История папства
Шрифт:
В итоге он протянул всего двадцать шесть дней — один из самых недолгих понтификатов в истории. Пий III был цельной личностью, честным и прямодушным священнослужителем, единственным кардиналом, которому хватило мужества протестовать, когда Александр передал папские территории своему сыну, герцогу Гандии. Есть серьезные основания считать, что если бы он прожил еще, то созвал бы Вселенский собор и провел столь необходимые реформы. С его смертью 18 октября 1503 года такая возможность оказалась утрачена, и церковь пожала горькие плоды этого.
За одним из самых недолгих понтификатов последовал столь же недолгий конклав. Он состоялся 1 ноября и продлился всего несколько часов. Джулиано делла Ровере приложил все усилия для достижения успеха, с умом раздавая деньги; он сумел обеспечить себе даже голос Асканио Сфорца, единственного серьезного конкурента. Всем было ясно, что он рожден повелевать. Как писал венецианский посол, «никто не имел влияния на него, он советовался с очень немногими или не советовался вообще. Почти невозможно описать, какая сила и даже насилие требовались для того, чтобы им управлять, и насколько это трудно. И душой и телом
Может возникнуть мысль, что избрание этой устрашающей фигуры в качестве папы — он назвался Юлием II (1503-1513), не позаботившись о том, чтобы изменить свое имя, — означало смертный приговор Чезаре Борджиа. Однако вышло иначе. Всего за две недели до этого события Орсини взяли штурмом дворец Чезаре в Борго, и он (к тому моменту полностью выздоровевший) укрылся в замке Святого Ангела. Он все еще находился там, когда прибыли посланцы от делла Ровере с известием, что, если последний станет папой, он окажет Чезаре покровительство. Вследствие этого, узнав о восшествии Юлия II на престол, Чезаре возвратился в прежнее свое обиталище в Ватикане. Однако там его лишь терпели (и он сам хорошо понимал это). Удерживать его при себе входило в интересы папы просто потому, что его владения находились в Романье, где Венеция захватывала города один за другим; на тот момент у Юлия не было армии, и он нуждался в войсках Чезаре. Когда же нужда в герцоге Валентинуа отпадет, он избавится от него.
Так он, разумеется, и поступил. Чезаре Борджиа во многом сохранил прежнюю пылкость. Но теперь он лишился поддержки и защиты со стороны отца. Дни его могущества и власти отошли в прошлое — и он исчезает из нашей истории. Изгнанный в Испанию в 1504 году, он погиб в 1507 году, сражаясь за своего зятя, короля Хуана Наваррского, при осаде Вианы. Ему был тридцать один год.
Существует предание, что Микеланджело, работая над бронзовой статуей папы Юлия II высотой в 14 футов, предложил вложить книгу в левую руку фигуры. Папа отвечал: «Нет, дай мне меч, ибо я не книжный червь!» Юлий говорил чистую правду: он был солдатом до мозга костей. Со времен Льва IX (имеются в виду события 1053 года в Чивитате) папа никогда не командовал армией лично. Напротив, Юлий несколько раз выступал в роли предводителя войск; например, в январе 1511 года он в возрасте 68 лет в полном вооружении с великими трудностями вел свою армию сквозь снежные заносы, дабы отбить Мирандолу у французов. Подобно своему противнику Александру VI, он заботился исключительно о земном и преходящем; к духовному же он не имел ни малейшей склонности, и первоочередной своей задачей считал укрепление светской власти папства, чему и посвятил свой понтификат. Это неизбежно влекло за собой интенсивные боевые действия. Уже к осени 1504 года он преуспел в создании союза Франции и империи против Венеции — еще один пример приглашения в Италию иностранных войск для разрешения по сути своей внутренних противоречий; и в апреле 1506 года, сразу после закладки нового собора Святого Петра папа повел всю курию в поход для возвращения Перуджи и Болоньи из-под власти местных фамилий, которые считали себя независимыми тиранами и вели себя соответственно. Бальони в Перудже капитулировали без борьбы — есть основания подозревать, что это вызвало у Юлия разочарование; Бентивольо в Болонье оказали сопротивление, но в конечном счете paterfamilias [214] Джованни, который правил здесь более сорока лет, бежал во Францию, и папа с триумфом вступил в город [215] .
214
Отец семейства (лат.).
215
Это произошло 21 января того самого года, когда была создана швейцарская гвардия — постоянный корпус наемных солдат, охранявших папу. Во время понтификата Юлия они, вне сомнения, честно отработали свое жалованье.
Однако Венеция оставалась заклятым врагом папы. Пятью годами ранее он был самым большим ее другом во всей Священной коллегии; но недавно она завладела несколькими городами в Романье, которые перед тем были захвачены Чезаре Борджиа. Эти города, традиционно принадлежавшие Святому престолу, Венеция отказалась отдать, и теперь Юлий решил сокрушить ее. Он видел, что Италия разделена на три лагеря. На севере — профранцузски настроенный Милан, на юге — испанский Неаполь. Между этими двумя оставалось пространство для одного, но только одного — сильного и процветающего государства; и этим государством, решил Юлий, должно быть папское. Из Рима заспешили во множестве новые эмиссары: во Францию и Испанию, к императору Максимилиану, в Милан, в Венгрию и Нидерланды. У них всех была одна цель — добиться совместного похода западных христианских держав против Венецианской республики и последующего расчленения ее империи.
