История Рима (с иллюстрациями)

Ковалёв Сергей Иванович

Германик пробыл на Востоке два года (17—19 гг.). Он занялся там ула­живанием некоторых спорных вопросов. Вассальные княжества Каппадокия и Коммагена были обращены в провинции, с парфянами заключено соглашение. В 19 г. Германик неожиданно скончался в Сирии, вблизи Антиохии. В Риме стали говорить о том, что он отравлен легатом Сирии Гнеем Пизоном и его женой Планциной. Подозрение пало и на императора. Хотя Пизон по приказанию Тиберия был предан суду и обвинен в том, что строил козни Германику, однако это не рассеяло слухов о причастности императора к смерти своего племянника. Эти слухи особенно муссирова­лись вдовой Германика Агриппиной, женщиной гордого и властного ха­рактера, дочерью Юлии и Агриппы. Раздоры в императорской семье под­держивались префектом претория Сеяном, «злым гением императора», как его называют. Они еще больше усилились, когда умер сын Тиберия Друз (23 г.) и ближайшими наследниками императора остались Нерон, Друз и Гай, сыновья Германика и Агриппины. Но положение стало совершенно невыносимым, после того как в 29 г. умерла Ливия, своим личным влияни­ем сдерживавшая семейные раздоры. Дело кончилось тем, что Агриппина была отправлена в ссылку, где и умерла (33 г.). Ее второй сын Друз погиб в дворцовой тюрьме одновременно с матерью, а старший, Нерон, еще до этого покончил жизнь

самоубийством в ссылке. В живых остался только третий сын Гай (Калигула), которого Тиберий усыновил [385] .

385

Он был слишком молод, чтобы казаться опасным.

Таковы были обстоятельства воцарения Тиберия и обстановка в импера­торской семье, которые толкали императора на путь крутых мер. Настроение народных масс в Италии и в провинциях также стало довольно тревожным. Некто Такфаринат, нумидиец, служивший в римских вспомогательных вой­сках и затем дезертировавший, в 17 г. поднял в Нумидии восстание, которое было подавлено только в 24 г. В 21 г. под руководством Флора и Сакровира восстали переобремененные налогами галлы, но были вскоре разбиты.

В 24 г. в Южной Италии случайно удалось раскрыть большой заговор ра­бов. Бывший солдат преторианской когорты Тит Куртизий в прокламациях и на тайных сходках в Брундизии и окрестных городах начал призывать к вос­станию рабов-пастухов, живших на отдаленных горных пастбищах. Случай­но к берегу пристало три военных судна с моряками. С их помощью местно­му квестору удалось подавить заговор в самом начале. Присланный Тиберием с сильным отрядом военный трибун арестовал всех руководителей загово­ра и доставил их в Рим, где уже стали ходить разные тревожные слухи.

Все это заставило Тиберия усилить военное начало в Империи. Он сам стал всюду появляться с военной охраной (даже в сенате!). Преторианские когорты были переведены в Рим, где для них построили специальные ка­зармы (23 г.). Их начальник Л. Элий Сеян сделался первым лицом после императора. Сеян, как уже было сказано, сыграл печальную роль в исто­рии царствования Тиберия. По-видимому, он хотел стать преемником им­ператора или, быть может, даже намеревался свергнуть его. Сеян вел сис­тематическую и определенную политику, возбуждая подозрения Тиберия против семьи Германика и близких к ней лиц. Ходили упорные слухи, что он отравил Друза, сына Тиберия, и намеревался жениться на его вдове Ливии [386] . Концентрация преторианцев в Риме имела целью сделать Сеяна в решительный момент хозяином в городе. Не без его влияния Тиберий в 26 г. уехал из Рима, сначала в Кампанию, а затем на о-в Капри (Саргеае).

386

Эти слухи нашли отражение у Тацита, однако они едва ли были справедливы в части, касающейся отравления Друза.

Однако планы всесильного временщика стали известны императору благодаря Антонии, матери Германика, открывшей глаза Тиберию на его фаворита (31 г.). Нужно было действовать крайне осторожно, принимая во внимание огромное влияние, которым пользовался Сеян. Тиберий с боль­шим искусством организовал своего рода контрзаговор. Не подавая виду Сеяну, что он догадывается о его замыслах, император с помощью одного преданного ему преторианского офицера Сертория Макрона посредством щедрых подарков отвлек преторианцев от Сеяна. Когда же почва была подготовлена, в сенате огласили письмо императора (сам он находился на Капри) с обвинением Сеяна в измене. Сенат вынес ему смертный приго­вор, и временщик был казнен. Вслед за ним подверглось казни много его друзей и сторонников. Префектом претория был назначен Макрон.

