История Рима от основания Города
Шрифт:
37. (1) Спустя несколько дней в Грецию были направлены в качестве послов Квинт Марций, Авл Атилий, Публий и Сервий Корнелии Лентулы и Луций Децимий. Они привезли с собой на остров Коркиру тысячу солдат-пехотинцев и там разделили между собою и воинов, и области, которые им следовало посетить. (2) Луция Децимия послали к иллирийскому царю Гентию с поручением склонить его к невмешательству или даже к военному союзу, если окажется, что царь дорожит дружбой с римским народом93. (3) Лентулов послали на Кефаллению, чтобы оттуда они переправились в Пелопоннес и до зимы побывали во всех государствах, лежащих на западном берегу. (4) Марцию и Атилию назначили путь по Эпиру, Этолии и Фессалии; затем они должны были познакомиться с обстановкой в Беотии и на Евбее и наконец тоже переправиться в Пелопоннес, где у них была назначена встреча с Лентулами. (5) Послы еще не разъехались с Коркиры, когда им доставили письмо Персея, в котором царь спрашивал, по какой причине римляне переправляют в Грецию свои войска и занимают греческие города. (6) Письменно ответить ему на это не сочли нужным, но сказали царскому гонцу, доставившему послание, что римляне поступают так ради защиты самих городов. (7) Лентулы, посещая города Пелопоннеса, уговаривали различные общины оказывать Риму помощь в войне с Персеем с той же готовностью и добросовестностью, с какой помогали они римлянам сначала во время войны с Филиппом, а потом – с Антиохом. Их выступления возбудили ропот на собраниях. (8) Ахейцы негодовали, что римляне сравнивают их с элейцами и мессенцами; но ведь они, ахейцы, с самого начала Македонской войны делали для римлян все94 и были врагами македонян и во время войны с Филиппом, а мессенцы и элейцы воевали против римлян на стороне Антиоха, (9) да и теперь, включенные в Ахейский союз, жалуются, что отданы победителям-ахейцам как бы в награду за войну.
38. (1) Марций и Атилий явились в Гитаны, город Эпира, находящийся на расстоянии десяти тысяч шагов от моря. Выслушанные
39. (1) Персей возвратился из Дия во внутренние области своего царства, удовольствовавшись слабым проблеском надежды на то, что Марций, по собственному признанию, взял на себя посольство ради него. А через несколько дней все сошлись в условленном месте. (2) Царя окружала большая свита, состоявшая из его друзей и телохранителей. Римские послы явились со столь же внушительным сопровождением, так как за ними следовали и многие граждане Ларисы, и собравшиеся в этот город посольства других городов, которые желали подробно рассказать дома обо всем, что им доведется услышать. (3) Всех одолевало свойственное человеческой природе любопытство, желание увидеть встречу знаменитого царя и послов первейшего на земле народа. (4) Остановились на виду друг у друга, разделенные рекой. Пока вестники с обеих сторон ходили для переговоров, кому переходить на другой берег, возникла непродолжительная заминка. Те считали, что известное предпочтение надо оказать величию царской власти, эти – отстаивали преимущество славного имени римского народа, тем более что переговоров добивался Персей. (5) Тогда Марций подтолкнул колебавшихся македонян шуткой. «Пусть младший, – сказал он, – перейдет к старшему, сын – к отцу»; дело было в том, что сам Марций имел прозвание Филипп101. (6) Царь легко согласился с таким доводом. Затем возникло другое затруднение по вопросу, сколько человек могут перейти вместе с ним. Царь находил справедливым, чтобы ему дозволено было бы переправиться со всей свитой; послы настаивали, чтобы он либо явился с тремя спутниками, либо, если собирается переводить такую большую свиту, представил заложников, дабы при переговорах не было допущено никакого коварства. (7) Царь дал в заложники Гиппия и Пантавха, знатнейших своих друзей, которых раньше отправлял послами к Марцию. Заложников потребовали не столько ради обеспечения безопасности, сколько с целью показать союзникам, что встреча царя с послами происходит далеко не на равных. (8) Затем обе стороны приветствовали друг друга – не как враги, но как любезные друзья – и сели на поставленные кресла.
