История политических репрессий и сопротивления несвободе в СССР (Часть 2)
Шрифт:
В целях обеспечения более подробной информации общественности и пресечения аналогичной деятельности со стороны отдельных враждебно настроенных лиц представляется целесообразным дело СИНЯВСКОГО и ДАНИЭЛЯ рассмотреть в открытом судебном заседании Верховного суда РСФСР и осудить преступников за написание и распространение литературных произведений, содержащих клеветнические измышления на советский государственный и общественный строй, по части 1 статьи 70 УК РСФСР к лишению свободы.
Судебный процесс предполагается провести в начале февраля 1966 г. [...] и пригласить на процесс представителей советско-партийного актива и писательской общественности.
[...] После окончания судебного процесса дать соответствующие
Просим рассмотреть [...](.
РГАНИ. Ф. 4. Оп. 18. Д. 954. Л. 126-132.
Записка Отделов культуры, агитации и пропаганды
и административных органов ЦК КПСС
3 февраля 1966 г.
Открытый судебный процесс по делу Синявского и Даниэля состоится в период с 10 по 12 февраля в зале судебных заседаний Московского областного суда (зал вмещает 100 человек). Дело принято к производству Верховным судом РСФСР и будет рассмотрено под председательством т. Смирнова Л.Н. Государственное обвинение поддерживает т. Темушкин - зам. начальника отдела Прокуратуры СССР; защиту обвиняемых осуществляют адвокаты тт. Коган и Кисенишский. Намечается выступление общественного обвинителя от Союза советских писателей.
Имеется в виду, что судебные заседания будут проходить в присутствии представителей трудящихся, партийно-советского актива, писателей и журналистов г. Москвы; порядок их приглашения обеспечивает МГК КПСС.
В связи с предстоящим судебным процессом считаем необходимым доложить предложения об освещении этого процесса в печати и по радио:
1. Репортажи своих корреспондентов из зала суда, а также официальные сообщения ТАСС о ходе судебного процесса ежедневно публикуют газета "Известия" и "Литературная газета". Редколлегии газет "Правда", "Комсомольская правда", "Советская культура" и "Советская Россия", по своему усмотрению, могут публиковать заметки собственных корреспондентов из зала суда.
Все остальные газеты публикуют о судебном процессе лишь официальные сообщения ТАСС; по радио о ходе судебного процесса передаются отчеты ТАСС и отдельные корреспонденции из газет.
АПН совместно с КГБ при Совете Министров СССР поручается подготовка соответствующих статей о процессе для опубликования за рубежом.
Корреспонденты указанных газет, ТАСС и АПН проходят в зал (без фотоаппаратов) по служебным пропускам, выдаваемым КГБ при Совете Министров СССР.
Иностранные корреспонденты на судебный процесс не допускаются.
Для подготовки официальных сообщений и просмотра корреспонденции о ходе судебного процесса образовать специальную пресс-группу в составе тт.: Мелентьева Ю.С. (зам. зав. Отделом культуры ЦК КПСС) - руководитель, Ситникова В.Ф. (зав. сектором Отдела информации ЦК КПСС), Миляева А.А. (Отдел пропаганды и агитации ЦК КПСС), Беляева А.А. (Отдел культуры ЦК КПСС), Кузнецова В.М. (Отдел административных органов ЦК КПСС), Волкова А.Ф., Бобкова Ф.Д. (КГБ при Совете Министров СССР).
Просим согласия [...].
В. Шауро
А. Яковлев
Н. Савинкин
РГАНИ. Ф. 4. Оп. 18. Д. 954. Л. 133-134.
Из записей, сделанных в ходе процесса
над А. Синявским и Ю. Даниэлем.
Февраль 1966 г.
Утреннее заседание. 10 февраля 1966 г.
Оглашается постановление от 4 февраля о предании Синявского и Даниэля суду по статье 70 УК РСФСР, часть 1.
Судья. Подсудимый Синявский, признаете ли Вы себя виновным в предъявленных обвинениях полностью или частично?
Синявский. Нет, не признаю, ни полностью, ни частично.
