История религии. В поисках пути, истины и жизни. Том 6. На пороге Нового Завета. От эпохи Александра Македонского до проповеди Иоанна Крестителя

Мень Александр

С балюстрады пантикапейского дворца, стоявшего на горе, которая и сейчас носит его имя, смотрел старый царь, как матросы присягают изменнику. Он понял, что часы его сочтены, и вместе с дочерьми принял яд. Отрава не подействовала: царь, боясь покушений, давно приучил себя к смертельным зельям. Тогда Митридат попросил слугу-галла пронзить его мечом.

Это произошло в 63 году, когда Помпей, вмешавшись в иудейские дела, вел осаду Иерусалима. Римский полководец мог торжествовать: он покорил Малую Азию и Сирию, покончив с призрачной властью Селевкидов. Теперь перед ним открывалась возможность самому стать царем-богом. Но Помпей не рассчитал, не понял настроений в Риме, который

еще не созрел для принятия цезаризма, хотя и был к этому близок.

Полагая, что авторитет его неоспорим, Помпей в декабре 62 года распустил войско, как того требовал закон. Он думал заручиться поддержкой ветеранов и обещал раздать им земли. Однако сенат воспрепятствовал ему, опасаясь роста его популярности.

Плодами побед Помпея сумел воспользоваться его временный союзник Юлий Цезарь. Сначала он действовал против сената, помогая Помпею, а потом обошел его в сложной политической игре. Став наместником Галлии, Цезарь провел ряд победоносных кампаний и сосредоточил в своих руках огромные средства. После войны он открыто отказался подчиниться сенату и двинул свои легионы на Рим. «Я прихожу освободить римский народ от партии, которая его угнетает», — заявил он.

Цезарь изображал себя сторонником «народной партии», но его демократизм был лишь ступенькой к монархии. Отказ Суллы от власти он расценивал как ошибку. С сенатской олигархией Цезарь решил не считаться и апеллировать только к войску и народному собранию. Один его конкурент — Красс — погиб в Парфии, другой — Помпей — вскоре пал от рук убийц. В сенате не было единства, народ страшился новой гражданской войны. «Среди многих, — говорит Аппиан, — шла болтовня о том, что единственным спасением от теперешних зол была бы монархическая власть» [1].

Однако многовековая республиканская традиция мешала Цезарю формально установить монархию. Был пущен пробный шар, когда консул Антоний публично предложил ему корону. Мгновенно почувствовав смущение толпы, диктатор с деланным презрением отклонил царское звание. Нужно было еще выждать в расчете на то, что любовь народа рано или поздно предоставит ему желанный трон.

Но и у Цезаря было одно уязвимое место. Образованный, умный, одаренный человек, он слишком часто поддавался искушение делать широкие жесты, слишком претила ему кровожадность в стиле Суллы. Он прощал своих политических врагов, даже делал их (в частности Брута) приближенными и тем подписал себе приговор.

Мягкий диктатор обречен. Если он хочет сохранить власть, он не должен знать колебаний, ему необходимо карать и казнить, без конца умножать ложь и насилие, помня, что недовольные будут всегда. «Пожизненный диктатор» забыл об этом, забыл о сенате, который ненавидел его; он был слишком человечен для настоящего деспота, что и привело к роковой развязке 15 марта 44 года.

И все-таки, хоть и поздно, Цезарю удалось стать «божественным царем». Народное собрание встретило весть о его гибели безмолвием: люди растерялись, они слишком привыкли к вождю. Антоний и другие друзья убитого окружили его имя ореолом почитания. Говорили, что комета, появившаяся через неделю после смерти Цезаря, — это его душа, вознесенная на Олимп. Прошло еще немного времени, и в том самом сенате, где кинжалы заговорщиков пронзили диктатора, совершилось его причисление к небожителям. Отныне «Цезарь во Граде своем есть бог» [2].

Как отмечает Светоний, произошло это «не столько словами указов, но и убеждением толпы» [3]. Судьба Юлия — его стремительный успех и внезапный конец — потрясла римлян. Она рождала мысль

о вмешательстве неведомых сил. И как бы в подтверждение этого после мартовских ид на Город обрушились стихийные бедствия. Небывалое наводнение, затопившее столицу, казалось прелюдией к новому всемирному потопу; в империи свирепствовали неурожай и эпидемии. Вергилий писал:

В час, когда Цезарь угас, пожалело и солнце о Риме, Лик лучезарный оно темнотою багровой сокрыло, Ночи навечной тогда устрашился мир нечестивый [4].

По словам Диона Кассия, римляне снова стали «готовиться ко всеобщей гибели» [5].

Но наступила не мировая катастрофа, а новая гражданская война. Цезарианцы-триумвиры Октавиан, Антоний и Лепид обрушились на поборников республики. Племянник и приемный сын Цезаря Октавиан сумел уберечься от его ошибок. Он твердо знал, как поступать с действительными и возможными противниками. Зимой 43 года при поддержке Антония и Лепида он пошел в наступление против врагов диктатуры. «Тотчас же, — пишет Аппиан, — как по всей стране, так и в Риме, смотря по тому, где каждый был захвачен, начались многочисленные аресты и разнообразные способы умерщвления» [6].

Это была настоящая охота на людей. Поседевшие в битвах военачальники прятались в городских клоаках, переодевались, бросались в воду, кончали жизнь в огне. Повсюду сновали шпионы, отыскивая приговоренных к казни: за каждую голову их ждала награда. 7 декабря умертвили Цицерона, и, как говорит тот же древний историк, «никто не стал на защиту человека, в течение долгих лет бывшего защитой республики и отдельных граждан». Многие республиканцы сами отдавались в руки властей, другие падали в ноги рабам, умоляя скрыть их. Повторились страшные дни Суллы, только в еще большем масштабе. Было проявлено немало героизма, так же как подлости и бесчеловечности. Одни семьи с риском для жизни пытались спасти близких, другие, напротив, пользовались моментом, чтобы от них избавиться. Правительство конфисковало имущество занесенных в списки. Разбушевавшиеся толпы грабили дома репрессированных…

В 42 году армия республиканцев была разбита и началась неизбежная война между самими триумвирами. Таков закон тирании — на вершину гребня выносить только одного человека.

Октавиан щедро раздавал земли своим солдатам, сгоняя старых владельцев с насиженных мест. Лепида ему удалось оттеснить. Весь Запад был теперь в его руках.

Антоний укрепился в Египте. Женившись на царице Клеопатре, он сделал своей главной резиденцией Александрию. Восточные подступы к ней были вполне надежны; в Иудее правил клан идумеянина Антипатра, которому еще Цезарь дал римское гражданство и назначил его прокуратором страны. После смерти Антипатра Антоний оставил власть за его сыновьями Фазаэлем и Иродом. Ирод был всецело предан Риму. В любую минуту он готов был выступить со своим войском на помощь Антонию.

Итак, империя раскололась на два враждебных лагеря. Конца войнам не предвиделось. Роптали даже солдаты.

Однако в сентябре 40 года по истерзанной Италии пронеслась радостная весть. В Брундизии между соперниками был заключен мир. Люди облегченно вздохнули, надеясь на приближение лучших времен. Многие в Риме задавались вопросом: а не есть ли Брундизийское соглашение тот рубеж, за которым откроется новая полоса истории? Некоторые астрологи утверждали, что именно в 40 году должны завершиться десять веков старого мира…