40. (1) После непродолжительного молчания Марций заговорил: «Я думаю, ты ждешь, чтобы мы ответили на твое письмо, присланное на Коркиру, в котором ты спрашиваешь, зачем это мы, послы, прибыли с воинами и рассылаем гарнизоны по отдельным городам. (2) Этот твой вопрос я не решаюсь оставить без ответа, чтобы не вызвать обвинения в высокомерии, но затрудняюсь и отвечать на него по правде из опасения, что она покажется тебе слишком горькой; (3) но так как лицо, нарушающее договор, должно быть наказано или словами, или оружием, то я, предпочитая, чтобы война с тобой была поручена кому-либо другому, а не мне, что бы там ни было, возьму на себя труд выразить тебе как другу на словах всю горечь правды, подобно тому как врачи для сохранения жизни употребляют сильные средства. (4) С тех пор как ты вступил на престол, по мнению сената, ты сделал лишь одно, что должен был сделать, – отправил послов в Рим для возобновления договора;102 но в то же время сенат находит, что было бы лучше не возобновлять его, чем, возобновивши, нарушать. (5) Ты изгнал из царства Абрупола, союзника и друга римского народа; ты дал у себя убежище убийцам Арфетавра103, желая этим самым, чтобы не сказать более, выразить свою радость по поводу убийства, а между тем они убили самого верного из всех иллирийских князей; (6) далее, ты, вопреки договору, прошел с войском через Фессалию и Малийские владения104 в Дельфы, византийцам выслал вспомогательные войска также вопреки договору105, с беотийцами, нашими союзниками106, ты заключил отдельный, скрепленный клятвой договор, что также не было позволено; (7) что касается фиванских послов Эверсы и Калликрата107, которые хотели прийти к нам, то, вместо того чтобы обвинять, я лучше спрошу, кто убил их. А в Этолии кем, как не твоими приверженцами, затеяна была междоусобная война и избиты знатные граждане? (8) Ты сам ограбил долопов108. Далее, я не хочу говорить, кого обвиняет царь Эвмен в том, что он, на возвратном пути из Рима в свое царство чуть не был умерщвлен в Дельфах на священном месте, пред алтарем, подобно жертвенному животному. (9) О каких твоих тайных злодеяниях говорит брундизийский друг109, тебе, я наверное знаю, сообщено письменно из Рима и рассказано твоими послами. (10) Одним только способом ты мог бы избежать того, чтобы я не говорил этого, – не спрашивая, по какой причине переправлены войска в Македонию или почему мы посылаем гарнизоны в города наших союзников. Но так как ты спрашиваешь, то молчание наше было бы более оскорбительно, чем правдивый ответ. (11) Со своей стороны я, во имя дружбы наших отцов, готов благожелательно выслушать твою речь и желаю, чтобы ты своим ответом дал мне хотя какое-нибудь основание защищать тебя пред сенатом».
41. (1) На это царь отвечал: «Дело мое было бы право, если бы оно разбиралось справедливыми судьями; но мне предстоит вести его пред лицом обвинителей, которые в то же время являются и судьями. (2) Из всех обвинений, выставленных против меня, одни такого рода, что я, пожалуй, могу гордиться ими, в других я, не краснея, сознаюсь, третьи – как голословно предъявленные – могут быть опровергнуты голословным же отрицанием. (3) И действительно, если бы я ныне на основании ваших законов предстал пред вами в качестве подсудимого, то в чем именно могли бы упрекнуть меня брундизийский доносчик или Эвмен без того, чтобы не оказаться при этом скорее клеветниками, чем справедливыми обвинителями? (4) Разумеется, ни Эвмен, неприятный столь многим по своим общественным и частным сношениям, ни в ком другом не имел врага, как только во мне, ни я не мог найти более подходящего помощника для преступных услуг, чем Раммия, которого я никогда до того времени не видал и вряд ли хотел увидеть. (5) Я обязан также дать отчет о фиванских послах, которые, как известно, погибли во время кораблекрушения, и об умерщвлении Арфетавра, причем в последнем случае меня обвиняют лишь в том, что его убийцы ушли в изгнание в мое государство. (6) Против несправедливости такого обвинения я готов не протестовать лишь в том случае, если и вы признаете себя подстрекателями к преступлениям, за которые осуждены все изгнанники, какие только нашли себе убежище в Италии или в Риме. (7) Если же вы и все другие народы не согласитесь с этим, то и я присоединюсь к прочим. Да и в самом деле, что за польза отправлять кого-нибудь в изгнание, раз изгнанник нигде не найдет убежища? (8) Несмотря на это, лишь только вы напомнили мне о пребывании в Македонии убийц Арфетавра, я велел отыскать их и удалить из царства, навсегда воспретив им вступать в мои владения. (9) И это ставится мне в упрек, как подсудимому, который должен оправдываться; другие же обвинения, выставленные против меня как царя, а также обвинения в нарушении существующего между нами договора требуют еще разъяснения. (10) Именно, если в договоре сказано, что мне не разрешается защищать себя и государство даже в том случае, если кто-либо нападет на меня, то я должен сознаться в