Судья. Подсудимый Даниэль, признаете ли Вы себя виновным в предъявленных Вам обвинениях полностью или частично?
Даниэль. Не признаю. Ни полностью, ни частично.
[...]
Утреннее заседание. 11 февраля 1966 г.
Синявский пытается объяснить суду, что в его статье и трех произведениях изложены не политические взгляды и убеждения, а его писательская
Прокурор. Выражаются ли в этих произведениях Ваши политические взгляды и убеждения?
Синявский. Я не политический писатель. Ни у одного писателя его вещи не передают политических взглядов... Ни у Пушкина, ни у Гоголя нельзя спрашивать про политические взгляды (Возмущенный гул в зале). Мое произведение - это мое мироощущение, а не политика.
Прокурор. Я думаю иначе. [...].
Вечернее заседание. 12 февраля 1966 г.
Из речи государственного обвинителя О.П. Темушкина. Я обвиняю Синявского и Даниэля в антигосударственной деятельности. Они написали и добились издания под видом литературных произведений грязных пасквилей, призывающих к свержению строя, распространяли клевету, облекли все это в литературную форму. То, что они сделали, не случайная ошибка, а действие, равнозначное предательству [...]. Я прошу, учитывая все - и то, что они не раскаялись, и первостепенную роль Синявского, - приговорите Синявского к максимальной мере наказания - семи годам лишения свободы, с отбыванием в колонии усиленного режима, и пяти годам ссылки (Аплодисменты), а Даниэля - к пяти годам, с отбыванием в колонии усиленного режима, и трем годам ссылки( .
Миф о застое. М., 1991. С. 70, 71.
Из последнего слова А.Д. Синявского
Мне будет довольно трудно говорить [...] в силу определенной атмосферы, которая здесь достаточно ощутима. Доводы обвинения меня не убедили, и я остался на прежних позициях. Доводы обвинения - они создали ощущение глухой стены [...]. Все те же самые страшные цитаты из обвинительного заключения повторяются десятки раз и разрастаются в чудовищную атмосферу, уже не соответствующую никакой реальности. Художественный прием - повторение одних и тех же формулировок - сильный прием. Создается какая-то пелена, особенно наэлектризованная атмосфера, когда кончается реальность и начинается чудовищное - почти по произведениям Аржака и Терца. Это атмосфера темного антисоветского подполья, скрывающегося за светлым лицом кандидата наук Синявского и поэта-переводчика Даниэля, делающих заговоры, перевороты, террористические акты, погромы, убийства... В общем, "день открытых убийств"( , только исполнителей двое: Синявский и Даниэль. Тут, действительно, очень страшно, и неожиданно художественный образ теряет условность, воспринимается буквально, так что судебная процедура подключается к тексту, как естественное его продолжение. Я имел несчастье пометить эпилог повести "Суд идет" 1956 годом: "Автор оклеветал 1956 год, ага, автор, ты предсказал - иди теперь в лагерь в 1966 году". Злорадные интонации явственно звучали у обвинителей.
[...] Рассеять эту атмосферу крайне трудно, здесь не помогут ни развернутые аргументы, ни концепции творчества. Уже на следствии я понял, что не это интересует обвинение: интересуют отдельные цитаты, которые все повторяются и повторяются. Я не берусь ни объяснять замыслы, ни читать лекции про создавшуюся обстановку, ни доказывать - это бесполезно. Я хочу только напомнить некоторые аргументы, элементарные по отношению к литературе. С этого начинают изучать литературу: слово - это не дело, а слово; художественный образ условен; автор не идентичен герою. Это азы, и мы пытались говорить об этом, но обвинение упорно отбрасывает это как выдумку, как способ укрыться, как способ обмануть. И вот получается: повесть "Говорит Москва", если ее внимательно прочесть, да что там прочесть - хоть пробежать, - кричит одно слово: "Не убей!", "Я не могу и не хочу убивать: человек во всех обстоятельствах должен оставаться человеком!" Но никто не слышит этого: "Ага, ты хотел убить, ты убийца, ты фашист!" Здесь происходит чудовищный подмен.