Нельзя сказать, что европейские государства с симпатией относились к такой политике. Мотивы, по которым они собирались объединиться в предполагаемую лигу, не были связаны с желанием поддержать папу или уничтожить Венецию — они желали помочь самим себе, однако вполне могли пытаться представить свои действия как сокрушительный удар ради победы праведности над несправедливостью. Европейские правители прекрасно знали, что их собственное поведение достойно куда большего порицания, нежели поведение Венеции. Однако искушение было слишком велико, обещанные им территории разжигали аппетит, и они согласились. Итак, 10 декабря 1508 года в Камбре Маргарита Австрийская от имени
В начале июля папа согласился принять венецианское посольство в составе шести человек, и вскоре стало ясно, что поступил он так только для того, чтобы еще более унизить республику Святого Марка. После их прибытия в начале июля посланцам как отлученным от церкви запретили вступать в город до наступления темноты, квартировать в одном доме или даже находиться на улице вместе даже по служебным делам. И лишь одному из них папа дал аудиенцию, но беседа была быстро прервана яростной диатрибой Юлия. Нет, бушевал он, пока условия Камбрейской лиги не будут выполнены до последней буквы и пока венецианцы не приползут к нему на коленях с веревкой на шее, он не снимет с них отлучения. Но вскоре маятник качнулся в другую сторону. Меньше чем через два месяца после битвы при Аньяделло пришли вести о стихийных восстаниях на континенте [216] в пользу Венеции, а 17 июля, пробыв всего сорок два дня имперским городом, Падуя вернулась под власть республики Святого Марка. И если до сей поры Максимилиан в Италии не появлялся, то после новости об отпадении Падуи он немедленно появился там со своей армией. Осада города началась 15 сентября; две недели немецкая и французская тяжелая артиллерия била по стенам, превратив их в руины. И все же каким-то образом штурм удалось отбить. 30-го числа император прекратил свои попытки.
216
Имеются в виду земли на континенте, принадлежавшие Венеции и после битвы при Аньяделло захваченные ее врагами. — Примеч. пер.
Когда папе Юлию пришли новости из Падуи, его охватил приступ ярости; а когда после неудачи Максимилиана при попытке отвоевать ее он услышал, что еще и Верона склонна выступить на стороне Венеции, он, как говорят, швырнул наземь шляпу и стал поносить Святого Петра. Он продолжал ненавидеть Венецию по-прежнему, и война продолжалась. Поначалу Венеция категорически отвергла условия папы. Она даже обратилась к турецкому султану за поддержкой, попросив его предоставить столько войск, сколько сможет, и дать им взаймы не менее 100 000 дукатов. Однако султан хранил молчание, и в конце года венецианцы увидели, что у них нет иного выхода, кроме капитуляции. И вот 24 февраля 1510 года папа Юлий занял свое место на специально изготовленном троне перед центральными воротами собора Святого Петра, со своими двенадцатью кардиналами, окружавшими его. Пятеро венецианских послов, одетых в алое (шестой скончался несколькими днями раньше), предстали перед ним и поцеловали его туфлю, затем опустились на колени на ступенях, а их оратор обратился с официальной просьбой о снятии отлучения, и епископ Анконский зачитал полный текст соглашения. Для послов это, очевидно, было довольно мучительной процедурой — ведь чтение продолжалось не меньше часа, и все это время им приходилось стоять на коленях. Наконец, когда венецианцы с трудом поднялись на ноги, они получили двенадцать ударов плетью от двенадцати кардиналов (настоящее бичевание милосердно отменили), поклялись соблюдать условия соглашения, снова поцеловали туфлю папы, и только тогда наконец им объявили о снятии отлучения. Только после этого двери собора открылись, и все участники церемонии должным порядком прошли к большому алтарю для участия в мессе в Сикстинской капелле — все, за исключением папы, который, как объясняет в своем отчете один из венецианских послов, «никогда не принимает участия в столь длительных службах».
Маятник, казалось, вновь качнулся. Новость о примирении папы с Венецией его союзники по коалиции восприняли без особого энтузиазма. Бросалось в глаза отсутствие во время церемонии послов Франции, Священной Римской империи и Испании при Святом престоле, хотя все они в то время находились в Риме. Несмотря на то что Юлий официально не прилагал усилий для выхода из союза, вскоре стали известны его слова о том, что снятием отлучения с Венеции он вонзил нож в сердце французскому королю — наглядное свидетельство того, что теперь папа рассматривал скорее Францию, нежели Венецию, как главное препятствие на пути осуществления его итальянской политики и что он, по сути дела, сменил позицию. К середине лета 1510 года поворот в его политике стал окончательным, определилась его новая ориентация. Его отношения с Венецией урегулировались; теперь настала очередь Франции.
По всем статьям действия Юлия выглядели весьма сомнительно. Уговорив Францию взяться за оружие против Венеции, он теперь отказал ей в тех выгодах, которые сам ей и обещал, обратив против нее всю ту силу и злость, которые прежде испытали на себе венецианцы. Кроме того, он начал переговоры с императором, стремясь настроить его против бывшего своего союзника. Этот призыв — о нем постоянно вспоминают, защищая Юлия II, его позднейшие апологеты, поскольку он имел конечной целью освобождение Италии от иноземных завоевателей, — звучал бы более убедительно, если бы он сам первым не приглашал этих завоевателей.