42. (1) А так как я оттуда двинулся далее, чтобы побывать в Ларисе, Антронах и Птелеоне, то, находясь вблизи Дельф, отправился в этот город с намерением принести жертву и выполнить давно уже данные обеты. (2) Чтобы усилить обвинение против меня, прибавляют, что я явился туда с войском; разумеется, для того чтобы овладевать городами и вводить гарнизоны в кремли, как я теперь жалуюсь на такой образ действий с вашей стороны. (3) Созовите на совет те греческие государства, через которые я шел, и если кто-нибудь из них пожалуется на какую-либо несправедливость со стороны какого-нибудь моего воина, то я не стану протестовать против предположения, будто я, под предлогом жертвоприношения, имел другое намерение. (4) Далее, мы послали подкрепления этолийцам и византийцам, а с беотийцами заключили дружественный союз. Как бы то ни было, но об этом я не только сообщал через моих послов, но даже неоднократно получал за подобные поступки прощение от вашего сената, где моими судьями были некоторые и не такие справедливые люди, как ты, Квинт Марций, в котором я встретил унаследованного от отца друга и знакомого. (5) Но в это время не прибыл еще в Рим обвинитель Эвмен, с целью своею клеветою и извращением истины бросить тень подозрения и возбудить ненависть против меня, а также попытаться убедить вас в том, что, пока будет существовать Македония, Греция не может пользоваться дарованной вами свободой. (6) Явление это будет повторяться: вскоре найдется кто-нибудь такой, кто станет доказывать, что напрасно оттеснили Антиоха по ту сторону горного хребта Тавра и что гораздо опаснее Антиоха оказался для Азии Эвмен; ваши союзники не могут успокоиться, пока столица его находится в Пергаме; это кремль, сооруженный над столицами соседних государств. (7) Я уверен, Квинт Марций и Авл Атилий, что поставленное вами мне на вид или сказанное мною в свое оправдание будет понято соответственно настроению слушателей, и не столько важно то, что и с каким намерением я сделал, сколько то, как вы посмотрите на все случившееся. (8) Я сознаю, что заведомо я ни в чем не провинился, а если и погрешил в чем-либо по необдуманности, то все это легко можно исправить и загладить теперь, после ваших указаний. (9) По крайней мере я не совершил ничего непоправимого и вообще ничего такого, за что следовало бы мстить мне войною, или без основания распространена между народами слава о вашей снисходительности и вашей серьезности, если вы беретесь за оружие и идете войной против союзных царей из-за таких причин, которые едва ли заслуживают жалобы и обвинения».
43. (1) Речь эта была выслушана с одобрением, и Марций предложил направить в Рим послов. Так как признавал необходимость испробовать все до единого средства, не упуская ни малейшей надежды на благоприятный исход дела, конец беседы прошел в обсуждении того, каким образом обеспечить послам безопасность в пути. (2) Было очевидно, что для этой цели необходимо просить перемирия, и хотя Марций желал этого и, затевая переговоры, только этого и добивался, на просьбу царя он согласился с трудом и лишь в виде большого одолжения. (3) А ведь римляне тогда не подготовились еще как следует к войне, не было у них под рукой ничего – ни войска, ни полководца, тогда как Персей был полностью снаряжен и подготовлен и, если бы не ослепила его ни на чем не основанная надежда на мир, при полной своей боевой готовности легко мог бы открыть военные действия в удобное для себя и неблагоприятное для противника время.
(4) После этих переговоров, заручившись обещанием, что состоится перемирие, римские послы тотчас направились в Беотию. (5) Там уже начались волнения, так как некоторые из союзных народов, едва услышав о намерении римских послов выяснить, каким отдельным городам не нравилось заключение союза с царем, отказались от участия в общем собрании беотийцев. (6) Еще в пути римлян перехватили сначала херонейские, потом фиванские послы, утверждавшие, что их города не принимали участия в собрании, на котором был заключен тот союз с царем. Римляне, не дав никакого ответа на месте, предложили им следовать за собой в Халкиду. (7) Раздоры иного рода породили большое напряжение в Фивах. Партия беотийцев, потерпевшая неудачу на собрании на выборах беотарха110, мстя за нанесенную обиду, собрала большую толпу народа и вынесла постановление – не принимать беотархов в города. (8) Все изгнанники удалились в Феспии, где их приняли без колебания; затем, с переменой общего настроения, их снова призвали в Фивы, и там они издали постановление о том, что двенадцать человек, которые, будучи частными лицами, созвали народное собрание, должны быть наказаны изгнанием. (9) После этого новый претор, а именно Исмений, человек знатный и влиятельный, провел постановление, заочно приговаривавшее их к смертной казни. Осужденные бежали в Халкиду; оттуда они направились к римлянам в Ларису и здесь выставили Исмения главным виновником союза, заключенного с Персеем. Из этого спора возникла борьба партий. (10) В конце концов к римлянам явились представители обеих сторон, а также изгнанники и обвинители Исмения и сам Исмений.