Дело Сеяна показало Тиберию, что даже среди своего ближайшего ок­ружения он не может чувствовать себя в полной безопасности. Это еще больше усилило его подозрительность и ненависть к людям. Террористи­ческий режим достиг после этого своего апогея.

Внутренняя политика Тиберия с самого начала была направлена к лик­видации некоторых «демократических» элементов принципата. Так, вы­боры магистратов были перенесены в сенат [387] , а законодательная деятель­ность комиций фактически отмерла. Сенат, особенно в первые годы прав­ления Тиберия, пользовался большим авторитетом: император ставил на его обсуждение важнейшие дела и очень считался с его мнением. Но в дальнейшем, по мере роста оппозиции и усиления мрачной подозритель­ности Тиберия, он все больше переходил к чисто автократическим при­емам управления, а сенат превратился в простое орудие террористиче­ской системы.

387

Комиции только формально утверждали список кандидатов, одобренный им­ператором и сенатом.

Еще в 26 г., под влиянием болезненной мизантропии и уговоров Сеяна, Тиберий уехал из Рима. Смерть Ливии углубила пропасть между ним и семьей Германика. Наконец, заговор Сеяна явился решающим этапом на пути развития системы казней, ссылок и конфискаций. Судебная компе­тенция сената, изредка применявшаяся еще при Республике, теперь была широко использована для судебных процессов по обвинению в измене или, еще чаще, в оскорблении величества (laesae maiestatis). Старый закон 103 г. об оскорблении величия римского народа был перенесен на особу импера­тора и послужил широкой «юридической» базой для преследования всех элементов, оппозиционных новому режиму. Разумеется, при этом была масса злоупотреблений: сводились личные счеты, наживались доносчики, так как они получали 25 % конфискованного имущества, и т. д. Хотя импе­ратор старался бороться с этими злоупотреблениями, обстановка была такова, что систематическая борьба с ними была невозможна.

Однако, несмотря на отрицательные черты своего характера, Тиберий был прекрасным администратором, прошедшим хорошую школу под руководством Августа. Он отличался бережливостью и проводил строгую экономию в рас­ходовании государственных средств (за что его не любил римский плебс). Провинции при нем находились в относительно хорошем состоянии. Тибе­рий строго наблюдал за провинциальными наместниками, о чем говорит боль­шое число процессов о вымогательствах. Он неоднократно выдавал большие субсидии городам, пострадавшим от землетрясений. В новых провинциях (в Галлии, на Дунае,

в Испании) производились большие работы по построй­ке дорог. В Италии он энергично боролся с разбоями и достиг в этом отноше­нии больших успехов. Труднее было бороться с другим наследием гражданс­ких войн — аграрным кризисом в Италии. В 33 г. сенат предложил состоя­тельным людям (главным образом представителям ростовщического капитала) вложить ²/₃ их капитала в землю. Это вызвало жестокий финансовый кризис, так как кредиторы стали энергично взыскивать долги. Тиберий смягчил кри­зис созданием особого заемного фонда из средств фиска.

Последние годы своего правления Тиберий провел в полном уединении на о-ве Капри, почти забросив государственные дела. Ими руководили префект претория и градоначальник столицы. Уединенная жизнь императора породи­ла массу слухов о чудовищном разврате и утонченных жестокостях, которые он практиковал на Капри. Едва ли в этих рассказах много достоверного. 16 марта 37 г. император умер на вилле на Мизенском мысу, не оставив никаких определенных указаний о преемнике [388] . Свое имущество он завещал в равных долях внучатому племяннику Гаю Цезарю, единственному оставшемуся в живых сыну Германика и Агриппины², и родному внуку Тиберию Гемеллу. Общественное мнение было настроено в пользу Гая, сына популярного Германика. Префект претория Макрон также стал на его сторону, что сыграло решающую роль. Войско и население принесли Гаю присягу, а сенат офор­мил его права по образцу Тиберия. Гемелл был устранен от сонаследования.

388

Об обстоятельствах его смерти также существуют полуанекдотические рассказы.

