История петербургских особняков. Дома и люди
Шрифт:
Наследники доктора продолжали владеть домом еще тридцать лет, после чего он куплен для великого князя Владимира Александровича и использовался для хозяйственных нужд. Его сын и наследник Андрей Владимирович задумал снести старое здание и выстроить на его месте новое, но, к счастью, этому помешала война. В конце концов его купил знакомый нам любитель и ценитель старины князь С. С. Абамелек-Лазарев, владевший двумя соседними участками на Миллионной. Поистине судьбы домов, как и судьбы людей, полны превратностей и неожиданных случайностей!
В
(Дом № 30 по Миллионной улице)
По сравнению с другими петербургскими улицами Миллионная, возможно, не столь сильно пострадала от вандализма властей, но все же и здесь остались следы варварского отношения к культурному наследию прошлого. Ее незаживающая рана – это безобразно перестроенный в 1931 году старинный особняк знаменитой полуночницы, княгини Е. И. Голицыной (дом № 30), прославившейся дружбой с лучшими людьми пушкинской эпохи.
Ей принадлежали два смежных дома. Один был трехэтажный, в семь окон по фасаду, в классическом стиле, а другой – двухэтажный, в пять окон; из них сохранился лишь первый, да и то в изуродованном виде; второй же, отошедший к новому владельцу, присоединили к соседнему дому № 32/4 при его расширении.
История этого участка, длинная и сложная, началась на исходе петровского царствования, когда Миллионная еще именовалась Греческой слободой (позднее она стала называться Немецкой улицей) и ничем не напоминала ту, что мы знаем сегодня. В 1723 году по проекту архитектора Н. Микетти Канцелярия от строений начала возводить на этом месте одноэтажные каменные палаты с четырехоконным мезонином, предназначенные для лейб-медика И. Л. Блюментроста.
В ту пору строили не быстро, а посему работы растянулись на целых пять лет. За это время успел умереть Петр I, через два года за ним последовала Екатерина I, и на трон вступил внук покойного государя – Петр II, еще не вышедший из отроческого возраста, но вскоре также отправившийся вслед за дедом «в ту страну, откуда ни один не возвращался».
Дом № 30 по Миллионной улице. Современное фото
И всех их заботливо лечил, а затем искренне оплакивал «лейб-медикус» Иван Лаврентьевич Блюментрост, чьи услуги оплачивались невероятно высоким по тем временам жалованьем – 3 тысячи рублей в год. Правда, деньги эти он получал недаром: его стараниями врачебное дело в России было поставлено на совершенно иную, гораздо более высокую ступень.
Именно И. Л. Блюментрост представил Петру I проект преобразования медицинского дела в империи. В соответствии с ним 7 октября 1721 года учреждалась особая канцелярия или коллегия, ведавшая освидетельствованием аптек, установлением определенных цен на лекарства и, главное, экзаменовавшая всех врачей для приобретения права на свободную практику. «Понеже, – как гласил указ, – неученые, скитающиеся без всякого наказания, дерзновенно лечат, в чем великую вреду жителям учинить могут».
Сам Блюментрост и возглавил вновь образованное учреждение, получив при этом звание «архиатера», то
Еще более заметной фигурой был младший брат Ивана Блюментроста – Лаврентий, ему принадлежит честь воплощения в жизнь петровского замысла о создании российской Академии наук. Несмотря на большую разницу в возрасте, братья были очень близки и жили дружно в одном доме.
Так же как и брат, Лаврентий получил солидное медицинское образование в лучших западных университетах, после чего вернулся в Россию и занял место придворного лекаря при сестре Петра, царевне Наталье Алексеевне. Вскоре по поручению царя он вновь отправился за границу для консультации с тамошними врачами относительно болезни государя. При этом он не упустил возможности пополнить свои знания; тогда же, по совету Блюментроста, купили знаменитую анатомическую коллекцию доктора Рюйша, составившую ядро созданной позднее Кунсткамеры.
После смерти в 1719 году лейб-медика Арескина Л. Л. Блюментрост занял его должность, одновременно получив под свое начало императорскую библиотеку и Кунсткамеру, а с 1724 года он вместе с Шумахером активно принялся за устройство Академии наук. Благодаря знакомству с немецким философом Вольфом и при его посредничестве Блюментросту удалось убедить приехать в Россию нескольких известных ученых; их поместили в конфискованном у барона Шафирова доме на Петербургской стороне. Там же 27 декабря 1725 года, в присутствии императрицы, состоялось первое торжественное заседание новоучрежденной Академии наук, президентом ее назначается Л. Л. Блюментрост.
С воцарением Анны Иоанновны для братьев начались тяжелые времена. В сентябре 1730 года, вследствие доноса нового лейб-медика Ригера, «за многие непорядки при верхней аптеке» И. Л. Блюментрост лишился одной из своих должностей, а годом позже его и вовсе уволили, отняв вдобавок гатчинскую мызу, пожалованную ему Петром I. Отставленный от службы, Иван Лаврентьевич поселился в Москве, где у него тоже имелся дом. Однако после того, как его московское жилище сгорело дотла, ему пришлось вернуться в Петербург и хлопотать о выдаче недоданного при отставке жалованья. Остаток жизни он провел в полной безвестности в своем доме на Миллионной.
Поначалу не лучше сложилась судьба и у Лаврентия Блюментроста. После кончины Петра II он не смел показываться на глаза новой императрице, питавшей недоверие к его медицинскому искусству, и жил во дворце ее сестры, герцогини Мекленбургской. В 1732 году царский двор возвратился в Северную столицу; вместе с ним вернулся и Л. Л. Блюментрост. Но сколь непохожа стала нынешняя его жизнь на прежнюю! Он лишился всякого значения как врач, и его авторитет как президента Академии наук также упал. В довершение зол 14 июня 1733 года умерла покровительница Блюментроста, герцогиня Мекленбургская, и на него вновь посыпались обвинения в неправильном лечении.
Государыня повелела начальнику Тайной розыскной канцелярии А. И. Ушакову произвести над ним следствие. Никакого злого умысла доказать, разумеется, не удалось, и дело кончилось тем, что бедного доктора отрешили от всех должностей и выслали обратно в Москву, где он вынужден довольствоваться одной частной практикой. Знай Лаврентий Лаврентьевич русскую историю, он мог найти утешение в том, что при царе Иване Грозном его просто-напросто посадили бы на кол или сварили в кипятке, не утруждая себя доказыванием вины!