История, рассказанная в полночь
Шрифт:
Гоблин ускорил шаг, минуя огромные пустые залы, вымощенные плитами, поглядывая на окованные медными листами двери, ведущие в хранилища.
Тихо было в подземельях, только факелы потрескивали да его, Куксона, шаги раздавались.
На ходу он размышлял: первая часть плана удалась блестяще, Брахта ни о чем не догадался (тут вспомнился Куксону проницательный взгляд старого архивариуса и гоблин слегка засомневался, но тут же все сомнения подавил).
Было очень важно, чтобы Брахта ничего не заподозрил, для того Куксон и подпись на разрешении подделал.
Гоблину очень не хотелось, чтобы архивариус по его, Куксона, вине, лишился любимой работы.
О себе самом уже и не думал. Задачу взял на себя нелегкую, рисковал всем. За самовольное проникновение в северные пещеры наказание ждет суровое: и со службы с позором выгонят и всех серебряных пуговиц лишат. Но отступать поздно, он, Куксон, и так уже зашел далеко.
Широкий подземный ход тянулся и тянулся, добрых полчаса идти пришлось. Наконец, Куксон остановился в небольшом полукруглом зале с низким потолком из необработанного камня. Из зала вели две галереи: одна — в дальние хранилища, а другая…
Гоблин сделал неуверенный шажок.
В Северных пещерах хранились самые древние магические манускрипты, старинные книги, летописи, важнейшие документы и редчайшие артефакты. Чтобы попасть сюда, обычного разрешения было недостаточно, да и охранялись пещеры надежно…
Кстати, как они охранялись?
Над этим Куксон с самого утра голову ломал.
Имелись, конечно, те, кто знал об охране, но это были важные персоны, особы, приближенные к главе Гильдии, гоблин Куксон в их число не входил.
Конечно, будь у него времени побольше, он бы непременно что-нибудь разузнал и разнюхал, да только сроку имелось — до вечера. Так что Куксон решил положиться на гоблинскую удачу, а к ней, будучи гоблином осторожным и предусмотрительным, присовокупил три золотых треугольника с самыми надежными и сильными заклинаниями. После этого почтенный Куксон почувствовал себя по всеоружии (тревожную мысль о том, сладит ли он с такими мощными заклятьями, решительно отогнал). Он закатал рукав куртки и взглянул на браслет, сиявший золотыми и серебряными накладками.
— Все получится, — твердо проговорил он. — Даром что ли я столько денег на заклинания ухлопал?!
— Куксон, эта галерея ведет в Северные пещеры, — прямо в ухо гоблину сообщил чей-то голос. — Вход туда строжайше запрещен, охранные заклинания меняются каждое полнолуние.
Куксон так и подскочил на месте.
— Перлинор! — раздраженно рявкнул он. — Ты что здесь делаешь?!
Белое облако, парящее в воздухе, сгустилось, потемнело, и соткался из него облик человека в облачении мага, правда, весьма старомодном, много лет назад такие носили. Человек был прозрачен и бесплотен, как и полагается мороку.
— Как — что? Я помощник архивариуса, — с достоинством
Гоблин Куксон решительно устремился в сторону правой галереи.
Морок Перлинор бесшумно поплыл рядом.
— Тебя Брахта прислал? — подозрительно спросил Куксон.
— Не то, чтобы прислал…. так, порекомендовал пролететься туда-сюда, вдруг я кому-то понадоблюсь, — уклончиво ответил морок. — Но никаких приказов он не отдавал и ничьего имени не упоминал.
— Умно, — уважительно пробормотал гоблин.
Перлинор являлся духом давным-давно умершего мага и обитал в подземельях уже добрую сотню лет. Куксон его и раньше встречал. При жизни-то он, конечно, человеком был, но после смерти приключилась с Перлинором странность: вместо того, чтобы оказаться по другую сторону жизни, он застрял на этой. Если б он призраком стал, то кто-нибудь из магов его живенько бы куда надо отправил, но Перлинор, ко всеобщему удивлению, сделался мороком, то есть, как бы не совсем призраком. Мороки дневного света не боятся, живут себе, как ни в чем не было, даже службу иной раз несут. Имелось и еще одно отличие: мороки были страшно азартны и больше всего на свете любили спорить на деньги и играть в кости.
Гоблин Куксон, знавший Перлинора при жизни, подозревал, что и мороком-то тот стал именно по этой причине: игрок был, каких мало. Помнится, как-то раз маг Перлинор не только годовое жалованье, посох и волшебные книги проиграл, но и всю одежду. Долго потом щеголял в обносках, которые ему кобольд Братха пожертвовал.
— Конечно, умно, — согласился морок и дипломатично добавил: — Архивариус Брахта — выдающегося ума кобольд, всецело предан нашей Гильдии и лично магу Хронофелу. Много лет хранит верность, как и полагается!
Куксон хмыкнул. Будь он на месте мага Хронофела, не питал бы иллюзий насчет преданности кобольдов. Они хранили верность только тому, кому сами считали нужным.
— Кроме того, Куксон, — непринужденно продолжил Перлинор. — Мы с Брахтой только что на серебряный нуобл поспорили, так что ты уж меня не подведи!
— Поспорили? На меня?
— А на кого же еще? Брахта, видишь ли, думает, что ты вернешься живым-невредимым, а я… — морок помялся. — Ты не обижайся, но лично я думаю, что он проиграет.
Куксон недовольно поджал губы. Очень неприятно, когда кто-то в тебя не верит, пусть даже это всего-навсего бесплотный дух.
— Мы находимся перед входом в Северные пещеры, — торжественно объявил Перлинор, повиснув перед глухой каменной стеной. — И я обязан напомнить, что без личного разрешения главы Гильдии нельзя…
Не слушая его, Куксон пробормотал нужные слова, стена разъехалась в стороны, и гоблин нырнул в образовавшийся проем. Морок Перлинор, вздохнув, последовал за ним.
— Я, конечно, буду нем, как рыба, но, Куксон, если мне зададут прямой вопрос, вынужден буду ответить, — предупредил он. — Сам знаешь, призраки и мороки лгать не могут.