44. (1) По прибытии послов в Халкиду власти отдельных городов, вынося свои самостоятельные постановления, один за другим, к великому удовольствию римлян, уничтожили союз с царем и стали присоединяться к Риму. Исмений считал справедливым отдать под покровительство римлян весь беотийский народ111. (2) Когда из-за этого началась драка, изгнанники и сторонники их чуть не прикончили его, так что он спасся лишь бегством на трибунал римских послов112. (3) И сами Фивы, главный город Беотии, были раздираемы смутой – одни тянули город к царю, другие – на сторону римлян. (4) Там собралось также множество коронейцев и галиартийцев, чтобы отстаивать постановление о союзе с царем, но благодаря твердости влиятельных граждан, которые говорили о могуществе и счастье Римского государства113, напоминая о поражениях Филиппа и Антиоха, толпа в конце концов сдалась и вынесла решение отказаться от союза с царем; граждан, призывавших заключить дружбу с римлянами, направили послами в Халкиду с наказом дать удовлетворение римским послам и препоручить государство их защите. (5) Марций и Атилий с удовольствием выслушали фиванцев и посоветовали как им, так и другим городам, каждому от себя, отправить в Рим послов для возобновления дружественного союза. (6) Но прежде всего они предложили возвратить изгнанников и своим собственным постановлением осудили тех, кто добивался союза с царем114. Так, развалив Беотийский союз, к чему они главным образом и стремились, и вызвав в Халкиду Сервия Корнелия, послы отправились в Пелопоннес. (7) Ради них состоялось собрание ахейцев в Аргосе. Обе стороны легко пришли к соглашению. Там римляне потребовали от ахейцев только одного – предоставить им тысячу солдат. (8) Этот отряд был отправлен для защиты Халкиды115 на время, пока римское войско переправится в Грецию. Закончив все дела в Греции, Марций и Атилий в начале зимы возвратились в Рим.
45. (1) Примерно в то же время из Рима отправилось посольство в Азию и на ближайшие острова116. (2) Послов было трое – Тиберий Клавдий, Спурий Постумий и Марк Юний. Посещая союзников – город за городом, они уговаривали их принять участие в войне против Персея на стороне римлян. И чем значительнее было государство, тем настойчивей добивались они его содействия, полагая, что меньшие государства последуют примеру более могущественных. (3) Наиболее влиятельными во всех отношениях союзниками считались родосцы, ибо, располагая флотом в сорок кораблей, снаряженных по совету Гегесилоха, они могли оказать существенную помощь не только одним своим благорасположением, но и военными силами. (4) Этот Гегесилох занимал у них высшую должность, именуемую притания117, и частыми своими речами убедил родосцев оставить надежду на покровительство царя, неосновательность которого они не раз испытали, и сохранить союз с римлянами – единственно надежный на всей земле благодаря могуществу и постоянству римского народа. (5) Близится, говорил он, война с Персеем; римляне пожелают, чтобы был снаряжен флот – такой же, какой они видели недавно во время войны с Антиохом, и раньше, когда воевали с Филиппом118. (6) Родосцы будут поставлены в затруднительное положение, если флот придется готовить наспех, перед отправкой; не лучше ли теперь же взяться за починку судов и обеспечение их моряками. И делать это надо тем усердней, что есть возможность, доказав свою верность на деле, опровергнуть обвинения, предъявленные Эвменом. (7) Побужденные этими речами родосцы показали прибывшим римским послам флот из сорока вооруженных и оснащенных кораблей, дав понять, что не нуждаются в уговорах. (8) Таким образом, и это посольство много способствовало доброжелательному настроению умов в азиатских государствах. Один лишь Децимий119 вернулся в Рим без всякого успеха, да еще опозоренный подозрением в том, что принимал деньги от иллирийских князей.