Светоний (Тиберий, 23—24) с возмущением рассказывает о той ко­медии, которую разыграл Тиберий, принимая власть в наследство от Августа: «Хотя Тиберий без колебаний вступил в обладание влас­тью и стал ею пользоваться, хотя он уже окружил себя вооруженной охраной, залогом и символом господства, однако на словах он долго отказывался от власти, разыгрывая самую бесстыдную комедию. То он с упреком говорил умоляющим друзьям, что они и не знают, ка­кое это чудовище — власть, то он двусмысленными ответами и хит­рой нерешительностью держал в напряженном неведении сенат, под­ступавший к нему с коленопреклоненными просьбами. Некоторые даже потеряли терпение, а кто-то среди общего шума воскликнул: "Пусть он правит или пусть он уходит!". Кто-то в лицо ему заявил, что иные медлят делать то, что обещали, а он медлит обещать то, что уже делает. Наконец, словно против воли, с горькими жалобами на тягостное рабство, возлагаемое им на себя, он принял власть. Но и тут он постарался внушить надежду, что когда-нибудь сложит с себя власть; вот его слова: "...до тех пор, пока вам не покажется, что при­шло время дать отдых и моей старости".

Много колоритных фигур было в окружении Тиберия, но двое за­служивают особого внимания как два антипода, судьба которых, впрочем, схожа. Первый из них — это племянник Тиберия Германик, второй — префект претория Сеян. Благодарная память потом­ков окружила Германика ореолом немеркнущей славы. Восторжен­ную характеристику дает ему Светоний (Калигула, 3—4): «Всеми телесными и душевными достоинствами, как известно, Германик был наделен, как никто другой: редкая красота и храбрость, заме­чательные способности к наукам и красноречию на обоих языках, беспримерная доброта, горячее желание и удивительное умение снискать расположение народа и заслужить его любовь. Красоту его немного портили тонкие ноги, но он постепенно заставил их пополнеть, постоянно занимаясь верховой ездой после еды. Врага он не раз одолевал врукопашную. Выступать с речами в суде он не перестал даже после триумфа. Среди памятников его учености ос­тались даже греческие комедии. Даже в поездках он вел себя как простой гражданин, в свободные и союзные города входил без лик­торов... Даже к хулителям своим, кто бы и из-за чего бы с ним ни враждовал, относился он мягко и незлобливо... Он пожал обиль­ные плоды своих добродетелей. Родные так уважали его и ценили, что сам Август — об остальных родственниках я и не говорю — долго колебался, не назначить ли его своим наследником и, нако­нец, велел Тиберию его усыновить. А народ так любил его, что ко­гда он куда-нибудь приезжал или откуда-нибудь уезжал, — об этом пишут многие, — то из-за множества встречающих или провожаю­щих даже жизнь его бывала в опасности; когда же он возвращался из Германии после усмирения мятежа, то преторианские когорты выступили ему навстречу все, хотя приказано было выступить толь­ко двум, а народ римский, без разбора сословия, возраста и пола, высыпал встречать его за 20 миль» (пер. М. Л. Гаспарова). Сеян — первый в ряду самых зловещих фигур, ставших характерны­ми для императорского Рима. Тацит (Анналы, IV,1—2) повествует о нем так: «Сеян родился в Вульсиниях и был сыном римского всадни­ка Сея Страбона; в ранней юности он состоял при внуке божествен­ного Августа Гае Цезаре, и не без слухов о том, что он продавал свою развращенность богачу и моту Апицию; в дальнейшем посред­ством различных уловок он настолько пленил Тиберия, что тот, обыч­но непроницаемый для окружающих, с ним одним оставлял свою скрытность и настороженность; и Сеян достиг этого не столько бла­годаря свойственному ему хитроумию (ведь и его одолели тем же оружием), сколько вследствие гнева богов, обрушенного ими на Рим­ское государство, для которого и его возвышение, и его низложение было одинаково роковым. Тело его было выносливо к трудам и ли­шениям, душа — дерзновенна; свои дела он таил ото всех, у других выискивал только дурное; рядом с льстивостью в нем уживалась над­менность; снаружи — притворная скромность, внутри — безудерж­ная жажда главенствовать, и из-за нее — порою щедрость и пыш­ность, но чаще усердие и настойчивость, — качества не менее вредо­носные, когда они используются для овладения самодержавною вла­стью. Сеян значительно приумножил умеренное влияние, которым прежде пользовался префект преторианцев, сведя рассеянные по всему Риму когорты в один общий лагерь... Как только лагерь был закончен устройством, Сеян принялся мало-помалу втираться в до­верие к воинам, посещая их и обращаясь к ним по именам; вместе с тем он стал самолично назначать центурионов и трибунов. Не воз­держивался он и от воздействия на сенаторов, стремясь доставить своим клиентам должности и провинции. Тиберий не мешал ему в этом и был до того расположен к нему, что не только в частных бесе­дах, но и в сенате, и перед народом превозносил Сеяна как своего сотоварища и сподвижника и допускал, чтобы в театрах, на городс­ких площадях и преториях в расположении легионов воздавались почести его статуям» (пер. А. С. Бобовича).