебя свободы. И я не раскрою какому-либо человеку твоих тайн, которые ты можешь мне доверить, взяв с меня обещание молчать о них, чтобы это не нанесло тебе ущерба. Повсюду я должен выступать против твоих всех врагов, насколько хватит моих сил, в качестве союзника святой римской церкви, чтобы она могла сохранять и приобретать доходы и домены святого Петра. Я окажу тебе всю необходимую помощь, какую только сумею, чтобы ты смог со всеми почестями и без всякой опасности занимать престол в Риме. Что же касается владений святого Петра… я не буду свершать попыток вторгнуться в них или даже (sic) разорять их без того, чтобы дали на то свое соизволение ты или твои преемники, удостоенные почестей святого Петра…
Если ты или кто-то из твоих преемников оставите этот мир прежде меня, я обещаю, посоветовавшись
Да поможет мне Бог и его святые Евангелия».
Все присутствовавшие на церемонии могли быть удовлетворены тем, что они сделали. Однако никто не выразил этого. Римская аристократия удалилась в свои обветшавшие замки в гневе и страхе. Византийцы видели, что теряют последний шанс сохранить то, что еще оставалось от их итальянских владений. И в западной империи, лишившейся своих привилегий при избрании пап, оказавшейся перед лицом союза, чрезвычайно опасного как в военном, так и в политическом отношении, в довершение всего вынужденной в бессильной ярости наблюдать за тем, как огромные куски имперской территории спокойно раздаются шайке разбойников, реакцию на поведение Николая нетрудно представить. К счастью для Италии, Генрих IV был тогда еще ребенком. Случись это несколькими годами позднее, он не потерпел бы такого обращения. С тех пор имя этого папы демонстративно выпускали из молитв во всех имперских часовнях и церквах, а синод германских епископов дошел до того, что объявил все решения Николая недействительными, лишенными силы, а также о разрыве всяких отношений с ним. Мы не можем сказать, какова была бы его реакция; прежде чем папа узнал о ней, он умер во Флоренции.
Смерть Николая создала ситуацию еще более запутанную, чем обычно. Его избирательные реформы произвели тот самый эффект, против которого были направлены. Неизбежно была поставлена под вопрос преемственность, ибо как могла императрица-регентша принять кого-либо из избранных в Риме по каноническим правилам кандидатов, не подразумевая тем самым, что принимает новые правила? Кроме того, за престол святого Петра вели борьбу двое пап. Более прочными были, очевидно, позиции Ансельма, епископа Лукки, чье избрание папой под именем Александра II (1061-1073) кардиналами-епископами, которых возглавлял, как обычно, Гильдебранд, было в каноническом отношении безупречным. С другой стороны, его соперник, антипапа Гонорий II (1061-1064), выбранный Агнессой и поддержанный епископами Ломбардии, которые, как язвительно заметил святой Дамиан, больше годились рассуждать о женской красоте, нежели выбирать папу, имел влиятельных сторонников в Риме и достаточно денег, чтобы подпитывать их энтузиазм. Лишь с военной поддержкой со стороны Ричарда Капуанского (оказанной им по просьбе Гильдебранда уже во второй раз) Александр II смог вступить во владение своей епископией. Даже после этого Гонорий не сдался. В конце мая 1063 года, после того как Агнессу сместили и императорский совет высказался за его соперника, он даже сумел вновь захватить замок Святого Ангела и удерживать его несколько месяцев. И хотя его официально низложили в следующем году, он продолжал выдвигать свои претензии до самой смерти.
Учитывая, что Гильдебранд продолжал играть роль eminence grise [103] ,едва ли было неожиданностью, что союз папства с норманнами оставался прочным. В 1063 году папа Александр отправил знамя Роберту Гвискару и его брату Рожеру, сражавшемуся с сарацинами на Сицилии; а три года спустя он послал еще одно Вильгельму, герцогу Нормандскому, который сражался под ним в битве при Гастингсе. Он сделал максимум возможного для улаживания конфликта с Византией, отправив делегацию во главе с Петром из Ананьи в Константинополь. Но страсти на берегах Босфора раскалились слишком сильно, и после захвата Бари норманнами во главе с Робертом Гвискаром в 1071 году, что означало падение последнего бастиона византийского владычества в Южной Италии, шансы на урегулирование спорных вопросов стали еще меньше. Однако даже теперь отношения были во многом лучше, нежели со Священной Римской империей.
103
Серый кардинал (фр.).
Генрих IV взошел на германский престол в 1056 году вскоре после того, как ему исполнилось шесть лет. Ничего особенно примечательного в начале своего правления он не сделал. Его мать, императрица Агнесса, ставшая регентшей, была совершенно не в состоянии контролировать его, а после того как прошло его буйное отрочество и вызывавшая дурные толки юность и он в шестнадцать лет взял власть, он уже пользовался репутацией порочного и распутного человека, от которого ничего хорошего ожидать не приходится. Эту репутацию Генрих начал по крайней мере как-то дезавуировать, однако в течение всей своей несчастливой жизни он оставался человеком необузданным, вспыльчивым и весьма деспотичным. По мере взросления король все более негодовал по поводу того, что он считал проявлением растущего высокомерия со стороны римской церкви, и, в частности, тех реформистских мер, с помощью которых она стремилась полностью освободиться от контроля империи. Очевидно, решающая схватка между церковью и империей была неизбежна. Долго ждать не пришлось.
Местом действия стал Милан. Нигде в Италии стремление клириков к независимости от диктата Рима не было столь сильно, как в этой старой северной столице. Здесь особая традиция богослужения ревниво сохранялась со времен святого Амвросия, то есть семь столетий. Нигде новым римским реформам, особенно тем, что касались симонии и целомудрия священнослужителей, не сопротивлялись столь упорно. С другой стороны, власть в городе находилась в руках левой группировки,
Вражда между двумя партиями привела к пожару в Миланском соборе. Страсти с обеих сторон накалились до предела, и когда в апреле 1073 года умер папа Александр, его преемнику лишь оставалось продолжать борьбу. Не могло идти и речи о том, что им станет кто-то кроме Гильдебранда. Архидиакон Гильдебранд уже в течение примерно двадцати лет, по сути, заправлял делами в курии, в то время как многие занимали высшее положение лишь по имени. Когда, согласно тщательно разработанному плану, толпа во время заупокойной службы по Александру внесла его в церковь Сан-Пьетро-инвинколи (Святого Петра в веригах) и там торжественно провозгласила его папой, это было вряд ли чем-то большим, нежели признанием существующего положения дел. Последовавшее затем избрание по каноническим правилам представляло собой чистую формальность. Его поспешно рукоположили — желательная процедура для папы, который на ранних этапах своей карьеры, судя по всему, ее не прошел, — и затем немедленно интронизировали в качестве верховного понтифика под именем Григория VII (1073-1085).
Если говорить о трех великих папах XI столетия — Льве IX, Григории VII и Урбане II (с которым мы еще не сталкивались), то Григорий был наименее привлекательным и наиболее примечательным из них. Если двое других принадлежали к числу аристократов, обладавших всем тем, что могло дать знатное происхождение и первоклассное образование, то он был безобразным, не располагавшим к себе сыном тосканского крестьянина, ломбардцем по происхождению, чей уровень познаний и общей культуры стоял много ниже, чем у ведущих деятелей церкви. Каждое слово и жест выдавали его низкое происхождение [104] . Лев и Урбан считали, что сан папы полагается им почти как нечто само собой разумеющееся, он же добился его только после долгой и упорной службы в курии (хотя и приобретая все большее влияние) и только благодаря своим огромным способностям и силе воли. Они были высокого роста и видной внешности; он — низенький и смуглый, с выступающим брюхом и голосом столь слабым, что его римские коллеги, даже делая скидку на непростой провинциальный выговор Гильдебранда, часто затруднялись понять, что он говорит. Он не обладал ни всеми признанной праведностью Льва, ни политическим инстинктом и дипломатическим тактом Урбана. Он не был ни ученым, ни теологом. И все же в его характере чувствовалось нечто настолько необоримое, что он почти всегда, автоматически и без особых усилий добивался безраздельного господства во всякой группе, в которой оказывался. Петр Дамиан не назвал бы его «святым сатаной», не будь к тому оснований.
104
Гильдебранд, или Гильдепранд, — обычное в Ломбардии имя. Имя его отца, Бонидзо, представляет собой сокращенное «Бонипарт», которое семь столетий спустя мы встречаем в форме «Буонапарте». Наполеон также был ломбардского происхождения. Между ним и Гильдебрандом немало общего.
Сила Григория заключалась прежде всего в исключительности его цели. Всю свою жизнь им владела всепоглощающая идея: переход всего христианского мира из-под власти двух императоров под власть римской церкви. Церковь могла бы возводить их на престол и низвергать; она также могла бы освобождать подданных от верности правителям. Однако точно так же, как церковь должна быть главной на земле, так же папа должен быть главным лицом в церкви. Он — судья для всех людей, ответственный лишь перед Богом; его слово не просто закон, но Божественный закон. Следовательно, неповиновение ему сродни смертному греху. Все это и многое другое излагалось в двадцати семи пунктах, известных как «Dictatus Papae» и опубликованных в 1075 году. Среди прочего в них утверждалось, что все папы по определению святые, унаследовавшие святость от святого Петpa, — теория эта, очевидно, весьма удивила старших современников Григория. Никогда прежде концепция церковной автократии не заходила так далеко; никогда прежде она не формулировалась в столь решительных выражениях. И этот экстремизм не мог не продемонстрировать свою крайнюю разрушительность. Столкнувшись со столь серьезными противниками, как Генрих IV и Роберт Гвискар, такими же решительными, как и он сам, но намного более гибкими, Григорий должен был понять, что те издержки, которые влек за собой его упорный отказ от компромисса, даже если он не затрагивал основополагающих принципов, могли привести лишь к поражению.
Однако все это пока оставалось в будущем. Генриху IV еще предстояло справляться со стоявшими перед ним трудностями. На Великопостном соборе, состоявшемся в феврале 1075 года, папа решительно осудил церковные постановления, совершенные мирянами, под страхом отлучения. Разъяренный Генрих, только что рукоположивший двух епископов на кафедры в Италии, для ровного счета добавил к ним еще и архиепископа Миланского, хотя первый из кандидатов был еще жив. Отказавшись явиться по вызову папы в Рим и отвечать за эти действия, он созвал общий собор всех германских епископов и 24 января 1076 года в Вормсе объявил Григория «лжемонахом» и официально низложил его с папского престола. Об этом решении ему пришлось горько пожалеть. Его отец Генрих III низложил трех пап, и сын решил, что может сделать то же самое. Однако ему пришлось пережить фиаско, чтобы понять, что папство теперь иное, нежели полстолетия назад, и что те трое злополучных понтификов были не ровня Гильдебранду.